Фатум. Сон разума - Виктор Глумов

— Спасибо вам, — шепнула она, заглядывая в глаза. — Толстого… Егора то есть, можно сказать, оправдали…

— А Илья? — поинтересовался Ник.

— Прооперировали. В реанимации. Еще раз спасибо. Если бы не вы… — Девушка отвернулась, промокнула платком навернувшиеся слезы.

— Все хорошо, что хорошо заканчивается, — проговорил Алексанян. — Пропустите нас на работу!

Студенты повиновались, и Ник ощутил себя Моисеем, пред которым расступилось море. Он задыхался, сердце сбивалось с ритма, он чувствовал, что от каждого студента к нему тянутся лучи. Его любят, он нужен людям, и среди них попадаются стоящие экземпляры.

Следом Конь ледоколом рассекал людской поток. Наконец он поравнялся с Ником и сказал:

— Вас Опа хочет, так что имейте в виду.

— Хочет? — спросил Ник с наигранным ужасом и округлил глаза. — Свят, свят, свят!

Завидев его, бабка вахтерша подскочила, потянулась за ключами и сказала, виновато глядя в сторону:

— Вас Людмила Федоровна вызывает к себе.

— Но у меня же лекция…

— Говорит, срочно. Без-от-ла-га-тель-но.

Артур похлопал приятеля по спине и проговорил с наигранным акцентом:

— Вазэлын нада? У меня есть!

Ник криво усмехнулся, взял ключи у вахтерши и вручил их Алексаняну:

— Заскочи к моим, предупреди, что я задержусь.

Кабинет декана, Людмилы Федоровны Манько, располагался на третьем этаже второго корпуса, там же, где бухгалтерия.

Ник постучал, дождался недовольного «Да!» и ступил на зеленый ворсистый ковер. Опа сидела за столом, и места, за которое она получила такое прозвище, не было видно. Декан положила руки на стол поверх газет и переплела толстые пальцы, украшенные массивными кольцами.

— Каверин Никита Викторович, — проговорила она таким тоном, будто ее смертельно оскорбили, и повысила голос: — Не ожидала от вас, не ожидала…

— Не ожидали, что я буду вызволять ребят? — удивился он и без приглашения сел в кресло напротив, точно так же положил руки на стол и сцепил пальцы.

— Хамства я не ожидала, не думала, что из-за вас пострадает репутация университета. Меня уже вызывали… Я из-за вас такое выслушала! Да нас вообще закрыть могут, а вы в благородство всё играете. Робин Гуд выискался. Как будто я не знаю, к чему вы стремитесь, робингудствующие! Ничего святого для вас нет! — Опа покраснела, ее глаза-бусины метали молнии, она схватила газету и швырнула ее в Ника. — Вот, почитайте, что пишут о нас! Не потерплю, чтобы вы пиарились за наш счет, понятно? Не потерплю!!!

— И что вы предлагаете? — Он развернул газету, увидел свою фотографию и все понял.

— Никакой самодеятельности! Никаких отношений со студентами! Запрещаю!

— А иначе? — Никита свернул газету трубочкой и сунул под мышку.

— А иначе… иначе… — На шее Опы набухли вены, она раздулась — и внезапно сдулась, проговорила елейным голосом: — Я бы на вашем месте написала заявление по собственному желанию.

— Не переживайте, шериф Ноттингемский, оно будет у вас после обеда.

— И не смейте будоражить детей! Не вовлекайте их в свои грязные игры!!!

Опа верещала так громко, что до студентов, столпившихся под ее окнами, долетали обрывки фраз.

Ник за улыбкой прятал ярость. Как же он ненавидел эту мелкую, никчемную человечишку, которая по сути — ноль, возведенный в квадрат. И сколько таких нолей вокруг? Сколько воинствующей серости, старающейся всех перекрасить в тон себе?

Он давно конфликтовал с Опой и теперь окончательно решил уволиться.

— Зря вы боитесь, что я как-то повлияю на вашу политическую карьеру — вы ведь состоите в правящей партии? Прощайте, Людмила Федоровна.

Она еще верещала, а Ник уже открывал дверь, абсолютно уверенный в своей правоте. Теперь — на лекции, а вечером — домой.

Интересно, две недели придется отрабатывать или нет?

Дома Никита вытянулся на скрипучем диване, чтобы хоть немного отдохнуть, но начал засыпать и встрепенулся. Нельзя, еще Лешку кормить ужином, проверять уроки — в последнее время брат учился всё хуже и хуже, начал прогуливать. Шестой класс, переходный возраст, а маме не до того… Ник нехотя побрел на кухню, добыл в холодильнике пачку пельменей. Сегодня обойдется полуфабрикатами, сил нет никаких. Из комнаты мелкого доносились возгласы и выстрелы, типа из лазерного пистолета — «пиу-пиу». Увлеченный игрой, Лешка не заметил, как пришел брат.

