Жила-была девочка: Повесть о детстве прошедшем в СССР - Виктория Трелина

Наш дом в самом конце деревни. На этом краю нет ни одного фонаря. Мы сворачиваем за угол и ступаем в полную темноту. Из-за своих заборов лают собаки. А вон вдалеке и наше окошко, «в окнах огонёк». Там нас ждёт бабушка. Я разгоняюсь и бегу по темноте, и слышу только скрип снега под ногами. Больше никаких звуков и картинок. Тишина и темнота, только мои шаги и моё жёлтое окошко. Это похоже на сказку.

Калитка у нас железная и тяжёлая, я открываю её привычным движением, она отвечает мне таким знакомым писком. Гостеприимно распахивается и бабах – ударяется о забор. Я так люблю этот звук. Его слышно отовсюду: из хаты, с огорода, из сада. Услышав его, сразу понимаешь, что кто-то пришёл, принёс гостинцев и хорошие новости.

Бабушка тоже слышит калитку, я забегаю в тёмный коридор и луплю в двери, потому что в потёмках не могу найти щеколду, и ещё потому, что прямо надо мной чердак – чёрная дыра в потолке. Я стараюсь не смотреть вверх, пока слушаю бабушкины шаги в прихожей. Вот она открывает дверь.

– Ой, ой, ой, – Лапушка моя приехала, – бабушка трясёт меня за плечи и хлопает в ладоши моими руками. В нос тут же ударяет до слёз приятный запах пшённого кулеша, об сапог уже, мурча, ласкается кошка. На табуретке у духовки сидит Нянька, опираясь на палку. Она не расстаётся с палкой нигде, потому что Нянька очень старенькая, она качала в колыбельке мою бабушку, когда та была маленькой. Наверное, бабушка тоже звала её Нянькой, поэтому это имя бабушкина тётя носит всю жизнь. Она живёт через дорогу от нас, в домике, побеленном глиной. И каждый день по четыре раза приходит к нам в гости: набрать воды в колодце, посмотреть телевизор, поговорить и попеть песни. У неё нет колодца во дворе, нет телевизора, и песни петь некому – Нянька живёт одна.

– А кто это тут приехал? – нараспев произносит она и делает нарочито-удивлённое лицо. Я вхожу в прихожую прямо в сапогах и гордо демонстрирую себя бабушке, Няньке и кошке. В этот момент я кажусь себе городской красавицей, такой долгожданной, такой любимой и взрослой.

С меня снимают пальто, варежки на резинке, и кроличью шапку в форме каски. Голове становится приятно и легко. Бабушка гребешком зачёсывает мою влажную чёлку со лба на бок. Ей так больше нравится. Я не мою после улицы руки, и не снимаю гамаши. Одной рукой глажу кошку, другой ем вкуснейшую кашу. Все на меня смотрят и спрашивают всякие пустяки: нравится ли мне в садике, как зовут воспитательницу и где лучше, в городе или в селе. Я знаю весь этот набор вопросов наизусть, потому что отвечаю на них постоянно. Взрослые любят спрашивать одно и то же. И я в который раз повторяю заученное: «Не очень. Елена Михайловна. В селе».

Дедушка достаёт из огромной сумки продукты, купленные в городе и в районном центре: булочки, лимонад, кулёк конфет «золотой ключик», розовую колбасу с белыми кружочками сала, четыре пачки печенья, пряники и бутылку с прозрачной, как вода жидкостью. Я знаю, что эта бутылка для деда-Кузьмича, который завтра будет резать и смолить нашего поросёнка.

Нянька, постукивая палкой об пол, напевает: «В потребиловку селенья, ай-люли, воз огромный с русской горькою везли». Я ничего не понимаю из Нянькиных песен, в них всегда очень много странных слов. Мне порой кажется, что она сама их выдумывает, потому что, больше нигде и никогда я их не слышу. Но я всё равно люблю её песни и смеюсь, когда немного улавливаю смысл:

«Свёкор с печки убилси, за пень за колоду завалилси.А кады б я была Устина, я б повыше взгромоздила,Чтоб убилси не подылси,Чтобы гохнул, не вохнул»

Я угощаю Няньку булочкой и конфетами. Булочку она заворачивает в газету, чтобы съесть дома с молоком, а конфеты кладёт в серый носовой платок, который сначала долго ищет в кармане, а потом так же долго развязывает на нём узелки. Я знаю, что конфеты она есть не будет, а принесёт их мне в этом же платочке когда-нибудь летом. Нянька думает, что я забуду про них, но я всё помню. И давно выучила, что все лакомства, которые попадают в волшебный платок, возвращаются ко мне в нём же целыми и невредимыми, только пропитанные запахом платочка и Нянькиного дома. У неё в доме всё пахнет одинаково: и железная кровать под иконами, и полотенца, и все вещи в шкафах. В прихожей у Няньки стоит буфет, в котором всегда много засохших сладостей и водятся муравьи, а ещё у неё в доме настоящая русская печка с чугунами за зелёной занавеской. У всех остальных в домах печки маленькие, и называются грубки. У нас тоже есть грубка. Бабушка топит её старыми газетами, дровами и углем. Угольки тлеют и падают в поддувало. Я выламываю из веника прутики и трогаю раскалённые угольки, кончик прутика становится коричневым.

