Такая музыка - Борис Екимов

- Ты куда, дядя?

- Это со мной,- ответил Сашка.

Мужчина понимающе кивнул головой и, вернувшись к переднему сиденью, сказал, обращаясь ко всем.

- Завтра два жмура, в час, как всегда.

Машина тронулась с места. Возле дома покойного она недолго ждала, пока "старшой" сбегает и вернется с положенной водкой и закуской; а потом снова пошла, набирая ход, к городу. Музыканты на ходу ловко разливали водку, закусывали - все шло своим порядком.

Сашка отказался от выпивки.

- На занятия, что ли? - догадался кто-то.

Лукич всю дорогу молча сидел, лишь в конце пути спросил у сына:

- Нам где лучше выйти? Он куда поедет?

- Я скажу,- ответил Сашка, а потом добавил нерешительно: - Мне в техникум бы надо.

- Обойдешься,- коротко ответил отец.

Они вышли из автобуса неподалеку от дома. Из-за Волги тянул пронзительный ветер. В затишке, по-над домами еще можно было идти, а на поперечных улицах несло словно в хорошей трубе, даже с гулом. Поблескивал чисто прометенный, будто выскобленный черный асфальт.

До дома дошли молча, но, войдя в квартиру, раздевшись и будто бы разойдясь: Сашка к себе, Лукич в ванную, через минуту, не сговариваясь, пришли в кухню и сели за стол. Сели и молчали.

- Чего же ты молчишь? - начал Лукич.- Рассказывай о своей новой жизни.

- Папа, давай без эмоций, а? - попросил Сашка.- Давай спокойно разберемся... Что, я ворую, краду у кого, а? Я же просто-напросто деньги зарабатываю.

- Какая это, к бесу, работа,- поморщился Лукич.- У тебя сейчас одна работа - учиться... Мы тебя обеспечиваем, кормим, одеваем. Создаем все условия, чтобы ты учился и ни о чем не думал. А ты?..

- А чего я? Я меньше с вас тяну. Вот если, к примеру, я завтра устроюсь лаборантом в техникум. На полставки. Ты будешь против?

- Почему? Работай, если хочется. Хотя необходимости не вижу. Лучше побольше времени учебе отдавать...

- Погоди,- снова остановил его сын.- Значит, лаборантом можно, а музыкантом?

- Каким, к черту, музыкантом! - взорвался Лукич.- Это позор! Позор всем нам! Да если мать узнает...

Сашка характер отца знал и слов перечных ему не говорил, давал вылиться, остынуть. И лишь когда выговорился отец, накричав много обидного, Сашка сказал твердо:

- А мне нравится.

- Чего, чего? - удивленно прошептал Лукич.

- Да, нравится,- непреклонно повторил Сашка.- Я не только на похоронах играю, а еще на свадьбах, на вечерах,- сказал он с явным вызовом.- Мне играть нравится. На похоронах играю и стараюсь так играть,- зажмурился он и кулаком потряс,- чтобы плакали люди, чтобы за душу их брало. И ты пойми, что мы играем. Шопен, Бетховен. Они что, тоже калымили, да? За пузырь траурную музыку писали?

- Нет,- решительно сказал Лукич.- Вот что я тебе скажу: всю эту музыку немедленно выкинь из головы. Ясно тебе?

- Не ясно.

- Чего тебе не ясно?

- Как это ты взял и запретил? Мне лет-то сколько?

- Ну и что? - вздохнул Лукич.- Это я в твои годы и себе был хозяином, и семье. А ты пока при нас, так что слушай, что тебе велят,- Лукич снова в сердцах закурил и глядел на Сашку, с трудом сдерживая гнев.- Так понял ты меня или нет?

- Понял,- ответил Сашки.- У тебя одна палочка-погонялочка.

- Станешь самостоятельным, будешь себе хозяином. А пока...

- Ну, ладно,- так же негромко, но уже сдерживаясь от подступившей обиды и гнева, сказал Сашка.- Ладно. Хорошо. Завтра я устраиваюсь работать. Я начну работать. До зарплаты, до первой получки можешь меня еще шпынять, разрешаю. Поздно приду или выпью... Но...- возвысил голос Сашка.- Но после первой получки давай все это закончим. Будем жить как равные взрослые люди и не вмешиваться в жизнь друг друга. Тебе нравится лобзиком выпиливать, а мне на дуде дудеть. Иначе я плюну и смотаюсь куда-нибудь. Договорились?

- А как же техникум? - глухо спросил Лукич.- Ведь всего год...

- А это уж я сам решу,- ответил Сашка.- Вечерний кончать, заочный или послать его подальше. Ну, как, договорились?

- Мне чего... договорились,- ответил Лукич.- Но завод - не оркестр. Быстро холку намнет.

Вот и решилось все, и будто говорить было больше не о чем, но Ивану Лукичу только что слышанное и самим говоренное вдруг показалось неправдой.

- Нет... Как-то ты слишком легко, вроде нет ничего. Захотел - учусь, не захотел - брошу. Учился-учился, год до диплома. Самый трудный, считай, год. Я помню, когда диплом делал, в щепку высох. А ты... вроде и лет тебе много, а как-то все по-мальчишески.

Ненужные то были слова, Сашка не слушал, к окну отвернулся и думал совсем об ином.

