«Если», 2012 № 04 - Журнал «Если»

Эзикиел привез Дэвида и семью в город и разослал всех по тем или иным поручениям. Дэвиду, как оказалось, удалось справиться со своим гораздо быстрее остальных.

Он отклонил уже третье предложение бармена заказать что-либо, когда от свиты молодоженов отделилась старуха и уселась за его столик:

— Хочу спрятаться здесь. Ничего?

Дэвид кивнул.

Сморщенная, брови, нос и губы усеивают кольца. Руки и плечи покрыты татуировками, уже совершенно неразборчивыми на дряблой, как креповая бумага, коже.

— Не то чтобы я не рада видеть, что мой придурошный крестник достаточно поумнел, чтобы жениться на Ребекке. Но если мне придется выслушать еще хоть одну речь о слиянии двух семей, я сблюю.

Дэвид улыбнулся.

— А ты молчун. Скажи мне, о чем думаешь, и я куплю тебе пивка. — И, не дожидаясь ответа, она махнула бармену.

Дэвид же размышлял о том, что навряд ли ему еще попадется рамка с большим количеством личинок, нежели та, что он увидел сегодня утром, но рассказывать об этом, естественно, не совсем разумно. Когда же он попытался выдать что-нибудь правдоподобное, в голову ему совершенно ничего не пришло. Затем на свадьбе кто-то поднял бокал и, как и предрекала старуха, заговорил об объединении семей.

— Вот о чем я думаю, — выпалил Дэвид. — Как же можно устраивать свадьбы, когда у вас сторожевые пчелы? Кто бы из супругов ни переехал на ферму другой семьи, он будет в смертельной опасности, так ведь?

— Ага, — подтвердила старуха. — Требуются два поколения маток, чтобы добавить поверхностные маркеры клеток кожи нового человека в список семьи роя. А потом приходится ждать, пока не перемрут все старые рабочие пчелы, и только тогда новому человеку ничто не угрожает. Из-за этой задержки среди фермеров Иллинойса возникли некоторые любопытные брачные обычаи.

— Как интересно, — отозвался Дэвид.

Старуха фыркнула:

— Если ты подумываешь сделать предложение фермерской дочке, то, наверное, да. А так — ничего интересного.

Дэвид услышал хруст гравия, поднял глаза и увидел, что на подъездной дорожке появился дорогой гибридный мотоцикл.

Толкавший барабанную косилку Эзикиел ничего не слышал. Дэвид тронул его за руку и махнул в ту сторону граблями.

На мотоцикле сидели двое. Мужчина был одет в непарное обмундирование китайского и иранского контингентов, явно приобретенное на распродажах: на женщине поверх облегающих кожаных штанов были поселенческое платье и шлем-маска. Лишь когда она подвинулась, чтобы дать мужчине слезть с мотоцикла, Дэвид заметил ребенка на перевязи за ее спиной.

Эзикиел пробурчал что-то о проклятии и велел ему:

— Оставь работу. Не дай им оказаться между тобой и домом.

Дэвид послушно отступил.

— Фермер, извините, — начал мужчина. — Мы с женой пытаемся добраться до ее семьи под Спрингфилдом. И я надеялся, вы сможете уделить нам немного топлива.

— Сожалею, но у нас есть только то, что необходимо для фермы, — ответил Эзикиел.

Мужчина вздохнул.

— Нам много не надо… Хотя бы литр, на дорогу хватит. Любого жидкого топлива — этилового или метилового спирта, дизеля, растительного масла, бензина… Даже пол-литра поможет.

Эзикиел покачал головой.

— Если вы и ваша жена голодны, мы можем дать вам еды.

— Нет, — тоже покачал головой мужчина, — мы не голодны. — Он повернулся к мотоциклу, и Дэвид вздохнул было с облегчением.

Но мужчина резко обернулся. В руке его оказался пистолет, который он направил на Эзикиела.

— Если вам хватает для трактора, то можете поделиться литром.

Дэвид услышал, как жужжание пчел изменилось. Он знал, что они реагируют на запах ружейного масла, маркеры страха в поте Эзикиела, а быть может, и на другие факторы, которые ему не удалось выцедить из прочтенных статей.

Пока мужчина грозил пистолетом, женщина надела на него шляпу пасечника, расправив сетку на плечах. Покончив с этим, она достала кусок сетки побольше и накинула ее себе на шлем, укрыв себя и ребенка.

Эзикиел проговорил спокойно, но отчетливо:

— Дэйв, беги. На веранду.

Дэвид рванулся вперед. Краем глаза он увидел, что Эзикиел бросился в другую сторону. До него донесся грохот выстрела, и он заметил, что Эзикиел прыгнул в канаву.

Гул сторожевых пчел стал громче. Он заполнил всю ферму, как вода разливается по земле. Всего лишь через несколько секунд жужжание было уже таким оглушительным, что Дэвид не слышал даже, как бежит по траве. Зная, что попытка укрыться от стрельбы будет самоубийственной, он прибавил скорости.

Позади закричал мужчина.

За этим криком боли тут же последовал еще один выстрел. Дэвид принялся вилять влево-вправо, но выстрел оказался последним.

Крики, однако, продолжались. Раздались и женские вопли. За те тридцать секунд, что потребовались Дэвиду добежать до дома, он услышал полную смену интонаций: боль, гнев, мольба.

Мольбы продолжались довольно долго, прорезаясь даже через ужасающий гул рассвирепевших сторожевых пчел. Дэвид был рад, что находится достаточно далеко, чтобы разобрать слова.

Наконец он достиг защищенной веранды, ворвался внутрь, захлопнул дверь и закрыл ее на замок.

Захария, появившийся лишь несколько мгновений после Дэвида, дернул за ручку. Удивленный, что дверь не поддается, он собрался потянуть сильнее.

— Нет, — выдавил Дэвид, задыхаясь от бега. — Не открывай дверь.

В глазах Захарии мелькнуло понимание, и он осторожно отпустил ручку.

— Что произошло?

— Семья. На мотоцикле. Хотели топлива. Достал пушку.

Бросив взгляд через лужайку, Дэвид увидел газонокосилку, но людей не разглядел. Воздух был полон черного и оранжевого.

— Отец?

— Прыгнул в канаву, когда началась стрельба.

Из-за угла дома появилась Найоми с винчестером. Она молча протянула его Захарии, который тут же передернул затвор, дослав патрон в патронник — однако цели у него не было.

А затем они услышали младенческий плач.

— У них был ребенок? — спросил Захария и помчался вслед за Найоми, которая побежала при первом же звуке.

Поднялся Эзикиел и тоже поспешил к вопящему ребенку. Из своего укрытия Дэвид разглядел, как все трое возились, чтобы высвободить младенца из перевязи и понадежнее закутать в защитную сетку. Найоми схватила крохотный сверток и побежала к дому, но крик ребенка уже перешел в задыхающийся хрип.

Когда она добежала до дома, младенец уже затих.

Дэвид провел ночь на веранде, вслушиваясь в гул пчел, чья ярость не утихла. Он смог заснуть лишь через несколько часов.