Вожак санитарной упряжки - Евгений Коковин

Глава шестая

НА ФРОНТ

Весь май ездовые собаки оставались без дела. Анисимов, Ильинский и другие вожатые были заняты постройкой маленьких лодочек-волокуш для упряжек. Обычно в полдень Анисимов открывал наружную дверь будки. Через вторую решетчатую дверь собакам был виден весь двор. Снежок спокойно лежал, а Малыш принимался лаять. Тогда опять приходил вожатый и строгим тоном произносил слово запрета. Подавать голос днем собакам запрещалось: это отвлекало других собак - связных, санитарных и караульных - от учебы. Малыш скучал. Он предпочитал двигаться в упряжке, тянуть нарты с полным грузом, чем сидеть взаперти, за ненавистной деревянной решеткой. Да что там, предпочитал. Отдохнув после перехода, Малыш во время прогулок всюду искал и вынюхивал следы от полозьев. Он искал нарты, хотел мчаться в строю собак по просторам заснеженных полей под большим чашеобразным небом. Июнь чередовал дождливые и солнечные дни. Погода никак не могла установиться. В воскресенье Анисимов явился какой-то необычный, взволнованный. И его взволнованность и беспокойство Малыш почувствовал и воспринял немедленно. Потом пришел Ильинский. Вожатые очень долго стояли около будки и разговаривали, забыв о собаках. Они говорили о начавшейся войне, о том, чего не знали и не понимали Малыш и Снежок. Потом начались сборы. Но с места подразделение снялось лишь осенью. Потянулись скучнейшие дни жизни в закрытом товарном вагоне. Состав подолгу стоял на полустанках, в тупиках, среди множества железнодорожных путей и разнообразных вагонов. Мимо проходили воинские эшелоны. На платформах везли танки и орудия, накрытые брезентом, похожие на невиданных огромных животных. Затем, после длительного путешествия в вагоне, ездовые собаки целых два месяца жили на окраине какой-то большой деревни, в огромной заброшенной конюшне. Уже выпал снег. Первый снег взволновал Малыша. Выпущенный из конюшни, Малыш неторопливо побежал по дороге, принюхиваясь к бесчисленным следам. А через неделю Анисимов пришел в конюшню веселый и возбужденный. - Ну вот, теперь и науки кончились, - сказал он. - Теперь работа будет. Собак запрягли не в нарты, а в особые лыжные установки с санитарными носилками. Малыш по-прежнему бежал позади Снежка. В голове упряжки место вожака занимала Юнта - немолодая, но подвижная, опытная и на редкость усердная лайка. За Малышом следовал Жук, серебристо-черный пес с бедовым характером. Вволю отдохнувшие собаки легко понесли установку, так что Анисимов едва поспевал за ними на своих еще не обкатанных лыжах. Упряжки мчались, растянувшись по дороге длинным поездом. Они приближались к фронту.

