«Я буду одевать ее в индиго» - Джон Макдональд

Наш таксист с изящными наколками на руках и запястьях ловко лавировал в потоке машин, ухитряясь проскальзывать в щели, которые исчезали, едва мы успевали в них прошмыгнуть. Он сказал, что нам еще очень повезло, так как еще нет пяти и поэтому в это время дорога до отеля «Камино Реал» займет не более двадцати минут, а через полчаса на это ушло бы на час больше. Всю дорогу Майер просидел зажмурившись и под конец сказал, что предпочел бы полуторачасовой вариант.

Когда машина подъехала к Ла Пасеа де ла Реформа, выводящей к Чапультепеку, наш водитель принял участие в своеобразной игре на каждом дорожном круге. Вы вливаетесь в пятирядное движение, которое постепенно становится пятидесятирядным, как только вы попадаете на это дорожное кольцо. Затем весь поток машин с гудками течет вокруг монумента, причем каждый водитель старается найти лазейку, чтобы выскользнуть на нужную улицу.

Майер открыл глаза, и они тут же вылезли из орбит. Я попытался отвлечь его, неся всевозможную чепуху, например, почему Чапультепек в переводе означает «Гора Кузнечиков». Но все, что мне удалось из него вытянуть, было «Господи Иисусе!».

Таксист подкатил ко входу в отель, резко затормозил, повернулся к нам, посмотрел на часы и с довольной ухмылкой сообщил на ломаном английском:

— Тваттцать тве минутиз.

— Я посижу здесь еще чуть-чуть, — просипел Майер.

Поднявшись на лифте на третий этаж, мы оказались в длиннющем коридоре, в конце которого находились наши номера, сообщавшиеся между собой через ванную комнату. Вскоре подали коктейли. Распаковывая чемодан, я услышал голос Майера, напевающего какую-то затейливую мелодию, и обнаружил, что он уже нежится в огромной ванне, поставив бокал на край мраморной доски. Смуглая кожа на плечах и на груди была покрыта хлопьями мыльной пены.

— Кстати, насчет львов, — сказал он, изображая римского патриция. — Они чертовски жирные, ленивые, и вообще какие-то сонные. Пошли мальчиков за более тощими и голодными. Иначе как мы заставим трепетать от страха этих христиан?

— Что-нибудь еще?

— Кто отвечал за проведение последней оргии? Всего по три танцовщицы на гостя! Оргия без разврата — это черт знает что такое, а не оргия!

— Возьму на заметку.

— И принеси-ка мою цитру.

— Так быстро? Мы ведь еще не потушили последний пожар[3].

Я оставил его плескаться в ванной, намыленного и поющего, вернулся в комнату и в огромной телефонной книге отыскал номер Рона Таунсенда. Телефонистка отеля объяснила, что можно обойтись без коммутатора.

Ответила девушка, и я попросил к телефону Рона. У нее был приятный, чуть хрипловатый и чувственный голос.

— Приятель, подождите минутку, пока он вылезет из ванной и смоет пену с глаз.

Вскоре в трубке послышался энергичный молодой голос. Рон Таунсенд был младшим партнером в рекламной фирме в Майами и экспертом одного агентства в Мехико, успешно справлявшимся со своей работой. Он был приятно удивлен, узнав, что Майер приехал со мной, и очень сожалел, что на этот вечер у него назначена встреча, которую он никак не мог отложить. Но, подумав, он решил, что может заглянуть к нам по пути, и через полчаса мы встретились в баре отеля «Камино Реал». С ним была девушка ростом под метр семьдесят, грациозная и привлекательная, в кожаной мини-юбке, затянутой широким поясом с латунной пряжкой. Звали ее Миранда Дэйл, и она только что закончила сниматься в эпизодической роли в западногерманском фильме. Съемки проходили в Мазатлане, на западном побережье Мексики.

Я рассказал Рону о наших проблемах и попросил его порекомендовать кого-нибудь из влиятельных и полезных людей в Оксаке. Он назвал нам Энелио Фуэнтеса и написал его адрес на обороте своей визитной карточки. Энелио был старым другом Рона, владел большим техническим агентством и занимался делами ряда других фирм, разбросанных по всему штату Оксака. К сожалению, в Кулиакане Рон никого не знал, но обещал позвонить Фуэнтесу и попросить его позаботиться о нас в случае необходимости.

Я пообещал, что рано или поздно мы с Майером обязательно вернемся в Мехико, а сейчас самое лучшее — как можно быстрее оказаться в Оксаке, пока есть шанс застать там кого-нибудь из друзей мисс Бикс.

Потом Рон с девушкой ушли, а мы с Майером остались. Он обнаружил, что выдержанная текила — один из самых приятных напитков на свете.

Но позже его настроение изменилось.

— Насколько вульгарными могут быть некоторые вещи, — задумчиво произнес он. — Мы прекрасно проводим время, расследуя причины гибели дочери моего старого друга. Мертвая молодая женщина — это такая бессмыслица!

