Весь Кен Фоллетт в одном томе - Кен Фоллетт

Мишель сказал ей, что она не вправе привлекать новых людей, по крайней мере не обсудив это с ним, но, кажется, поверил в эту историю, так что Дитер поцеловал Стефанию, сказав, что с ее актерским талантом она вполне могла бы выступать в «Комеди франсэз».[432]

Тем не менее Вертолет должен был понимать, что гестапо будет пеленговать его передачи и пытаться его найти. Однако с подобным риском он должен был примириться — если он не будет передавать сообщений, то окажется совершенно бесполезен. Он будет оставаться в эфире лишь минимальное время. Если у него будет много информации, он разделит ее на два или несколько сообщений, которые передаст из разных мест. Дитер мог лишь надеяться, что тот задержится в эфире чуть больше необходимого.

Минута шла за минутой. В машине было тихо, все нервно курили. Затем, в пять минут девятого, приемник вдруг запищал.

По предварительной договоренности водитель немедленно стронулся с места и направился на юг.

Сигнал становился сильнее, но не очень быстро, из-за чего Дитер беспокоился, что они направляются не прямо к его источнику.

И действительно, когда они проехали мимо располагавшегося в центре города кафедрального собора, стрелка вернулась обратно.

Сидевший на пассажирском сиденье гестаповец по коротковолновому приемнику связался с кем-то в машине радиолокации, находившейся километрах в полутора отсюда, и через мгновение сказал:

— Северо-западный квартал.

Водитель немедленно двинулся на запад, и сигнал начал усиливаться.

— Ага, попался! — выдохнул Дитер.

Тем не менее пять минут уже истекли.

Машина мчалась на запад, а сигнал все усиливался, в то время как Вертолет продолжал выстукивать морзянку в своем убежище где-то в северо-западной части города — в ванной, на чердаке, в сарае. В шато в Сан-Сесиле немецкий радист, настроившись на ту же частоту, записывал зашифрованное сообщение. Оно также записывалось на проволочный самописец. Позднее Дитер расшифрует его с помощью скопированного Стефанией одноразового блокнота. Однако само сообщение было менее важно, чем тот, кто его передавал.

Они въехали в квартал больших старых зданий, в основном обветшавших, с небольшими квартирами для студентов и медсестер. Сигнал стал громче, затем внезапно начал слабеть.

— Проскочили, проскочили! — сказал гестаповец на переднем пассажирском сиденье. Водитель сдал назад, затем нажал на тормоз.

Прошло уже десять минут.

Дитер и три гестаповца выскочили из машины. Один из них, с устройством обнаружения под плащом, быстро пошел по тротуару, постоянно сверяясь с ручным циферблатом, остальные следовали за ним. Пройдя сто метров, он неожиданно повернул назад, затем остановился и указал на дом.

— Вот этот, — сказал он. — Но передача закончена.

Дитер заметил, что на окнах не было занавесок — Сопротивление любило использовать для радиопередач такие вот заброшенные дома.

Гестаповец, который нес кувалду, двумя ударами сломал дверь. Все устремились внутрь.

В доме было пусто, везде стоял запах плесени. Рывком распахнув дверь, Дитер заглянул в комнату — тоже пусто.

Распахнув дверь задней комнаты, он пересек ее тремя большими шагами и попал в заброшенную кухню.

Взбежав по лестнице, он обнаружил на втором этаже окно, выходящее в садик за домом. Дитер выглянул в него и увидел бегущих по траве Мишеля и Вертолета. Мишель прихрамывал, Вертолет тащил свой маленький чемодан. Дитер выругался. Должно быть, они выскочили через заднюю дверь, пока гестаповцы ломали входную.

— В саду за домом! — повернувшись, крикнул Дитер. Гестаповцы побежали, он последовал за ними.

Выбежав в сад, он увидел, как Мишель с Вертолетом перебираются через изгородь на соседний участок. Он присоединился к погоне, но преследуемые сильно их опережали. Вместе с тремя гестаповцами Дитер перелез через изгородь и побежал по соседнему саду.

Выскочив на соседнюю улицу, они успели лишь проводить взглядом заворачивающий за угол черный «рено-монакатр».

— Черт! — сказал Дитер. Вертолет ускользнул от него второй раз за день.

Глава 25

Когда они вернулись в дом, Флик приготовила для всех какао. Обычно офицеры не готовили какао для своих подчиненных, но, по мнению Флик, это лишь показывало, что в армии плохо понимают, как надо руководить личным составом.

Стоя на кухне, Пол смотрел на Флик, ожидавшую, пока чайник закипит. Его взгляд был для нее проявлением нежности. Она знала, что он хочет ей сказать, и уже приготовила ответ. Полом легко увлечься, но она не собирается предавать мужа, который, рискуя жизнью, сражается с нацистами во Франции.

Однако Пол задал совсем неожиданный вопрос:

— Что вы будете делать после войны?

— Буду скучать, — сказала она.

Он рассмеялся.

— У вас было много развлечений.

— Слишком много. — Она немного задумалась. — Я все еще хочу преподавать. Мне хотелось бы передать молодежи свою любовь к французской культуре. Рассказывать о французской литературе и живописи, а также о таких менее возвышенных вещах, как кухня и мода.

— Значит, вы станете преподавателем?

— Закончу обучение, получу работу в университете, твердолобые старые преподаватели-мужчины будут смотреть на меня свысока. Может, напишу путеводитель по Франции или даже поваренную книгу.

— После нынешних приключений это звучит довольно скромно.

— Хотя очень важно. Чем больше молодежь будет знать об иностранцах, тем меньше вероятность, что они будут так глупо себя вести, отправляясь на войну с соседями.

— Надеюсь, что так.

— А вы? Каковы ваши планы?

— О, у меня все очень просто. Я хочу на вас жениться и провести медовый месяц