Рождённый под властью Марса - Джон Браннер

— Подождите, — он казался несколько смущенным. — О, вы сказали, что обязаны нам?

Они знают о нашем обычае. В моем затылке заломило. Лилит попыталась остановить Питера, тронув его за локоть, но он, не обращая внимания на девушку, продолжал:

— Поверьте, мне бы не хотелось пользоваться своим преимуществом, но обстоятельства так сложились, что вы можете помочь нам, не подвергая себя никакому риску. Ведь в этом заключается марсианская традиция?

Он был прав. Может быть, дело, которое они хотят поручить мне, не имеет отношения к случившемуся со мной, может быть, это обычное дело, связанное с контрабандой какой-нибудь косметики, которая на Марсе гораздо дешевле, чем где-либо… Да, но эта пара, живущая в особняке Большого Канала, где давление соответствует земному на высоте две тысячи футов, могла оплатить пошлину на все, что угодно.

— Что вы хотите? — спросил я.

— Ну… вы космонавт, и поэтому, вероятно, — он сделал какой-то неясный жест, — вы бываете в порту и болтаете с друзьями…

Я начал беспокоиться.

— Около трех дней назад с Дариса прибыл центаврианский корабль, который называется «Хипподамиа». Он выглядит как прогулочная яхта. Наверное, корабль и сейчас находится в порту, во всяком случае, он стоял еще там сегодня утром. Мы вознаградим человека, который сможет рассказать что-нибудь о нем. Все что угодно, даже сплетни об этом корабле и его экипаже.

3

Следующие пять секунд я боролся с собой, пытаясь сохранить веру в себя как марсианина.

Я не был завсегдатаем портовых заведений, я был космическим инженером, и к тому же я вообще не появлялся в порту с тех пор, как прибыл домой. Для девяноста девяти процентов человечества Марс означал межзвездную посадочную площадку Старой Системы, а не планету со своим населением, культурой, традициями и обычаями, имеющими силу закона. Поэтому я не вспоминал о корабле Лугаса с тех пор, как покинул его, благополучно избежав центаврианского правосудия.

Но Питер и Лилит видели мои документы и могли обратить внимание на штампы центавриан, завершающие длинный ряд медведианских печатей, на дату моего прибытия на Марс и увязать все это с заинтересовавшим их кораблем, даже если они не сумели разобрать нечеткую подпись Лугаса поперек штампа об увольнении.

Я посмотрел на них, пытаясь по тодеровской методике угадать их мысли. Казалось, девушка думала: «Питер, мы же знаем, что он был на том корабле! Почему ты не сказал ему об этом прямо?» А мысль ее приятеля могла быть следующей: «Я слышал о кодексе чести марсиан. Для них понятие чести, как они утверждают, имеет большее значение, чем для центавриан, медведиан или землян. Я постараюсь сыграть на этом».

Наконец я спросил:

— Скажите мне одну вещь, прежде чем я отвечу вам. Случайно ли вы обнаружили меня у Старого Храма?

Вид их был нерешительным. Лилит достала из кармана сигарету и сунула ее в свои прекрасные губки. Я чуть было не возмутился такой нерациональной тратой кислорода, но вовремя вспомнил, что здесь его достаточно даже для поддержания костра, если кто-нибудь захотел бы разжечь его. Теперь я знал, что она курила, и поэтому она потеряла для меня большую часть первоначальной привлекательности. Курение — безответственная привычка даже для имеющих такую атмосферу.

— Отчасти это было случайно, — начал Питер, осторожно подбирая слова. — Нам сказали, что на корабле, который нас интересует, был марсианин. А Старый Храм — сердце города. Мы…

В разговор вступила девушка — ее голос показался более уверенным:

— Мы искали вас, но мы не знали, что вы были тем, кого мы ищем.

— О, она имеет в виду то, — добавил Питер, — что мы…

— Она имеет в виду то, что сказала, — резко прервал его я, вспомнив приемы Тодера, которые он применял, желая одернуть возомнившего о себе ученика.

Как они были нерешительны, эти двое! Наблюдать за ними было труднее, чем за кем-либо из центавриан или медведиан, с которыми мне приходилось иметь дело. Несколько минут назад я считал, что девушка менее сообразительна, чем ее приятель, теперь же, казалось, Питер уступал ей в смекалке.

Я решил не заниматься сравнительным анализом их умственных способностей и жестом предложил им задавать свои вопросы.

Тем не менее Питер вел себя сообразно собственным представлениям о марсианской честности — он продолжал колебаться. Я признаюсь, это раздражало меня. Я мог легко прикрыться казуистикой земного образца, рассказав полуправду о моей последней работе. События прошлой ночи и нынешние, по-видимому, имели отношение к каким-то важным делам, лежащим вне сферы моей профессиональной деятельности.

Я должен быть внимательным и недоверчивым. То, что они обнаружили меня достаточно быстро, спасло мне жизнь, но одновременно наводило на мысль о возможной связи их с людьми из ночного кошмара. С одной стороны, это обстоятельство может помочь установить правду, а с другой — еще больше запутать поиски. Я должен или вести поиск вместе с ними, или, наоборот, выступить против них. В любом случае мне следовало быть очень осторожным.

Итак, сначала я должен выяснить, что же они знают о моем последнем полете. А вдруг они знают то, чего я не заметил, занятый бесновавшимися двигателями? Затем я должен буду принять решение о дальнейших действиях.

— Может быть, вы сядете? — спокойно предложила Лилит. — Если разговаривать в открытую, то это займет некоторое время.

— Нет никакой необходимости рассказывать все от начала до конца, воспротивился Питер. — Я просто хочу воспользоваться, честно это или нет, своим правом.

— Он хочет знать, почему мы интересуемся именно этим кораблем.

— И я не хочу ему ничего объяснять, — Питер пригладил свои густые волосы толстыми пальцами. — Здесь нет установившейся шкалы обязательств, насколько я знаю, и спасший жизнь человека может выбирать. Я прав? — он вперил в меня свой взгляд.

— У вас, землян, другая шкала ценностей, — ответил я. — Вы цените вещи, которые невозможно съесть, вдохнуть или износить.

— Это верно, — отступил он. — На Земле жизнь человека может быть оценена во что-нибудь необыденное, например в золотой самородок. Здесь же вы, вероятно, способны убить из-за баллона с кислородом или фляги с водой.

— Причем тут убийство? — спросила Лилит, напуганная прямолинейностью разговора.

Еще раз они поменялись ролями. Я не удивлюсь, если окажется, что эта процедура была запланирована заранее, чтобы сбить меня с толку. Наверное, они надеялись задурить мне голову своей софистикой.

Если все так, то у них ничего не выйдет.

— Может быть, мы перейдем к делу? — предложил Питер. — Мы спасли вам жизнь, и вы подтвердили свое обязательство. Мы не знали, что вы тот самый марсианин, с корабля, которого мы разыскивали, пока не нашли ваши документы и не увидели последний регистрационный штамп. Теперь мы будем спрашивать прямо, надеясь, что вы выполните требования вашего национального обычая.