Приготовив нехитрый ужин, Ник позвал мелкого. Тот скорчил скорбную гримасу и оторвался от компьютера.

— Тебя днем опять по телику показывали, — говорил Лешка, давясь пельменями — не терпелось нырнуть в игру. — Ты прям крутой совсем. Прям ва-ще, я прям тобой горжусь.

Эйфория схлынула, оставив опустошенность. Здесь, на фоне выцветших обоев, Ник уже не чувствовал себя героем. Справившись с братскими обязанностями, он налил кофе и отправился в свою комнату за компьютер проверить почту. Открыл свой «официальный» ящик — триста пятнадцать писем. Здравствуй, популярность! Незнакомые журналисты, братья-блоггеры, университетские ребята. Слишком много всего, надо отложить на завтра.

В ящике «для своих» оказалось три непрочитанных письма: спам, «что нового» от социальной сети и одно — с незнакомого адреса «Для Никиты Каверина». Скорее всего, предложение что-нибудь продать, купить или увеличить.

Антивир на компе стоял хороший, и Ник кликнул по письму. Это оказался ответ на резюме, раскиданное по сайтам еще месяц назад, когда он, в очередной раз повздорив с Опой, уже прикидывал, не сменить ли работу. Потом перегорел, раздумал покидать институт, да и откликов не было, а тут надо же… Кадровик ООО «Фатум» писал, что их заинтересовала кандидатура Ника, и приглашал явиться на собеседование «в удобное для Вас время».

Интересно, кому нужен недавно защитившийся социолог? Или просто отреагировали на «бунт студентов», лидером коих он сам себя назначил? Ник полез в Сеть и сразу нашел потенциального работодателя — «Крупнейший социологический центр. Исследования, прогнозы». В списке вакансий — ничего интересного, сплошь младшие помощники среднего менеджмента. Однако если верить прочитанному, контора серьезная и не государственная.

Ник почесал нос. Потом щеку. Заманчиво, конечно, особенно если предложат работать по специальности. Деньги будут нормальные, а не копейки преподавательские. Ребят бросать не хочется… Эта дура, Опа, конечно, крови много попортила и еще попортит, но ребята ни при чем. Ник глянул на часы — восемь — и решил проконсультироваться у Пашки. Стукнулся в аську, но приятель не отвечал, и Ник набрал его номер.

— Чего? — бросил Пашка вместо приветствия. Занят, видимо.

— Мне тут предложение пришло. На работу зовут. Не пробьешь фирму?

— Давай название.

— ООО «Фатум», — продиктовал Ник. — Глянь, ладно?

— Перезвоню.

Ник вынул из сумки стопку тестов, засел за проверку, но работа не клеилась, то и дело взгляд возвращался к монитору, к открытому сайту «Фатума». Ник встал, сделал десяток наклонов, поприседал. Из его окна отлично просматривался соседний дом, и вечером он не задергивал шторы — любил наблюдать повседневную жизнь людей, смотреть на мужиков, готовящих холостяцкий ужин под мерцание телевизоров, на замученных работой женщин у плиты и детей, уставившихся на темный двор…

Телефон заиграл «Greensleeves». Ник схватил трубку.

— Нормальная контора, — сказал Пашка, — чистая. Серьезная. У них офис, как у нефтяников, своя высотка. Куча персонала. Работают на правительство, когда выборы, — у них заказывают и прогноз, и всякое такое…

— Политтехнологии и соцопросы. — Ник покусал губу. — Спасибо, Паш, позвоню я им.

— Позвони, — поддержал Паша. — Только это влиятельные ребята. Не понял, кто на самом деле кем заправляет — правительство ими или наоборот. Везде у них связи, инфа — только открытая, ничего не нарыл по нашим базам. Смотри, станешь невыездным, как я.

— Я и так невыездной, с моей-то зарплатой. Спасибо, Паш.

Значит, «Фатум». Судьба.

Ник назначил собеседование на пять вечера, после занятий, — ему пошли навстречу с радостью и готовностью. Первокурсники, увидев препода в костюме, разинули рты и вытаращились. Эту единственную брючную пару Ник купил на защиту и надевал раз пять, не больше: не любил официоз.

Во время лекции Аня Батышева подняла руку, Ник кивнул — говори, мол.

— А правда, что вас вынуждают уволиться? — спросила она и добавила с решимостью: — Если да, то мы… мы уйдем. Все.

В глубине души Нику хотелось проучить Опу за испорченные нервы, но он сказал не то, что хотелось, а то, что было нужно:

— Мне сделали предложение, от которого я не могу отказаться, — и улыбнулся.

Но, увидев разочарование на лицах ребят, пожалел о сказанном. Выходит, они ему верили, а он их предает. Пришлось спасать положение: