Магнит - Алексей Семенов

В голове Оскара Александровича все это запечатлелось и теперь вот проявилось. Можно было воспользоваться и воскликнуть, благо аудитория пуста, что-то вроде: "Ехидна, брызжущая ядом!" Он тут же и воскликнул, после чего немедленно появилась Алла Евгеньевна со словами: "Вы меня звали?"

Вокруг города большие леса, их ведь

вообще очень много в стране.

из книги(6)

Шуйский продолжал стучать киянкой. Старая рама поддавалась плохо. Наконец, он установил ее в нужном положении и зафиксировал гвоздем. Теперь до следующего лета продержится. Продержаться до очередного лета - вот достойная цель. Для автора и исполнителя, правда, не слишком впечатляющая. Но Шуйский был скромен. В понятии "скромность", конечно, есть что-то пресное, что немедленно хочется подсластить или пересолить. Все равно. Про то, каково быть знаменитым - сказано достаточно. Но следует заметить - быть неизвестным не то что некрасиво - просто ужасно. Когда-нибудь гденибудь установят обелиск Неизвестному Художнику. И будет там могила, в которой окажется гроб с двойным дном. Разумеется, в обоих отделениях пустой. Так сказать, дважды пустой. Потому что подлинная неизвестность имеет свои строгие правила и она бессрочна. Срок давности для нее - чудовищная нелепость. Чтобы быть неизвестным - одной скромности мало. Мало сочинять плохие песни. Мало издавать их призрачным тиражом. Здесь требуется вмешательство высших сил, чтобы случай не выбросил тебя на поверхность. И где гарантия, что песни твои - плохие? Еще не написана та песня, в которой все, включая возлюбленную автора, безоговорочно признают абсолютно плохую. Но если такая все-таки отыщется, то ее точно никто не забудет. Поэтому лучше сочинить чтонибудь стоящее. Затрат ничуть не больше, а итог приятнее.

Шуйский вспомнил, как на днях ездил с одним знакомым в лес. Ему, столяру, полезно было появляться изредка в лесу, хотя бы и поздней осенью. Деревья - даром что из дерева -напоминают деревян ную мебель. Примерно также, как деревянная мебель напоминает своих хозяев, приобретая их привычки, то есть скрипит, хлопает, ломается или, наоборот, твердо стоит на своем.

Знакомый, работавший лесником, повел Шуйского каким-то оврагом. Где-то вверху пронеслась гусиная стая, поминая на всю округу индийскую реку Ганг.

Они вышли на песчаный берег ручья, и что-то темное мелькнуло справа. Шуйский подумал чуть ли не о медведе, но лесник, усмех нувшись, успокоил. Это был всего лишь глухарь, вовсю клевавший здесь камешки. "Время собирать..." Кто ж не знает, что птицы их клюют, куры например... Шуйский, кажется, и о глухарях с рябчиками читал что-то в детстве. Лесник напомнил ему подробности. Когда глухари переходят на грубую древесную пищу, они, в качестве необходимой приправы, клюют гальку, причем обязательно определен ного размера и твердую, с острыми краями. Понятно, что ими они перетирают хвою и все остальное.

Шуйский спросил:" А что если подходящих камешков не найдется?" И лесник, улыбаясь, ответил: "Тогда, несмотря на то, что пищи кругом полным-полно, они могут умереть от голода".

Шуйский представил - каково это, сдохнуть от голода таким образом. Напрашивалось еще одно сравнение... Про людей, у которых есть все, кроме, казалось бы, самой малости, причем несъедобной. Но он не стал продолжать сравнение, боясь нарваться на банальность.

Лучше уж бездумно вдыхать запах слежалой листвы, щуриться от неожиданно блестящей опавшей хвои, ступать по сырой земле, медленно приближаясь к своей цели.

А цель у них была тогда одна - добраться до избы в глухом лесу. Там жил девяностолетний старик /чем не жених для вахтерши Марфы Семеновны?/, который обещал показать - куда упала прямо с неба "огромная железяка", судя по всему ступень от ракеты или чтото подобное. Цели они достигли, но деда живым застать не пришлось. Он умер. У изголовья его кровати лежала блестящая, с заклепками, трубка /наверняка часть "огромной железяки"/, в этом глухом месте настолько чужеродная, что могла свалиться только с неба...

Любопытство не позволило деду дожить хотя бы до ста лет.

Последняя поездка в лес запомнилась Шуйскому не только этим. В ближайшей деревне они договорились с местными, что умершего заберет завтра с утра тракторист.

И тут Шуйский понял, как глупо он поступил. Надо было сидеть в подвале и не высовываться. Снимать стружку, вкручивать шурупы, сверлить и приколачивать. Да мало ли в жизни развлечений? Его же понесло в лес.

