Тариинские хроники - Екатерина Бочкарева

тащила. А с его потенциалом и вашей единой направленностью дара проблем в разрешении на брак не будет, и чего ты артачиться? К тому же Димитр хорош. Половина курса на него слюни пускают, одна ты нос воротишь.

Я скривилась, как от кислого лимона. Руководитель практики казался мне придурковатым мужланом, словно его шамугель" за голову в детстве укусил. Лучше бы на Натьям глаз положил.

Соседка, в целом, была девушкой не плохой, но в голове — ветер. Однако у имевшей сильный светлый целительский дар и родившейся в бедной многодетной семье Натьям были свои планы на учебу, раз уж выбора, поступать или нет в академию, государство ей не оставило. Учеба была девушке в тягость, а главной целью стало удачное замужество. Вот ведь: отличный вариант для нашего руководителя практики, которому возраст поджимает — жениться: всё при ней, и дар, и почти кукольная внешность, и готовность восторженно "глядеть в рот". Так нет же!

С такими мрачными мыслями я повязала фартук поверх серо-зелëного форменного платья, переплела косу потуже и отправилась на учебу.

***********************

Дед на кушетке, более похожий на мумию, чем на живого человека, явно умирал. Глаза, закрытые тонкими, словно пленка, веками, поддерживались, пергаментная желтая кожа была такой сухой, что казалось ещё немного — и начнет трескаться и крошиться, щеки ввалились, тело под простыней казалось несоразмерно маленьким, словно детским, а из приоткрытого рта вырывался хрип.

И причиной его состояния была не болезнь, а старость. Я понимала, что он не жилец, и мне было горько и страшно одновременно.

— Клади ладони поверх сердца, мысленно направляй волну тепла по мышцам. Давай, это нужный опыт. Будешь хорошей девочкой, я тебе мороженку куплю, — Димитр прижался ко мне, делая вид, что контролирует процесс, и теперь его дыхание щекотало ухо, шевеля выбившийся из косы непокорный завиток у виска, — в качестве моральной компенсации. Любишь мороженое? Вот, молодец, дыши. Не пытайся лечить, просто облегчи его уход.

Страх, жалость, отчаяние от невозможности помочь старику, отвращение к Димитру, граничащее с ненавистью, стыд, сдавливали грудную клетку и затылок, мешая нормально дышать, мысли тянулись смолой, в глазах темнело. Старик хрипел, чужое дыхание, от которого, казалось, ухо уже стало влажным, раздражало. Затошнило, в глазах потемнело ещё больше.

В какой-то момент в моей голове словно что-то щелкнуло, сознание погрузилось в холодную отстранённость, мир стал чётче и резче. Я увидела искру жизни старика — пульсирующую в агонии, затухающую в темной энергии смерти, и я просто взяла и забрала её. В тот момент это было правильно. Руки Димитра резко накрыли мои.

— Глаза закрой, быстро! Ты шшшто творишшшшь? — зашипел он мне в ухо.

В следующую секунду мир качнулся. Снова затошнило, завертелось всё вокруг, пол зашатался под ногами и я бы кулем свалилась на пол, если бы стоящий позади преподаватель не подхватил моё тело.

***************

Я видела звезды. Сотни тысяч холодных колючих звезд во весь небосвод. И звëзды падали и падали с неба, пока одна, самая яркая, не угодила мне прямо в грудь, прожигая меня насквозь. Я услышала лишь вскрик "Аë! Нет!", когда дыра в груди начала разрастаться, пожирая меня изнутри. Я пыталась кричать. А вверху всë падали и падали звëзды.

************************

— Очнулась? — Димитр сидел в ногах, внимательно разглядывая меня, а сама я была в незнакомой комнате, — по хорошему, я должен бы сдать тебя государственной инквизиции… Давно слетел блок?

Я мотнула головой:

— Нет, это со мной впервые, — голос хрипел, более похожий на воронье карканье, я села, подтягивая колени к груди. — Я поставил новый. — Вы??? — Я. Я, дурак, увлекся тобой, Димитр вздохнул как-то обречённо, — ты такая забавная и серьёзная одновременно. Такой милый мышонок. Я даже досье не посмотрел. Дар не велик — запер бы тебя дома: рожать детишек да за усадьбой смотреть. А ты у нас, оказывается, яблочко с гнильцой.

Что же, я тебе помог, и в случае чего попаду под удар. Но теперь у нас разные дороги, не обессудь, — он с задумчивым видом взял прядь моих волос и пропустил между пальцами, — жениться я на тебе, в свете выяснившихся обстоятельств, раздумал. А других отношений ты не захочешь. — С-спасибо, — просипела я.

Димитр откровенно расхохотался.

— Сегодня ты ночуешь тут. Это мои комнаты. Да не сжимайся ты, как напуганный зверëк. Не трону. Ну а уж репутация твоя — не моя проблема. Лучше потерять репутацию, чем свободу. А то и жизнь. При том нам обоим. Фонишь, — он скривился, вздохнул, ещё раз пропустил между пальцами прядь моих волос, затем снова вздохнул, встал и вышел из комнаты.

Я осталась один на один со своими мыслями, и, не в силах уснуть, до утра не сомкнула глаз.

*****************

"Шамугель — крупный полухищный конь-тяжеловоз, использовавшийся когда-то на Рагандаре для перевозок, и ныне сохранившийся лишь в зоопарках и отдаленных уголках Таринии.

Тариинские хроники ч 3

Каньятская медицинская академия, три оборота Яхве назад.

Три дня прошли, как в тумане. Хотя, в целом, всё было спокойно. Даже Димитр меня теперь игнорировал, что не могло не радовать. Только в столовой я пару раз ловила на себе косые взгляды, да слышала, как шушукаются за спиной. Я решила, что жизнь и впрямь дороже репутации, а потому лишь повыше в скидывала подбородок, да сжимала зубы. Пошепчутся и забудут. А остальное… Может — пронесёт?

Местная представительница инквизиции, госпожа Кегелапан, была в академии в день происшествия, но, вроде бы, дело утрясли.

Я, как раз, собиралась на урок фармоковедения, когда мой браслет пиликнул уведомлением: меня ожидали в кабинете ректора.

— Магистр Юрас? — я откровенно нервничала: не так часто меня в магистрат вызывали, точнее — вообще не вызывали никогда до этого. — Добрый день, Катарина. Присаживайтесь, — магистр, сухонький, но очень подвижны старичок с бородой-лопатой и очень живым, пронзительным взглядом, указал мне на кресло с высокой темно-зеленой спинкой, — к нам, в наше учебное заведение, скоро явится инквизитор, — магистр внимательно глянул на меня из под кустистых бровей, — боюсь, он едет по вашу душу… — По мою? — пальцы похолодели, не успев присесть в кресло, я схватилась за его спинку, что бы не упасть — ноги словно ослабели разом. — Да, боюсь, что так. Во время Вашей последней практики произошел довольно заметный всплеск темных эманаций, это заинтересовало представителей контроля. К сожалению, Катарина, я связан присягой, и большего Вам сказать не могу. Но я вижу перед собой чистую душу, поэтому скажу: будьте осторожны.

Я вышла из кабинета на ватных ногах.