Если душа родилась крылатой - Марина Цветаева

26 июня 1916

На базаре кричал народ,Пар вылетал из булочной.Я запомнила алый ротУзколицей певицы уличной.В темном — с цветиками — платке,— Милости удостоитьсяТы, потупленная, в толпеБогомолок у Сергий-Троицы,Помолись за меня, красаГрустная и бесовская,Как поставят тебя лесаБогородицей хлыстовскою.

27 июня 1916

Златоустой Анне — всея РусиИскупительному глаголу, —Ветер, голос мой донесиИ вот этот мой вздох тяжелый.Расскажи, сгорающий небосклон,Про глаза, что черны от боли,И про тихий земной поклонПосреди золотого поля.Ты, зеленоводный лесной ручей,Расскажи, как сегодня ночьюЯ взглянула в тебя — и чейЛик узрела в тебе воочью.Ты в грозовой высиОбретенный вновь!Ты! — Безымянный!Донеси любовь моюЗлатоустой Анне — всея Руси!

27 июня 1916

Ты солнце в выси мне застишь,Все звезды в твоей горсти!Ах, если бы — двери настежь! —Как ветер к тебе войти!И залепетать, и вспыхнуть,И круто потупить взгляд,И, всхлипывая, затихнуть,Как в детстве, когда простят.

2 июля 1916

Руки даны мне — протягивать каждому обе,Не удержать ни одной, губы — давать имена,Очи — не видеть, высокие брови над ними —Нежно дивиться любви и — нежней — нелюбви.А этот колокол там, что кремлевских тяжеґле,Безостановочно ходит и ходит в груди, —Это — кто знает? — не знаю, — быть может, — должнобыть —Мне загоститься не дать на российской земле!

2 июля 1916

Белое солнце и низкие, низкие тучи,Вдоль огородов — за белой стеною — погост.И на песке вереница соломенных чучелПод перекладинами в человеческий рост.И, перевесившись через заборные колья,Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд...Старая баба — посыпанный крупною сольюЧерный ломоґть у калитки жует и жует.Чем прогневили тебя эти серые хаты,Господи! — и для чего стольким простреливать грудь?Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,И запылил, запылил отступающий путь...Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,Чем этот жалобный, жалостный, каторжный войО чернобровых красавицах. — Ох, и поют жеНынче солдаты! О, Господи Боже ты мой!

3 июля 1916

Соперница, а я к тебе придуКогда-нибудь, такою ночью лунной,Когда лягушки воют на прудуИ женщины от жалости безумны.И, умиляясь на биенье векИ на ревнивые твои ресницы,Скажу тебе, что я — не человек,А только сон, который только снится.И я скажу: — Утешь меня, утешь,Мне кто-то в сердце забивает гвозди!И я скажу тебе, что ветер — свеж,Что горячи — над головою — звезды...

8 сентября 1916

Евреям

Кто не топтал тебя — и кто не плавил,О купина неопалимых роз!Единое, что на земле оставилНезыблемого по себе Христос:Израиль! Приближается второеВладычество твое. За все грошиВы кровью заплатили нам: Герои!Предатели! — Пророки! — Торгаши!В любом из вас, — хоть в том, что при огаркеСчитает золотые в узелке —Христос слышнее говорит, чем в Марке,Матфее, Иоанне и Луке.По всей земле — от края и до края —Распятие и снятие с крестаС последним из сынов твоих, Израиль,Воистину мы погребем Христа!

13 октября 1916

...Я бы хотела жить с ВамиВ маленьком городе,Где вечные сумеркиИ вечные колокола.И в маленькой деревенской гостинице —Тонкий звонСтаринных часов — как капельки времени.И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды —Флейта,И сам флейтист в окне.И большие тюльпаны на окнах.И может быть, Вы бы даже меня любили...Посреди комнаты — огромная изразцовая печка,На каждом изразце — картинка:Роза — сердце — корабль. —А в единственном окне —Снег, снег, снег.Вы бы лежали — каким я Вас люблю: ленивый,Равнодушный, беспечный.Изредка резкий трескСпички.Папироса горит и гаснет,И долго-долго дрожит на ее краюСерым коротким столбиком — пепел.Вам даже лень его стряхивать —И вся папироса летит в огонь.

10 декабря 1916

Дон-Жуан

На заре морознойПод шестой березойЗа углом у церквиЖдите, Дон-Жуан!Но, увы, клянусь вамЖенихом и жизнью,Что в моей отчизнеНегде целовать!Нет у нас фонтанов,И замерз колодец,А у богородиц —Строгие глаза.И чтобы не слышатьПустяков — красоткам,Есть у нас презвонкийКолокольный звон.Так вот и жила бы,Да боюсь — состарюсь,Да и вам, красавец,Край мой не к лицу.Ах, в дохе медвежьейИ узнать вас трудно,Если бы не губыВаши, Дон-Жуан!

19 февраля 1917

Долго на заре туманнойПлакала метель.Уложили Дон-ЖуанаВ снежную постель.Ни гремучего фонтана,Ни горячих звеґзд...На груди у Дон-ЖуанаПравославный крест.Чтобы ночь тебе светлееВечная — была,Я тебе севильский веер,Черный, принесла.Чтобы видел ты воочьюЖенскую красу.Я тебе сегодня ночьюСердце принесу.А пока — спокойно спите!..Из далеких странВы пришли ко мне. Ваш список —Полон, Дон-Жуан!

19 февраля 1917

После стольких роз, городов и тостов —Ах, ужель не леньВам любить меня? Вы — почти что остов,Я — почти что тень.И зачем мне знать, что к небесным силамВам взывать пришлось?И зачем мне знать, что пахнуґло — НиломОт моих волос?Нет, уж лучше я расскажу Вам сказку:Был тогда — январь.Кто-то бросил розу. Монах под маскойПроносил фонарь.Чей-то пьяный голос молил и злилсяУ соборных стен.В этот самый час Дон-Жуан КастильскийПовстречал — Кармен.

22 февраля 1917

Ровно — полночь.Луна — как ястреб.— Что — глядишь?— Так — гляжу!— Нравлюсь? — Нет.— Узнаeшь? — Быть может.— Дон-Жуан я.— А я — Кармен.

22 февраля 1917

И была у Дон-Жуана — шпага,И была у Дон-Жуана — Донна Анна.Вот и всe, что люди мне сказалиО прекрасном, о несчастном Дон-Жуане.Но сегодня я была умна:Ровно в полночь вышла на дорогу,Кто-то шел со мною в ногу,Называя имена.И белел в тумане посох странный...— Не было у Дон-Жуана — Донны Анны!

14 мая 1917

И падает шелковый поясК ногам его — райской змеей...А мне говорят — успокоюсьКогда-нибудь, там, под землей.Я вижу надменный и старыйСвой профиль на белой парче.А где-то — гитаны — гитары —И юноши в черном плаще.И кто-то, под маскою кроясь:— Узнайте! — Не знаю. — Узнай! —И падает шелковый поясНа площади — круглой, как рай.

14 мая 1917

Из строгого, стройного храмаТы вышла на визг площадей...— Свобода! — Прекрасная ДамаМаркизов и русских князей.Свершается страшная спевка, —Обедня еще впереди!— Свобода! — Гулящая девкаНа шалой солдатской груди!

26 мая 1917

В лоб целовать — заботу стереть.В лоб целую.В глаза целовать — бессонницу снять.В глаза целую.В губы целовать — водой напоить.В губы целую.В лоб целовать — память стереть.В лоб целую.

5 июня 1917

Любви старинные туманы