Потом мы пообедали.

— Разве настроение может быть таким паршивым после текилы? — спросил я.

— Без нее я бы, наверное, просто разрыдался.

Глава 3

Нам были заказаны билеты на утренний рейс авиакомпании «Мексикана». Это был старый «дуглас» с четырьмя винтовыми двигателями, битком набитый пассажирами. Шум моторов, грязные пятна на чехлах кресел, замусоренный пол, разболтанные заклепки и сильная вибрация. Полная стюардесса в засаленной униформе принесла кофе в бумажных стаканчиках и сладкий рулет, не переставая перебрасываться шутками с пассажирами.

Мы летели над истерзанной и разорванной страной. В ярких лучах утреннего солнца были ясно видны бедные деревушки и бледные узкие ленты ослиных тропок вдоль горных хребтов. Какой бы трудной ни была жизнь на этой земле, но она все-таки шла своим чередом. Испанцы никогда бы не смогли отвоевать эту землю у индейцев, не пойди они на всевозможные уловки и открытый обман, ввергнувшие индейские племена в междоусобную борьбу. Изношенный старый «дуглас» медленно полз над потоками застывшей лавы, но неумолкающий вой моторов напрочь отбивал всякий интерес к этой земле вулканов. Оставалось только жевать рулет и просто смотреть вниз на скалы, оставшиеся точно такими же, как и тысячу лет назад. Авиакомпания «Мексикана» продавала билеты на машину времени.

Наконец мы приземлились в зеленой долине Оксаки, которая в мексиканском произношении звучит как «Укс-ох-ах», находящуюся на скалистом плато в горах Сьерра Мадре дель Сур на высоте пяти тысяч футов над уровнем моря. Мы увидели заброшенные полу развалившиеся каменные церквушки, торчавшие то тут, то там среди кукурузных полей. Увидели человека, бороздящего коричневую каменистую почву деревянной сохой, которую медленно тянул вол; деревенских мальчишек, крикливых и разодетых в яркие лохмотья. Наш пилот посадил свою старую клячу с таким вниманием и деликатностью, что мы услышали только едва слышный шорох шасси о посадочную полосу и мелкое дребезжание.

Небольшой скромный аэродром, приятный теплый ветерок, круговорот встречающих, груды багажа, такси и гостиничные автобусы. Служащий нашего отеля извещал о себе, стремительно рассекая толпу и громко выкрикивая:

— Вииик-Тори-Ааа! Вииик-Тори-Ааа!

Вскоре мы уже сидели в автобусе, где кроме нас были еще две женщины с непроницаемыми лицами, голубоватыми волосами, большими сумками и путеводителем на немецком, и молодая мексиканская пара.

Отель «Виктория» — пятиэтажное здание, расположенное вдоль вершины холма, — просматривался со всех концов города. Вниз по склону было разбросано множество бунгало, на первый взгляд понастроенных без малейшей системы, рядом — клумбы с красивейшими цветами и какими-то вьющимися растениями; тут же находился и плавательный бассейн. Каждое бунгало носило женское имя — нас поселили в «Алису», состоявшую из одной большой комнаты с паркетным полом, двумя двуспальными кроватями, ванной, прихожей и небольшой террасой с видом на город. «Алиса» стоила двести пятьдесят песо в день или двадцать долларов.

Майер стоял на балконе и, с шумом вдыхая свежий летний воздух, разглядывал город, горы и синее-синее небо. Потом повернулся ко мне.

— Представь, что у меня есть маленькая волшебная палочка. Я указываю ей на тебя, произношу «Сезам!», и ты превращаешься в Миранду Дэйл, которая смотрит на меня так же влюбленно, как вчера смотрела на Рона Таунсенда.

— Это ее ноги на тебя так подействовали?

— И ее нежный возраст. Но в таком чудесном месте, как это, я бы постарался не обращать внимания на подобные мелочи.

— Ты все такой же волосатый, неуемный и распутный старик.

Мы взяли такси и поехали в город. Прокатная контора Херца находилась на тихой боковой улочке неподалеку от зокало — городской площади. Сидевший там клерк, окинув нас оценивающим взглядом, заявил, что чувствует себя глубоко несчастным от невозможности нам помочь, но у него нет ни одной свободной машины. Я сказал, что с удовольствием вручу ему четырехдолларовую банкноту, чтобы облегчить его страдания. Разумеется, я даю эти деньги вовсе не для того, чтобы он постарался ради меня, поскольку уверен, что он и так готов оказать нам любую возможную помощь. Это только служит подтверждением того, насколько я его понимаю. Тут он вспомнил, что вообще-то у него есть еще одна машина, но ему просто стыдно мне ее предлагать, поскольку я, с его точки зрения, заслуживаю большего. Она проехала много-много километров. К тому же ей необходим небольшой ремонт и мойка.