Глава седьмая РАНЕНЫЙ СПАСЕН

Рано утром послышался отдаленный грохот. Малыш вскочил и заметался. Вскочили и другие собаки. - Ложись! - приказал Анисимов. Перед наступлением наши артиллеристы начали обстрел немецких позиций. В землянке еще было совсем темно. Лишь вверху повис блеклый квадратик единственного окошка. Малыш покорно лег. Смутное предчувствие необычайного тревожило его. Непонятный гул нарастал. И вдруг все стихло. Только издалека доносились пулеметные очереди, хорошо знакомые подготовленным собакам. Потом снова загрохотали орудия. Землянка вздрагивала, стекло в окошке дребезжало, раздражая Малыша. Вожатые уходили и приходили, успокаивали собак, шептались между собой. Зашел командир подразделения старший лейтенант Федулов, осмотрел собак и, уходя, сказал: - Быть готовыми! - Есть быть готовыми! - вместе ответили вожатые. Никогда еще Малыш не видел людей такими сосредоточенными. Он не знал, что такое бой, но чувствовал, что от него сегодня потребуется напряжение, сила и верность. Иначе, зачем так особенно внимательны к нему и к другим собакам все бойцы? Иначе, почему так ободряюще звучит голос Анисимова? Все были полны ожидания: и вожатые и собаки. Снова явился старший лейтенант. Он, видимо, спешил и даже не зашел в землянку, а лишь открыл дверь и приказал: - Товарищ Рыбалко, подготовить три упряжки. Командир отделения сержант Рыбалко подчеркнуто спокойно назвал фамилии: - Анисимов, Фирсов, Ильинский... Когда упряжки были подготовлены и тронулись в путь, бой уже затихал. Где-то очень далеко слышался неясный шум, похожий на движение тракторов. По мере того как упряжки приближались к передовой, выстрелы и пулеметные очереди становились громче, отчетливее. Но стрельба нимало не смутила собак. Юнта была опытная фронтовичка, а Малыш, Снежок и Жук привыкли к выстрелам еще в дни учебы. Собаки легко тащили по накатанной дороге лыжную установку. Дорогу плотно обступал хвойный заснеженный лес. Перед выходом на опушку упряжки остановились. Из леса санитары осторожно вынесли раненого бойца. Его бережно уложили на носилки лыжной установки. Затем принесли второго раненого и затем третьего. Упряжки тронулись в обратный путь. Впереди шел сержант Рыбалко. Вожатые двигались за установками, заботливо придерживая их на спусках. Раненые стонали. И собаки, словно чувствуя их страдания, тащили установки осторожно, ровно, без рывков. В этот день упряжки сделали два рейса с передовой до госпиталя. На следующий день наступление продолжалось и работы для упряжек стало больше. К концу дня Анисимов получил приказание выйти с упряжкой на поле боя. Только что отбили ожесточенную контратаку немцев. Противник отступил и, видимо, готовился повторить удар. На поле остались раненые бойцы. Вскоре все они были подобраны санитарами. И только один солдат не был вынесен с поля боя. Он лежал в небольшой лощинке, тяжело раненный осколком в голову. Но даже приблизиться к нему санитарам не удалось. А все знали, что он жив. И кроме того, знали, что пулеметчик Васильев совершил героический поступок. ...С ручным пулеметом Васильев выдвинулся вперед и выбрал удобное место для ячейки. Он лежал, низко пригнув голову, и наблюдал за полем боя. Ветер дул ему в лицо, срывал с бруствера ячейки колючую снежную пыль. Васильев знал, что немцы вот-вот должны появиться на гребне возвышенности за лощинкой. Пусть попытаются! Ожидать долго не пришлось. Гитлеровцы словно выросли на гребне и, пригибаясь и ведя бешеный огонь из автоматов, бросились вперед. Васильев быстро осмотрелся и дал очередь. Он бил наверняка. Немцы ринулись к нему. Но уже послышались сливающиеся в общий треск выстрелы наших пехотинцев. А потом немцы побежали назад. Васильев поднялся и, преследуя их, на ходу бил из пулемета. Он упал, раненный осколком мины, и еще лежа стрелял. - Товарищ старший лейтенант, - сказал Анисимов, - разрешите мне. Командир подразделения испытующе взглянул на вожатого. - Надо попытаться. Идите слева, вон от той елки. Но берегите собак. Без них пропадете. Анисимов кустарниками вывел упряжку к высокой елке. - Вперед! - прошептал он и побежал, низко пригибаясь к земле. Собаки побежали за ним. Глубокий снег был истоптан тысячами следов. Малыш чувствовал горький запах пороха и копоти. Он на бегу лизнул почерневший снег и фыркнул. Вдруг на немецкой стороне длинной очередью застучал пулемет. - Ложись! - падая, крикнул Анисимов. Малыш с прыжка лег на снег. Он видел, как Юнта, прижав уши, поползла. Потяг натянулся. Пополз Снежок. Извиваясь и зарываясь в снег, Малыш двинулся за ним. Затаив дыхание, красноармейцы следили за упряжкой. Выждав момент, Анисимов вскочил и успел пробежать метров пятнадцать. Стремительно рванулась за ним Юнта. Собаки догнали вожатого и снова легли. Опять на вражеской стороне злобно затакал пулемет. Анисимов больше не поднимался. Он полз впереди упряжки. Пули взвизгивали и ворошили снег. Сейчас Анисимовым владела одна мысль добраться до лощинки, где лежал Васильев. Добраться во что бы то ни стало! В это время пулеметные очереди послышались с нашей стороны. Поддержка оказалась кстати. Анисимов пополз к маленькой высотке. Теперь пули не могли задеть его. Едва заметный пригорок все же был надежным укрытием. Анисимов даже приподнялся и пополз на четвереньках. Собаки все еще ползли, несколько отстав от вожатого. Но как только упряжка оказалась укрытой от обстрела, Юнта вскочила. В момент упряжка была возле вожатого. - Милые! - прошептал Анисимов. Пока они были в безопасности. Анисимов нашел Васильева лежащим без сознания. Одной рукой он держался за шейку пулеметного приклада. Около головы снег был красным от крови. Вытащив из волокуши два индивидуальных пакета, Анисимов покрыл голову Васильева толстым слоем бинтов. Положить раненого в волокушу оказалось нелегко. Но вот бесчувственный бледный Васильев лежит в лодочке. Вожатый, стоя на коленях, оглаживает собак. А пулеметы бьют и бьют. - Ну, тронулись, дорогие! Вперед! И снова поползли вожатый и собаки. Теперь тащить волокушу было несравнимо тяжелее. Нос лодочки зарывался в снег и тормозил. Между тем упряжка достигла открытого места, и пули снова назойливо запели над вожатым, над собаками и над волокушей. Полностью доверив управление Юнте, Анисимов полз сзади, подталкивая и поддерживая волокушу. Малыш напрягал все силы. Увлекаемый примером Юнты, он рвался за ней и приходил в ярость, когда волокуша застревала и потяг удерживал собак. Выбрасывая лапы вперед, Малыш отчаянно цеплялся за снежный наст. Пули своим пронзительным визгом бесили его. В тот момент, когда Малыш чуть приподнялся, одна из них обожгла его спину, и он почувствовал в этих невидимых кусочках металла смертельных врагов. О подвиге анисимовской упряжки стало известно во всей дивизии. В армейской газете была напечатана заметка "Вожатый Анисимов и его собаки". В заметке упоминались и Юнта, и Малыш, и Снежок, и Жук. Потом приехал генерал и вручил Анисимову медаль "За отвагу". Появление упряжки всюду приветствовали. - Анисимов едет! - кричали бойцы, издали заметив собак. - Товарищ Анисимов, которая у тебя Юнта? - Вот так Малыш! - восторгались бойцы. - Такой Малыш волку спуску не даст. - Нипочем не даст, - соглашались другие. Когда Анисимов подготовлял волокушу, чтобы отправиться на переднюю линию, к упряжке подошел боец и спросил: - А что, товарищ, на Центральном вам не приходилось бывать? - Не бывал, - ответил вожатый. Солдат погладил Малыша. - Вот такой же песик был в упряжке, что меня из-под огня раненого вывез. От верной смерти спасли. Имечко только не знаю. Очень похож... Он достал из мешка кусок сыру и, разрезав его на четыре части, дал собакам.