Перепутье Первое - О`Санчес

— Да вы что? На вас гневается???

— Да. И главное — полумесяца в столице не пробыл… Но это бы четверть беды, а вся-то беда в том, что он гневается по делу! Таким образом, вовремя узнав об этом, я драпаю со всех ног, чтобы имперский курьер меня не догнал, не сунул указ под нос и не вернул под пресветлые очи. Через Пригорья-то он не рискнет, а я напрямик… Хоть бы дождя какого осенние боги прислали, не то я вскорости лопну от проглоченной пыли!.. Но могут перехватить через птеровую почту в Бая, вот и спешу. Предпочитаю пересидеть его гнев у себя дома, оттуда уж не выковырнут. А там поход до весны и все такое прочее… Государь милостив.

— Удачи вам. Тогда я понял, зачем вы предупредили меня не называть имен. Вы уберегли меня от возможной лжи при возможных вопросах, но ради вас, сударь, мне кажется, я бы солгал без зазрения совести.

Рыцарь захохотал в ответ, и смех его был похож на рев молодого дракона.

— Недаром мой дед был дружен с вашим батюшкой! Короче, я помчался дальше, а вы предупреждены. Там, впереди, я слегка подчистил путь, но это случайность. Счастливо, сударь. Незнакомец стянул перчатку и как равному протянул руку юноше. Тот с готовностью пожал ладонь, размерами более похожую на медвежью лапу, и они расстались.

Юноша терпеливо подождал, пока купцы и воительницы свернут бивак, впрочем, и они, встревоженные услышанным, старались действовать как можно быстрее, и небольшой караван, умноженный тремя присоединившимися путниками, одним человеком и двумя животными, резво пустился вперед. Долго ли, коротко, но наткнулись они и на кусочек 'расчищенного' встреченным рыцарем пути, и даже остановились на осмотр и короткую передышку.

На обочине дороги валялось разрубленное на две отдельные части тело страховидного чудовища, очертаниями слегка напоминающего человека: две толстенные короткие ноги, длинные ручищи с загнутыми когтями, вытянутая зубастая морда с маленькими глазками и небольшими острыми ушами по бокам черепа, бугристая по всему телу безволосая кожа, объемистое брюхо, необъятной ширины спина. Росту в разрубленном наискось чудовище, пока он еще существовал единым целым, было не менее пяти локтей, и чем-то неуловимым напомнил он купцу Бираму пьяного, встреченного караваном посольства на дороге.

Это был цуцырь, демон юго-западных холмов и предгорий. Цуцырь — естественный враг горного, или, как еще его называют, пещерного медведя, единственный его соперник за право владычества на плоскогорьях, ибо еще более грозные существа — огнедышащие драконы и тургуны — не любят холодной осени и дождей, не терпят трескучих морозов и снегов. Цуцырю же все нипочем, голод может выгнать его из пещеры даже днем, как это и случилось ныне, хотя цуцырь — ночной демон. Размерами он весьма уступает горному медведю, но уравновешивает силы лютостью в схватках и невероятной крепостью безволосой шкуры и плоти под нею, недаром легенды считают, что цуцыри рождены из камня.

Попадись он живым на дороге маленькому отряду — Гадюке даже страшно стало представить себе итог столкновения, цуцыри ведь не редкость в окрестностях Суруги и Лофу, пусть и не такие огромные… Секи его саблей во весь замах — он и не заметит царапины, но сам ударом передней лапы… или руки?.. легко убьет и лошадь, и ящерную корову… Это тебе не цераптор, и даже не два цераптора, и даже не охи-охи. Но вот он лежит мертвый на дороге, вывалив наружу требуху и содержимое кишок, и ни малейший лоскуток кожи не соединяет одну его часть с другой.

— Да-а… За что я всегда люблю цуцырей, что они не брезгуют питаться нафами.

— Что? Что? — Бирам и Гадюка хором переспросили юношу, ибо он сказал непонятное.

— Я говорю, немножко исказив слова одной из ваших воительниц, что до сегодняшнего дня никогда не видывал такого удара. По правде говоря, я был совершенно уверен, что на всей Земле только два воина могут делать столь изящные надрезы…

— Один из них — вы?

Юноше польстили вытаращенные глаза Гадюки, но он вздохнул и ответил честно:

— Куда мне. Я, конечно, не мальчик, мне довелось участвовать в двух битвах… и в двух дуэлях… но этот удар не по моему плечу. Я бы не знаю что отдал, чтобы научиться такому же! А ведь мне было у кого учиться. Ах… Увы, Гвоздик, увы тебе, и эта падаль несъедобна… По коням, судари и сударыни, у нас с вами очень и очень мало времени. Чем быстрее вы воссоединитесь с основным отрядом, тем будет спокойнее. В Марубо я оставлю вас, и во всю возможную прыть поспешу вперед, ибо в Океании меня ждут неотложные и чрезвычайно важные дела… Вперед, вперед!

— Вперед, вперед, клячи!

Кони мчались как бешеные и без понуканий громкоголосого рыцаря, ибо им очень не нравились полные жути пространства, которые им приходилось преодолевать. Вдобавок, молодой рыцарь, видимо опасаясь императорских посланий, передумал следовать через города Баю и двинулся напрямик, сквозь Пригорья.

— Ваша светлость не там боится, где следовало бы.. - пробурчал один из его спутников, воин с проседью в бороде.

Другой, помладше, попытался поддакнуть, но рыцарь гаркнул, в зародыше пресекая их попытки спорить:

— Оба молчать! Вперед!

И они мчались дальше, оставляя под копытами один долгий шаг за другим. Им очень и очень везло весь путь, и не было почти никаких неприятностей, если не считать, что ближе к ночи, возле урочища Безымянное, увязалась за ними стая гигантских оборотней в дюжину морд. Однако после того, как воины прервали скачку и встретили атаку оборотней в мечи, стая уполовинилась, и погоня прекратилась.

Над всем миром воцарилась ночь, мрачная и затаенная, освещаемая только луною, да звездами, собранными в середине неба в Белое веретено… Но звезды ничего не освещают, это всем известно, хорошо хоть — сами светятся в безоблачную ночь, сбиться с пути не дают…

— Похоже, заканчиваются Пригорья… Чего молчите? Я разрешаю говорить.

— Похоже. — Это младший поторопился откликнуться первым. Как-то так ощущалось, что между двумя спутниками рыцаря, которые также отнюдь не выглядели простыми ратниками, существует некое соперничество, никакими заметными словами и поступками не проявляемое… — Да только четкой границы нет у Пригорий, а так бы все хорошо. Проехали — и с плеч долой.

— Ан есть.

Рыцарь и младший спутник обернулись к седобородому, чтобы слушать его речь лицом к лицу, как это и положено в спокойное время среди воинов.

— Есть такая граница. Видите… вон там… впереди… Словно волк-великан глазами лупает? Это же трактир 'Ручеек', я эти места знаю. У него как раз два окна выходят на дорогу, чтобы издалека было видно. А мы как раз на тракт выбрались. Ваша светлость как по карте путь прокладывали: куда нам надобно, туда и выскочили. Хорошо бы коням чуток передохнуть! Но пусть будет как вы скажете, а не как я скажу.