Оживи покойника - (Алексрома) Ромаданов

Она и впрямь мигом накрыла стол на терраске: огурчики, помидорчики, рассыпачатая картошечка под укропчиком и мутный бутылек с огоненно-вонючей самогоночкой.

- Эх, за встречу! - занюхал Федор шибанувшую в нос самогонку душистой краюшкой ржаного хлеба.

- Твое здоровьичко, Федюня!

"Что-то быстро она одеревенилась, - подумал Федор, уплетая за обе щеки простую, но аппетитную снедь. - Была такая амбициозная девушка, а стала совсем простая баба... Впрочем, она, должно быть, и раньше такой была в глубине души, просто выпендривалась по молодости".

- А ты давно здесь... проживаешь? - спросил он вслух.

- Да уж четвертое лето.

- Четыре года, значит? А я из твоей записки понял, что ты только этой весной из города уехала.

- Так правильно, я ведь в городе зимовала.

- Неужели, каждый год на зимние квартиры подаешься?

- Да нет же, это случайно вышло. Мы со своей артелью надумали той осенью яблоки на зимнюю одежку в городе поменять. Ну, выторговали разбитый грузовичок у сламеров...

- У кого? - перебил Федор.

- Ну... это кто в самостройных развалюхах живет - ты, небось, их видел на шоссе.

- А почему вдруг "сламеры"?

- Да Бог их знает, - пожала плечами Маринка. - В кузове этого грузовика одна такая семья жила, а наши артельские им домик из досок сколотили взамен. Но это ж не машина была, а одно недоразумение: только задом шла, просто уссыкон! В общем, пока ее починяли, ноябрь подкатил. Бабы еще думали, ехать - не ехать, а мужики как развопились: зря, что ли, чинили?! Ну и поехали... За руль сам староста сел... "Я, - говорит, - еще через Саланг снаряды возил!" Приехали мы, значит, наменяли себе шуб там всяких - я себе, кстати, котиковое манто за ведро "белого налива" взяла - и на ночлег в Большой театр подались... Это Нюрка из крайнего дома всех завела: ни разу, говорит, в Большом не бывала! Разлеглись на сцене под пирамидой...

- Под чем?

- Ну... там декорации от "Аиды" остались... Лежим, балдеем, программки изучаем... И так нам хорошо было, будто и правда к искусству приобщились... А наутро встали, вышли на улицу - мать моя женщина! - все белым бело, аж глаза режет. За одну ночь чуть не по колено снегу навалило. Кинулись старосту искать нет нигде. Наконец, нашли в ЦУМе, в отделе тканей: он там спал с какой-то проблядушкой, в материю завернувшись. Оказалось, пропил он грузовичок наш...

- Да-а, - протянул Федор насмешливо, - раньше лошадей в кабаке пропивали, а теперь грузовики... НТР!

- Так и пришлось в городе зимовать... А манто котиковое я обратно на продукты сменяла... до сих пор как вспомню, так слезы наворачиваются, ну до того жаль!

- А что, без грузовика никак нельзя было обратно добраться?

- Да и с грузовиком, наверное, не добрались бы - в сугробах завязли, дороги ведь теперь никто не чистит. Трое парней, правда, лыжи раздобыли и на них почесали...

- И дошли?

- Дойти-то дошли, только шубы с них "лесные братья" по дороге сняли, так что все свое "хозяйство" пареньки отморозили. Но и в городе мы натерпелись, вспомнить страшно, еле весны дождались... Ну, ты ешь, Федяня, докушивай, а я пойду постель разберу, чтоб не отвлекать тебя разговорами...

Федор быстро доел, вылизал вкусную тарелку и зашел в темную комнату... Ничего не видно, темень, хоть глаз коли!

- Маринк, ты где тут? - спросил он.

- Ты что кричишь? - донесся горячий шепот.

- А что? - он тоже перешел на шепот.

- Иди сюда, - с кровати послышалось шевеление.

- Сейчас, сейчас! - Федор побросал одежду на пол и залез под тонкое одеялко.

- Ой, руки холодные-е! - завизжала Маринка. - Ты такой худенький, - прижалась она своей упругой грудью к его жестким ребрам.

- А ты такая пухленькая! - обхватил ее Федор ниже поясницы.

- Где этот негодяй, который когда-то лишил меня девственности?

Федор почувствовал легкое касание нежной ладони.

- Ты, Маришка, как слепой, ощупывающий лицо дорогого человека после долгой разлуки, - засмеялся он. - Не лучше ли устроить очную ставку с самой потерпевшей?

- Потерпевшая не возражает.

- Ну как, узнает?

- Наполовину, - хохотнула Маринка.

- А теперь? - поднапрягся Федор.

- Теперь до конца!

6. Из тыщи лиц узнал бы я мальчонку...

Весь следующий день Федор сибаритствовал, пока Маринка трудилась на огороде. Он с самого начала хотел ей помочь, но она не позволила: не мужское это, мол, дело - по грядке раком ползать. От завтрака до обеда они с Маринкой повалялись часок на кровати, а затем, разгоряченные, как из парилки, сразу же прыгнули в прудик с холоднющей ключевой водой, немного остыли и вновь занялись каждый своим делом... вернее, делом занялась Маринка, а Федор от нечего делать отыскал хлопушку и взялся за истребление мух на терраске. Особое удовольствие ему доставляло шлепать этих насекомых на царском лике, "красовавшемся" на экране телевизора в свою натуральную величину. Звук был отключен, и при каждом ударе по носу сия августейшая особа отшатывалась, по-шутовски мотая головой, и молча грозила пальцем.

В погоне за крупной сине-зеленой мухой Федор наткнулся на сервант, и его внимание привлекла прислоненная к миниатюрной кофейной чашечке небольшая цветная фотография, отснятая на той самой терраске, на которой он находился. На этом снимке стояла завернутая в пуховый платок худощавая женщина лет сорока, кстати, довольно привлекательная, но в данном случае Федора заинтересовала не женщина, а картинка на экране телевизора, который, по-видимому, случайно попал в кадр... На экране вместо обрыдлой царской физиономии можно было разобрать лицо мальчика. "Наследник престола, что ли?" - Федор подошел к телевизору, включил звук и спросил, показывая на фотографию:

- Это кто?

- Прежде всего здравствуйте, Федор Васильевич! заискивающе улыбнулся Царь.

- Чтоб ты сдох! - "поприветствовал" Царя Федор. - Кто это?

- Ну как же... это Эльвира Артуровна, подруга молодости Марины Вячеславовны, - ответил Царь, проглотив обиду.

- Да я тебя не про бабу, а про мальца на экране спрашиваю! - строго сказал Федор, отметив про себя: "Надо же, и дня не прошло, как по-деревенски заговорил!"

- Позвольте взглянуть поближе, - сощурился Царь. - Это... это мальчик.

- А если конкретнее? Ведь ты, царь-батюшка, всех по имени-отчеству знаешь, - настаивал Федор.

- Качество снимка плохое, - вздохнул "царь-батюшка", - не могу лица разобрать...

- Сейчас сможешь! - крикнул Федор, возбужденный внезапной догадкой.

Он выбежал в огород и, хлопнув Маринку по вздыбленному над помидорами заду, спросил:

- Маринк, фотоаппарат есть?

- А как же, "поляроит", я за него лукошко малины отдала! Возьми в спальне в шкафу, в нижнем ящике под тряпками.

Федор откопал из-под тряпок фотоаппарат и бросился на терраску к телевизору, но только он навел объектив на экран, как Царь закрыл лицо ладонью.