Последний сон разума - Дмитрий Липскеров

Как случается в обыденности, юношеские фантазии всегда бегут впереди реальности… Айза не стала показывать Илье своих мускулистых ног, а уж тем более не приходило ей в голову открыть перед парнем нежное и розовое, что спело и наливалось только для будущего мужа, а потому она, не раздеваясь, шагнула в воду и тут же поплыла, рассекая синеву неба, отраженную морем, равномерными саженками.

Придерживая свой тяжелый пах, Илья заковылял за девушкой, но к своему неудовольствию сразу же понял, что, отяжеленный, плывет куда хуже, чем его возлюбленная. Однако вода охладила его воспрявшее мужество, и пловец, постепенно утеряв свой якорь, поплыл свободнее, с каждым гребком догоняя девушку.

Когда его рука уже почти достала Айзу, уже могла поймать ее за розовую пятку, татарочка неожиданно всплеснула ногами, словно дельфиньим хвостом, и нырнула под воду, запенив поверхность теплым шампанским. Илья последовал за нею тотчас, молотил ногами, как пароходным винтом, стараясь не отстать, смотреть на девушку во все глаза, осязая ее целиком.

Она плыла на глубину, толкаясь сильно, разводя ноги широко, так что Илье казалось, будто видит он через намокший сатин что-то особенное, доселе невиданное, что сулило еще более праздничный запах, нежели девичья подмышка.

А Айза все глубже уходила под воду, все более мощными были ее гребки, и уже выпросталась из штанов рубашка, подол которой, казалось, плыл сам по себе, открывая кусок шоколадного живота с пулевым отверстием пупка, а хлопок на груди столь истончился от воды, столь прозрачными стали его нити, что розовый цвет восторжествовал над белым, и, лицезрея нежданные дары, Илья вновь отяжелел якорем, а когда настиг девушку почти перед самым дном, когда она улыбнулась ему, выпуская из красных губ пузырь воздуха, когда ее грудь словно в невесомости качнулась к поверхности, что-то оборвалось в животе Ильи, что-то случилось с его железным якорем непредвиденное, что заставило подростка в спешке повернуться к всплывающей Айзе спиной, задерживаясь на дне, пока живот сотрясали конвульсии, а с морской водой смешивался мрамор его страсти, его первой любви, оплодотворяя само могучее море, со всеми его обитателями в придачу.

Тогда он чуть было не утонул. Не хватило воздуха, чтобы всплыть. Лишь какое-то чудо спасло Илью и вынесло обессиленным на белый раскаленный песок, где он долго дышал, не понимая, что же все-таки с ним произошло, что оборвалось в нем там, на дне, отчего он сейчас смотрел на Айзу совсем другими глазами – не вожделеющими, а наполненными неизведанным чувством. Такое обычно приходит к взрослому мужчине, который выглядывает в женщине существо слабое, нуждающееся в нежности.

Айза лежала неподалеку. На сатин ее штанов, натянутый в согнутой коленке, и на хлопок измятой рубашки налип песок, и щека ее загорелая была в песке. И выгоревшая прядь на виске в песчинках… Илья видел еще и маленькую серебряную сережку, вставленную в ушко, прозрачное в солнечных лучах, так что было видно, как течет в нем и пульсирует кровь.

Да, он любил ее!..

Целую неделю они ходили купаться в одно и то же место, в одно и то же время. Айза так же стремительно бросалась в воду во всех одеждах, а он так же стремительно ее догонял, погружался в пучину за своей любовью подводным кораблем. Он любовался прекрасными очертаниями ее крепкого тела, уже более не тяжелея животом, уже привыкший к прелестной картинке и хранящий свой животворный мрамор до времени.

Отдыхая на берегу между своими заплывами, они почти не разговаривали, а лишь смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Он видел ее вишневые губы с кончиком красного языка на белых зубах, а она его воспринимала целиком – скуластым, с раскосыми глазами, с торчащими ушами и сильными пальцами, которые когда-нибудь накрепко сожмут ее грудь…

От общих запретных фантазий, а может быть, от крепкого июльского солнца они распалялись до сведенных мышц и вновь бежали к морю, как к мудрому посреднику, удерживавшему их своей прохладой от преждевременного взросления. Тогда они стремились к далекому дну, с каждым разом заныривая все глубже…

А в одно из воскресений, когда влюбленные один раз уже ныряли к морскому дну, соревнуясь с рыбами, а затем лежали в мягком песке, лениво отщипывая от спелых гроздей винограда и обсасывая мясные сливовые косточки, когда их головы оказались чересчур близко, соприкоснувшись мокрыми волосами, а губы, липкие фруктовым ароматом, потянулись навстречу, когда они впервые стукнулись зубами в неумелом поцелуе, а рука Ильи скользнула по груди Айзы, наталкиваясь на вишневые косточки, когда тела сотрясло электричеством страсти, в небе внезапно прогремело пушечным выстрелом. Гром раскатился по всей округе, налетел порыв ветра и швырнул в глаза любовников горсть песка. Это заставило их отпрянуть друг от друга в неожиданном страхе, и они, кашляя, схватившись за глаза, побежали к морю, где бросились шальными головами в набегавшую волну и поплыли к горизонту, а достигнув его, с промытыми от песка глазами, оборотили свои лица к небу, которое было целиком свободно от туч, и откуда тогда взялся гром и шквальный ветер – ничего этого им не было понятно.

