Эскадра его высочества - Алексей Владимирович Барон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А господа студенты не успевали удивляться. Если снаружи бросалось в глаза подчеркнутое уважение к ландшафту, к естественной флоре, без труда угадывалось явное желание ограничиться самыми малыми изменениями, то внутреннее убранство виллы удивляло полной противоположностью, – количеством вложенного труда. Стремление к максимальному комфорту и даже к расточительности здесь чувствовалось с первых шагов. Уже в коридоре гости ощутили насыщенный, но тонкий и удивительно приятный аромат. Архитектор Франц воскликнул, указывая на стенные панели:
– Да это же настоящий сандал, господа! Я не ошибаюсь?
Магда Андреевна слегка улыбнулась.
– Панели не целиком сделаны из сандала, в них вставлены отдельные дощечки.
– Хорошая штука этот сандал, – заявил Бурхан, поводя носом. – А где он произрастает?
– На материке Изгоев, – грустно сказал Франц.
Он начинал сознавать, что соединить свою судьбу с девушкой, живущей в подобной роскоши, будет весьма непросто, если вообще возможно. Это его страшно расстроило, поскольку он уже твердо решил судьбы соединять. На всю жизнь, до гроба. Только вот какого гроба – сандалового?
А в туалетной комнате пришла очередь удивляться инженеру Куземе.
– Вы посмотрите, посмотрите, – восхищался он. – Бронзовые краны, фарфоровые раковины! Франц, глупая голова, тут же полноценная канализация!
– Что? Какая канализация?
– Да еще и горячая вода есть. И все это – среди леса!
– Принцесса… среди леса? – пробормотал Франц.
– Блеск, – кивнул Кэйр.
Туалетная комната действительно блистала. Она была облицована кафелем, сияла чистотой. Из нее не хотелось уходить.
– Да, – сказал Бурхан. – Это ж сколько нужно денег, чтобы так жить?
– Кажется, мы угодили в сказочный замок, – проворчал Ждан, утираясь хрустящей салфеткой.
– По ошибке, – вставил Кэйр, протягивая ему полотенце.
– Надеюсь, что не к людоеду, – хохотнул Бурхан.
И от его хохотка всем вдруг стало немного не по себе.
– Нет, – после некоторого молчания веско сказал Кэйр. – Не к людоеду. К кому-то более значительному.
– Утешил, – уныло пробормотал Франц.
Кэйр сочувственно положил ему на плечо руку.
– Встряхнись. И постарайся за столом не сидеть бучилой. Знаешь, где решаются человеческие судьбы?
– Что, в туалете?
– Нет. Судьбы решаются именно за столом. В туалете за них расплачиваются.
Лицо влюбленного внезапно прояснилось.
– Г-глубочайшая мысль, камарад! Ты долго ее высиживал?
Бурхан и Кузема переглянулись.
– Кто знает, может, еще и выживет, – печально сказал Бурхан.
Ждан вздохнул:
– Ну, если будет хорошо питаться.
* * *
…Веранда была залита лучами заходящего солнца. Курились полезные антикомариные палочки. На белой скатерти благородно темнело серебро, а в графине искрилось нечто гранатовое. Все располагало к безмятежному общению, однако беседа наладилась не сразу.
Ждан нервно ерзал, озирая многочисленные ножи и вилки. Изольда и Франц молча уткнулись в пустые тарелки. Бурхан глазел на Инджин и глупо улыбался. Лишь Кэйр с Камеей поддерживали светский разговор о различных пустяках, при этом старательно избегали вопросов действительно интересных.
– Я заказала мясное меню, – сказала Камея. – Быть может, нужно что-нибудь другое?
– О нет, спасибо. Считается, что мужчинам нужно почаще употреблять мясо.
– Да, в нем много аминокислот, включая незаменимые.
Кэйр с удивлением взглянул на собеседницу. Не выдержав, он все-таки решился задать личный вопрос.
– Простите, мадемуазель, вы где-то учитесь? Мне кажется, что я вас уже видел. – Не в университете?
