Возвращение мессира. Книга 2-я - Владимир Лисицын

Она же, зажевав свой апельсин, холодно сказала ему:

– Это просто потому, что вы не обладаете мною.

И Голицын глубоко затянулся сигарным дымом. И наступило всеобщее молчание. И даже кот затих в своём урчании.

Глаз Мессира из-за его зеркальных очков видно не было, но чувствовалось, что он внимательно наблюдает за этой сценой.

Лика же, держа между пальчиками сигару, и наблюдая за её дымными кольцами, исходящими от горящего конца, заявила:

– Но я не умею любить, чтоб вы знали.

– О! Это-то я знаю, – с некоторым облегчением сказал Голицын. – Это я давно почувствовал, – прибавил он, и отпил вина из своего бокала.

– Ну, так и что же мне теперь делать? – спросила она через паузу, и ни на кого не глядя, а, продолжая смотреть на дымящийся конец сигары.

– Ну, мало ли, что мне иногда хочется, – проговорил Голицын менторским тоном, – иногда обуревает такая животная страсть, что кажется – разорвал бы!.. Но,.. обстоятельства и голова не позволяют сделать этого.

Кот снова громко заурчал, усиленно массируя лапами у паха Лики.

Лика откинулась на спинку кресла, стала гладить кота по его длиной чёрно-серебристой шёрстке.

– Вот так и вы когда-то меня гладили, помните? – обратилась она к Голицыну.

– Помню. Конечно, помню, – отозвался он.

– Но ничего у вас со мной не получилось, – констатировала она.

– Не получилось, – согласился он.

И в этот момент, она взяла кота за холку, и ссадила его на пол. И взгляд Голицына упал на её открывшиеся, до самых пажей, соблазнительно белеющие ножки в чёрной сетке её эпатирующих чулок. Ноздри Голицына вздулись, дыхание его сбилось, он стал задыхаться, и они встретились взглядами.

– Официант! – вдруг выкрикнул Мессир, – счёт!

Лика резко встала из своего кресла, и направилась к выходу.

Голицын последовал за ней.

Они вышли на улицу. В окнах домов отражался жёлтый свет, клонящегося к закату солнца. Между ними сидел на тротуаре кот, но он не смотрел на них, он напряжённо смотрел перед собой, в какую-то, одному ему известную точку.

Всё тело Лики было так же напряжено и наэлектризовано – это Голицын ощущал всем своим существом. И от этого, или оттого, что на улице было довольно прохладно, не смотря на то, что было лето, Голицына колотила крупная дрожь.

Но из ресторана вышел Мессир, и с порога сказал:

– Друзья мои, пора двигаться дальше!

И ОН указал стальным остриём своей трости направление их дальнейшего движения. Сталь острия тут же сверкнула золотым отражением солнечного заката, и спутники тронулись в путь.

Они сразу же свернули в какой-то переулок, потом ещё и ещё. Переулки были старыми, но эту их прелесть Голицын сейчас не замечал. Ему было не по себе, и он никак не мог справиться со своей дурацкой дрожью. Он только слышал стук её каблуков, мерно и вызывающе стучащих по асфальту.

– Так чем же закончилась твоя эпопея в станице? – поинтересовался Мессир у Лики, нарушив нервно-натянутое молчание.

– Дерьмом, – коротко ответила она.

– В каком смысле? – не понял ТОТ.

– В прямом, – снова коротко ответила она. Но потом стала расшифровывать. – Когда я зашла в их милицию за своими документами, и забрала их, и стала выходить оттуда, то старший сержант двинулся провожать меня. Но по улице, навстречу нам двигалась его жена, о чём он успел сообщить мне. Старший сержант остановился, а я пошла дальше. И как только, эта жена приблизилась к своему благоверному, из туалета, что стоял во дворе Отделения, вырвалось высокое искрящее пламя! А за ним, ударил фонтан дерьма, который залил всё здание милиции, старшего сержанта с его женой, весь двор, и лавой начал разливаться по улице. Народ амором стал разбегаться в разные стороны, чтобы не утонуть в этом дерьме. Такая вонь распространилась по всей округе, что не чем было дышать! Конечно же, я побежала прочь. У бабкиного дома меня ждала машина, присланная вами, капитан, я попрощалась с бабкой Олей, села в машину и уехала в Ростов. Вот, и вся моя эпопея.

– Ха, ха, ха, – сказал Мессир, и удовлетворённо стих.

И только теперь, Голицын понял, что они вышли на декоративную мостовую Старого Арбата, с его надуманными фонарями и праздно шатающимися толпами заезжих туристов.

И тут Голицын, мельком взглянув на Лику, спросил, глядя в кишащее людьми пространство:

– А где же наша Ангелина Владимировна?

И Голицын, не услышал – нет, а ощутил, как засопела в свои две дырки – Лика.