Спасибо, Леночка пришла. Она влетела в квартиру, тут же наполнив ее шумом и смехом, словно не одна девчонка в дом ворвалась, а целый табор. Сашка тут же к себе в комнату убрался, а Лукич остался на кухне. Он дочку усаживал за стол, что-то ей отвечал, растолковывал. Но потом, в какую-то минуту, он неожиданно остановился посреди кухни, сказал:

- Ты, дочка, давай сама здесь. А я прилягу пойду. Голова болит.

Леночка проводила отца удивленным взглядом.

Голова у Ивана Лукича и вправду болела. Может быть, оттого, что не мог он понять: что же надобно сыну? А понять, казалось, было нетрудно, ведь были они с Сашкой родными людьми. Слава богу, знали друг друга. И не раз, и не два рассказывал Ивал Лукич сыну о своей нелегкой жизни. И тот слушал. И наверное, не хуже отца-матери знал, как демобилизовался Иван Лукич в сорок пятом году по ранению. Как встретил будущую жену свою Розу. Она стрелочницей работала. Как стали они жить в будке стрелочницы, в этой скворечне, где печь всю будку занимала. Была эта печь для Ивана с Розой родной матерью. Кормились возле нее, грелись, а то и спали на ней. Лукич на работу устроился и сразу в вечернюю школу пошел, в пятый класс. И смех, и грех вспоминать. Голодуха, работа тяжелая, и одежонки нет. Что на тебе - то и твое. Роза постирает - на печи лежи голяком, жди, когда высохнет. А потом Сашка родился. Тесней и шумней стало. И Розе надо помочь, дела ее сделать, пока она с пацаном возится. Жена откровенно ругала мужнину учебу и даже в школу наведывалась: не заливает ли ей Иван глаза, не дурит ли. Но Иван Лукич гнул и гнул свое. И наконец, отучившись три года, распрямился. Хотя радоваться было рано. Из одного хомута пришлось в другой влезть, пожестче. Но тут уж и Роза согласилась, что надо в техникум поступать.

И пошел Лукич в техникум. Целых шесть лет ни отдыха, ни продыха не знал. Тогда уж он на завод, в электрики устроился, сначала учеником, потом на разряд сдал. Хорошо, когда третья смена попадала: и на занятия сходишь, и ночью, когда вызовов мало, уроки поучишь. Но это на неделю, на две можно исхитриться. А шесть лет в третьей смене не проработаешь.

Легкое это дело - прошлое вспоминать. А вернуться к нему даже в мыслях несладко. И как не хочется, чтобы сын его той же дорогой шел, когда время настало другое. Как не хочется!

Роза только пришла с работы и сразу почуяла неладное. Сашка был дома, в комнате своей скрывался. Леночка скучная сидела и предупредила мать: "Не шуми, у папы голова болит".

- Саша давно пришел?

- Не знаю. Он дома был.

- Они с папой не ругались?

- Нет.

Роза, накинув халат, сразу к мужу пошла:

- Ваня, что случилось?

Лукич сел на диване, помедлив, жене ответил:

- Ничего.

- Ты мне голову не морочь,- решительно сказала Роза.

- В общем... Сашка из техникума уходит,- решил не скрывать Лукич.- На завод будет устраиваться.

- Выгнали! - охнула Роза.- За что? Чего он, дурак, наделал? - Она беспомощно села на стул.

- Ничего не наделал,- объяснил Лукич.- Не хочет учиться. Пусть работает, дурь выбивает. Учиться и в вечернем можно. Учатся люди.

Молчание недолго висело в комнате. Оглушенная Роза скоро пришла в себя и бросилась к сыну:

- Саша, сынок! Ты чего же придумал?! Ты чего издеваешься над нами?!

Лукич пошел вслед за женой в комнату сына. Роза суматошилась возле сидящего на кровати Сашки. Она как-то странно подскакивала, взмахивая короткими руками. Точно взлететь пыталась. И кричала, и тихо говорила, и плачуще:

- Ты чего придумал, Саша. Чего тебе не хватает? Ишь куда, на завод ему захотелось! Успеешь еще! Наломаешься! Есть возможность, устроился, учись да учись, дурак такой! Думаешь, всякому это дано? Я бы, думаешь, не хотела? Целый день у станка стоишь, сколько этого железа перекидаешь. Сейчас холод, с улицы заготовку привезут, ледяная. Пальцы липнут. Вон погляди,- она протянула ему руки. Пальцы были изодраны.- А у тебя отец с матерью, слава богу, живы. Ни в чем тебе не отказываем. Ну, чего, скажи, чего тебе надо?! Чего не хватает? Учись да учись, горбатиться хоть на работе не будешь. Или ты с жиру сбесился?

А Лукич понимал, теперь уже твердо понимал, что ничего изменить нельзя и жизнь их семьи отныне потечет по-иному, и, как знать, по-доброму ли.

* * *

Несколько дней спустя Лукич встречал сына у проходной.

- Сынка ведешь, Иван Лукич? - спросил вахтер.

- Сына...

- Добрый час!

Лукич решил сына по всему цеху провести, показать, а уж потом о деле говорить, какое понравится. Неторопливо шли мимо дымящих сухим жаром электропечей, мимо ревущих белым пламенем газовых; кирпичные чаны бурлили и клокотали огненно-белым раствором. Термисты, опустив на лицо забрало защитных масок, выхватывали из кипящего расплава алые гроздья деталей и бросали их в ванну с машинным маслом. Раскаленные детали, уходя в черную вязкую жидкость, еще недолго красно светили, утопая. Тяжелые клубы пара и дыма окутывали ванну. И трудно было дышать удушливой смесью острых соляных паров и прогорклых масляных.