– Да, наверное. Я – студентка медицинского факультета.
– Замечательно!
Влюбленный Франц вдруг встрепенулся и пропел ужасным голосом:
Бывают, братие, мозги,
В которых не видать ни зги…
Благовоспитанный Кэйр поперхнулся и окаменел. Однако выходка оказалась вполне уместной. Инджин расхохоталась и немедленно подхватила:
Приличны там условия
Для дьявола здоровия!
Потом они продолжили уже дуэтом:
Чтоб оный не скрывал рожки
Под вид студенческой башки,
Доценты мигом снимут стружку
Хоть за понюх, хоть за полушку!
И так далее, до самого конца этого весьма корявого, и, быть может, именно по этой причине очень популярного студенческого гимна.
– О, майн либер Мохамаут! – со слезой в голосе воскликнул Франц. – Шельма матер…
Вот это уже было опасным. Сентиментальность в архитекторе прорезалась тогда, когда он изрядно нарезался. Тогда его излишнюю эмоциональность нейтрализовать можно было только одним способом – длинной речью, которую дисциплинированный Франц никогда не решался перебивать. В любых других обстоятельствах чрезвычайно начитанный герр Кирш ловил за рукав ближайшую жертву и начинал бесконечные излияния с мудрыми цитатами, которые знал в немыслимых количествах.
– Кхэм, – сказал Кэйр, поднимаясь из плетеного кресла. – Дамы и господа! Коль скоро выяснилось, что все мы суть питомцы единой alma mater, молочные, так сказать…
– …поросята, – кивнула Инджин.
– Ах, как это прекрасно, – пробормотал Франц. – Храм высокой науки, студенческое братство… Gaudeamus igitur.
– …позвольте мне сказать по этому поводу несколько слов.
– Давай-давай, ваша честь, – прошипел Бурхан. – Спасай положение!
Ждан ловко долил вина в бокал оратора, а дамы вежливо похлопали.
– Благодарю, – сказал Кэйр. – Кхэм. Итак…
Он приступил.
Лишь минут через пять, если не через шесть, а если не кривить исторической правды – то и через все восемь, заметив, что Франц вновь впал в прострацию, уморился и сделался временно неактивным, Кэйр сжалился над аудиторией.
– …так выпьем же за то, чтоб никогда не гас сей светильник во мраке покаянского фанатизма, магрибинского варварства и, прости уж меня, Ждан, муромского невежества. Уф! Amen. Кажется, я всем всыпал.
Девушки, у которых уже онемели руки, державшие бокалы, дружно переглянулись.
– Боюсь, что я вас смертельно утомил, – сказал Кэйр, когда все выпили.
– Зато дали возможность понять, насколько вы преданы друг другу, – сказала Камея, улыбнувшись Францу.
Франц сонно кивнул:
– О, йа, йа. Виссеншафт унд брудершафт. Ибо сказали фарисеи…
Впервые улыбнулась Изольда. Тут очень кстати подали кофе, а Магда Андреевна преподнесла собственноручно испеченный пирог.
– С черемухой, – очень по-домашнему сказала она. – Налетайте, господа студентисы!
Все оживились, налетели. Атмосфера сделалась более раскованной, посыпались шутки. А когда стемнело, явился грозный Руперт, но уже не с пистолетами, а с гитарой. После долгих просьб и увещеваний Магда Андреевна спела очаровательный четырховский романс. И тут, когда всем уж окончательно похорошело, в ворота постучали.
* * *
Руперт отложил гитару и пошел открывать. Через минуту прямо к веранде подъехал всадник. У ступеней он спрыгнул, легко взбежал наверх. Приехавший оказался гвардейским офицером. Ни больше, ни меньше.
– Это ко мне, – сказала Камея, вставая.
Офицер молча поклонился и протянул пакет. Камея подошла к лампе, привычным движением сломала печати, быстро прочла письмо. Потом улыбнулась и позвала:
– Господин Фоло!
– Да? – озадаченно отозвался Кэйр.
– Насколько я поняла из разговоров, вы и ваши друзья еще