Нянька собирается домой, бабушка идёт с ней во двор, чтобы закрыть калитку «на глухую», я не знаю почему «на глухую», но тоже так говорю. Нянька проходит прямо под окном, возле которого я сижу. Я знаю, что ей видно меня хорошо, потому, что в доме горит свет. А мне, для того, чтобы помахать ей рукой, нужно упереться лбом в двойное стекло, внутри которого на вате, как на снегу краснеют сухие веточки рябины.

А потом я тону в нереально мягкой перине, предварительно попрыгав на ней. Я подлетаю до потолка, а подо мной скрипит кроватная сетка-батут. Часы бьют одиннадцать ночи. Громко и с эхом на всю хату. Сейчас они бьют одиннадцать раз, а в половине двенадцатого отстучат всего лишь один удар. Но этого я уже не услышу – в деревне я засыпаю мгновенно. А вот когда к нам приезжают гости из Курска, Харькова и Ростова, они не могут спать из-за этого звука. И дедушка останавливает часы, удерживая их за маятник, а по утрам снова заводит, открыв стекло и громко проворачивая ключик – Г-р-р, г-р-р.

Я закрываю глаза и улыбаюсь. Вот я и дома. Вот оно счастье. Я уже не помню, что только сегодня с утра я ехала в скучном городском автобусе с Белой горы и репетировала танец хлопушек в противном детском саду.

Дед Мороз, красный нос табуреточку принёс…

Новогодние праздники такие приятно-длинные. По телевизору по обеим программам целыми днями показывают ёлки, концерты и мультики про дедов морозов. Мультики мы смотрим вдвоём с Нянькой. А концерты все вместе. Мне очень нравится взрослая песня про «три белых коня», у меня от неё бегут мурашки по рукам, я чувствую, что новый год совсем рядом и вот-вот произойдёт что-то радостное и необычное. Я надеваю, пахнущую картонкой и клеем, маску ёжика с круглыми дырочками для глаз и подпеваю: «Иу носят меня, Иу носят меня в звенящую снежную даль…»

За окном, выходящим на дорогу, на белом снегу маячит тёмная фигурка. Нянька, забывая про палку, проворно поднимается с табуретки, торопится первой увидеть, кто же там идёт. Дедушка приподнимается на диване, опираясь на локоть. Бабушка надевает очки и всматривается в женский силуэт.

– Катечка, Зинка, – гадают они с нянькой наперебой.

– Почтальонка, – сдержанно объявляю я и угадываю, потому что, как говорит бабушка, у меня самые молодые глазки, и синюю сумку через плечо у бабы Нюры, я увидела раньше всех.

Баба Нюра-почтальонка заходит к нам в прихожую вся румяная и в мелких снежинках. Она выкладывает на стол холодные газеты «Труд» и «Сельская жизнь», комната тут же наполнятся запахом зимы и свежих газет. Я пью чай из засушенных листиков зверобоя и завороженно жду, полезет ли баба Нюра в маленький кармашек сумки. Там у неё обычно письма и открытки. Под Новый год у нас в доме их бывает особенно много. Я собираю красивые открытки с зайчиками и снегурочками от наших родственников и от дедушкиных учеников, а потом рисую таких же зайчиков в своём альбоме.

В воскресенье я с самого утра жду, когда начнётся «В гостях у сказки». Вообще-то, я больше люблю мультики, а не фильмы, но эту передачу всегда смотрю и подпеваю: «Если вы не так уж боитесь Кощея, и Бармалея и Бабу Ягу, приходите в гости к нам поскорее, там где зелёный дуб на бе-ре-гу». Иногда изображение начинает мелькать и шипеть, тогда я становлюсь на стул и бью ладошкой по коричневой крышке телевизора, так обычно делают взрослые. Мы с Нянькой смотрим сказку «Морозко», про Настеньку и Марфушеньку-душеньку. А потом с бабушкой долго ищем такую книжку в хате и на веранде на многочисленных полках. Находим, радуемся. Её вечером обещает прочитать дедушка. Но я не могу ждать до вечера, находясь под впечатлением от просмотренной сказки, я листаю книгу с начала в конец и обратно, обвожу ручкой девочку в платочке на обложке, и прошу Няньку почитать. Но она говорит, что не умеет. Я удивляюсь, как это – взрослая старая бабушка не умеет читать. И Нянька рассказывает мне о своём детстве, о том, как мама не пустила её в школу, потому что некому было ухаживать за братиками и сестричками и прясть пряжу. Эта злополучная прялка до сих пор стоит у Няньки дома. Она прядёт на ней овечью шерсть для всего села, а потом вяжет суконные носки. Я тоже пробовала прясть – это очень трудно. Бедная Няня.