Но, выдержав паузу, ответил на вопрос Голицына Мессир:

– Наша Ангелина Владимировна – по особо важным заданиям работает.

– Жаль, – посетовал Голицын, – вот из неё бы – вышла действительно породистая белая классная лошадь.

– Да, – тут же отозвалась Лика, – но только декоративная – цирковая лошадь, с этакими дурацкими перьями на голове, – и она развязно вызывающе захохотала своим скрипучим отрывистым смехом.

– Так, – сказал, остановившись, Князь тьмы, – здесь наши пути расходятся.

И вся компания остановила свой ход, и внимательно посмотрела на князя.

А тот продолжил свою вводную, глядя вдаль:

– Ты, Лика, пойдёшь туда, – указал ОН тростью, острие которой, уже отражало розовый цвет заходящего солнца, – упрёшься в кинотеатр, обойдёшь его слева, а дальше пойдёшь тем же путём, что и сюда – через Красную площадь, через мост и на яхту. Там встретит тебя Бэс. Кота возьмёшь на себя. Ступайте.

– Да, Пётр Григорьевич, – вспомнила о чём то Лика, и полезла в свою сумочку, – это ваши трусы? – и она вытащила из сумочки, завёрнутые в целлофан, мужские трусы. – Я нашла их у Зои, за печкой, – и она всучила ему в руки плоский пакет. – Пока, – сказала Лика Голицыну, и подставила ему щёчку для поцелуя.

– До свиданья, – сказал он ей, и поцеловал её в подставленную ему щёку.

Так, они распрощались у высоких колонн знаменитого Театра, и Лика, взяв кота себе на плечо, зашагала вдаль по Старому Арбату, размеренно чётко стуча острыми каблучками своих серебреных босоножек, по его декоративной мостовой.

Голицын же с Мессиром, какое-то время, смотрели ей вслед.

И тогда, увидел Голицын, как Лика снова превратилась в вороную кобылицу, гулко цокающую своими копытцами по Арбатской мостовой, и как бы, дразня Голицына, нарочито виляла своим грациозным лошадиным задом, игриво помахивая приподнятым хвостом. А на спине её восседал чёрный кот.

Бродящий по Арбату люд расступался перед ними, и подолгу, с удивлением, смотрел им вслед.

– Мы пойдём другим путём! – громко сказал Мессир, чем и оторвал своего спутника от щемяще-тоскливой картины – уходящей вдаль кобылицы.

Голицын быстро спрятал пакет во внутренний карман пиджака.

И они свернули в переулок, минуя знаменитый вышеупомянутый Театр, и его не менее знаменитое Училище, возле которого кучкавались юные создания. «Наверно абитуриенты „Щуки“» – подумал Голицын. И вспомнилось ему, как заходил он сюда с Любой, во время её экзаменационной сессии, и как увидел он – стоящего в вестибюле, и что-то, кому-то, объясняющего, интеллектуала белой кости – Евгения Рубеновича Симонова, с медальным профилем его матово-бледного лица. А потом увидел, тяжело поднимающуюся по лестнице училища – знаменитую красавицу-актрису, в которую были влюблены все мужчины Советского Союза когда-то, но теперь – совсем пожилую женщину – Людмилу Целиковскую. Бабушка-старушка поднялась по ступеням, и остановилась на лестничной площадке, чтобы перевести дыхание… И вспомнилось Голицыну сейчас, как будто это было вчера, как защемило тогда его сердце, при виде этой грустной картины, ужасающе реально говорящей – о безжалостно бегущем ВРЕМЕНИ.

Опомнился от своих воспоминаний Голицын, когда прошли они с Мессиром под аркой высотного здания, и вышли на шумный простор Нового Арбата, /или называйте его теперь, как хотите/.

Когда же они пошли по этому широченному проспекту, в ту же сторону, в какую Мессир отправил Лику, то Голицын не утерпел, и высказался:

– Мессир, мы же идём в ту самую сторону, куда вы отправили Лику.

– Ну, и что? – невозмутимо ответил тот риторическим вопросом.

– Ничего, – не менее риторически ответил ЕГО спутник.

– Ну, так и идите. Молча, – сказал, как отрезал, Мессир. – Потом, помолчав, спросил, – Вы наелись?

– Наелись, – грубо ответил тот.

– Вот и хорошо.

– Хорошего тут мало, – снова дерзил пассажир.

– Если сегодня – мало, значит, завтра – будет больше, – продолжал спокойно парировать грубые посылки своего спутника Мессир.

– Больше, ширше, глубже, – продолжал недовольно бурчать пассажир, стоящей на приколе, где-то у дома на Набережной, яхты. – Кстати, – спохватился он, – а почему вы не поставили яхту свою прямо под стенами Кремля?!

– Для чего?

– Для пущего эффекта!

– Я подумаю, – так же, в русле полного спокойствия, ответил Князь тьмы.