Дело было не в том, что дед не дожил до своего столетия. Хотя его и было жалко. Шуйского взволновало другое. Деревня, в которой они оказались, вплоть до мелочей вроде деревянной часовни, вплотную примыкавшей в пузатому зданию заколоченного промторга, напомнила ему поселок на Белом озере. Пять лет назад он это место выбрал сознательно, искренне считая, что именно там его жизнь, наконец, приобретет смысл. Потому что туда каждое лето приезжала Алиса - хрупкое и невероятно подвижное создание, ставшее ему родным как только он впервые на нее взглянул, случайно оказавшись в тех краях.

Алиса Медникова перешла на пятый курс иняза и мечтала стать переводчицей. Бабушка, к которой она каждое лето приезжала в поселок, очень ею гордилась. Шуйский тоже стал гордиться. Бывает, что в любовь перерастает дружба, а в его случае это была именно гордость - за то, что ходит по земле и плескается в Белом озере большеглазая длинноногая Алиса.

Они встречались дважды в сутки - днем и ночью, и все никак не могли надоесть друг другу. Весь день и вся ночь - это безнадежно мало...

Как можно забыть холодное высокое небо, теплый мох, прохладную озёрную воду, переполненную лунным светом?.. Этого света в воде было так много, что озеро выходило из берегов. Счастье их не оставляло никаких пустот, заполняя все. Они купались в нем как могли. Уже видно было дно, но достигнуть его они не умели. Берега тоже были недосягаемы.

На их стороне был переполненный земляникой лес, костер, печеная картошка. Затейливая тень от деревянной часовни спасала их от солнца. Солнце освещало им путь. Путь приводил их к бабушке Алисы, и та долго возилась возле печи, а они, вытащив из чулана коромысло, смеясь и брызгаясь носили воду, таскали за вихры сорняки...

Ближе к осени Алиса уехала в Москву. Он отправился к ней через месяц и там, в Москве, все продолжилось. Только тени там были проще и длиннее, а вместо земляничной поляны имелась Красная площадь.

Вообще-то Москва была не так хороша, как выглядела издалека, но то что именно в ней училась Алиса - делало этот город столичным.

Потом они на некоторое время расстались, чтобы встретиться в зимние каникулы...

Так прошел год, за который многое решилось. Алиса закончила университет с одной четверкой, ей подвернулась возможность поработать в Голландии.

Еще зимой, когда Шуйский вновь, скопив деньги, приехал в Москву, - выяснилось, что счастье не может быть беспрерывным. Оказалось, что одинаково любя ночное купание в Белом озере, они поразному относятся к ночным клубам и прочему в этом же духе.

Алиса была вся в работе и, боясь потерять найденное недавно место в хорошей фирме, пользуясь каникулами большую часть времени проводила в офисе. Это слегка задевало Шуйского, который, приехав на неделю, рассчитывал быть с Алисой день и ночь, как летом. Впервые ему пришла мысль, что они, в общем-то, разные люди. Он сочинял песни, искал вдохновения, причем чаще всего в тех местах, где, по ее же словам, делать было нечего. Раза два они поругались Внешне это было почти незаметно, но появилась внутренняя насторо женность. И самое главное - впереди их ждала неопределенность. У каждого в отдельности все шло как надо, но совместная жизнь переводчицы, уезжающей в Голландию и столяра-самоучки, мечтающего стать профессиональным артистом в России, оказалась под угрозой.

Оба прилагали усилия, чтобы вернуть утраченное настроение, но для этого Алисе надо было, по крайней мере, вернуть полученный диплом и отправиться на Белое озеро. Да и то вряд ли бы это помогло.

То есть, кроме любви, у них, в сущности, не было ничего общего. Вроде бы не так мало. Но Шуйскому стало казаться, что если так будет продолжаться - вместе им не быть. Однажды закравшись, мысль уже не отпускала. Проклятый здравый смысл... И не только свой, но и друзей.

Так ничего и не решив окончательно, они дотянули до прощания в аэропорту, где все напоминало кадры из мелодраматического фильма. Они говорили те слова, которые принято произносить в таких случаях. А сами думали, что могут больше и не увидеться.

Потом произошла какая-то неувязка с адресом. Едва завязавшаяся переписка - прервалась.

Прошло пять лет, за которые Шуйский из жаждущего новых впечатлений молодца превратился в субъекта, которому лучше бы сидеть в подвале и не высовываться.

В настоящее время геральдически

правильный лев сохранился на гербах

следующих государств:

Бельгии, Нидерландов, Норвегии,