Как и всегда, Айза нырнула первой, сильно оттолкнувшись от поверхности ногами. За ней, через секунду, набрав полные легкие воздуха, исчез с поверхности и Илья. Они плыли параллельно, наклонившись телами, словно подводные лодки, шли ко дну, которое располагалось где-то там, далеко внизу, его даже не было видно, несмотря на прозрачность воды. Так они плыли с минуту, выпуская ртами пузыри воздуха, а потом Илья стал показывать Айзе знаками, что пора возвращаться к поверхности, но она лишь улыбалась в ответ, желая во что бы то ни стало достичь водорослей… Еще через несколько секунд Илья стал беспокоиться, сбросил скорость и попытался схватить девушку за ногу, но она выскользнула и, толкнувшись еще более мощно, поплыла ко дну, темнеющему где-то совсем далеко. Илья закричал ей в ответ, что очень глубоко, что опасно! И в немоте, бесполезно выпустив из легких остатки воздуха, заколотил ногами, устремляясь наверх… Он вынырнул и, удерживаясь на поверхности, крутил головой на триста шестьдесят градусов, дабы скорее заметить Айзу и плыть к берегу. Но, черноволосая, она все не появлялась на поверхности, а он, уже испуганный страшным предчувствием, вновь нырнул, однако был уже совсем слаб от страха и, не проплыв даже четверти предыдущего расстояния, всплыл, будто пробка, и заколотил по воде руками, словно стараясь оттолкнуться от поверхности, как буревестник крыльями, и поискать Айзу с высоты. Но девушка не появлялась…

Еще бесчисленное количество раз Илья бросался камнем под воду; нашел в себе силы упасть до дна, где вода была холодной и безжизненной, и в одну из попыток ему вдруг показалось, что видит он свою возлюбленную, ее розовую пятку, и счастье на миг прибавило в легкие воздуха, так что он поплыл быстрее любой рыбы, но пятка оказалась лишь большой ракушкой-ропаном, отшлифованной водой до розового цвета. И тогда силы покинули Илью. Он не помнил, как всплыл, как добрался до берега, а оказавшись на белом песке, посмотрел на небо, потом в море, и завыл тоскливо, словно перед смертью:

– Айза-а-а!

Он простирал руки навстречу волнам и выл страшным голосом, как глухонемой, моля море вернуть ему девушку.

– Айза-а-а-уа-уа!

Слезы текли по его лицу дождевыми струями, пополняя море своей горькой солью.

Так он стоял и выл до самого вечера, а потом, шатаясь, поплелся в поселок, к дому, в котором жила его Айза…

Девушку искали неделю. Все лодки были спущены на воду, и все мужчины селения с утра до вечера прочесывали бухты и заливы в поисках утопленницы.

Илью с собой не брали. Он оставался на берегу и твердил женщинам селения, что Айза вовсе не утонула, что она превратилась в дельфина или в какую-нибудь другую рыбу и уплыла в самую глубину моря.

– Айза-а-а!!!

На подростка смотрели с состраданием, пока перламутровая волна на исходе седьмого дня поисков не вынесла на берег сатиновые штаны, принадлежавшие девушке, – их признал ее отец.

С расплющенным в драках носом, над которым страдали глаза-щелочки, с могучей шеей, по которой сновал вверх-вниз кадык, родитель стоял, широко расставив ноги, и держал штаны дочери так, словно на его кузнечных руках лежало тело самой Айзы. Вокруг печалились родственники, и все остальные жители утирали мокрые от слез щеки.

– Ай-за-а-а-а-а! – закричал Илья в последний раз, и так надрывен был этот крик, что голос подростка треснул на самой вершине и сорвался в неутешных рыданиях.

И тут произошло неожиданное. Отец Айзы сделал шаг вперед, из глаз его ушла печаль, оставив место злобе. Он передал вещь Айзы кому-то из женщин, шагнул еще раз и, протянув руку с указующим на Илью перстом, сказал:

– Он ее убил!

В народе ахнули.

– Он ее убил! – твердо повторил отец девушки. – Он ее изнасиловал!