Комбатант - Александр Бушков

— Увы… Уголовная полиция не стала связываться при столь зыбких уликах, а о позиции Ламорисьера я только что рассказал, — Ксавье нервно подался вперёд. — А меж тем я чувствую интуицией… Но наш бригадир подобные термины встречает неприязненным ворчанием…

Бестужев ощутил щекочущий холодок азарта.

— Представим, что вы правы, — сказал он. — Вы совершенно правы… Предположим, по каким-то своим причинам Рокамболь взялся проделать для Гравашоля эту работу…

— Именно так мне и думается. Ламорисьер отказывается связать этот налёт с Гравашолем исключительно оттого, что похищены были камушки. Если бы Гравашолю понадобилась большая сумма, говорил он, Гравашоль поступил бы привычным для себя образом: ограбил какой-нибудь мелкий банк на окраине, как он это уже проделывал раз шесть…

— Но ведь может он отступить от шаблона?

— Попробуйте объяснить это Ламорисьеру… — печально усмехнулся Ксавье.

— Что в результате? — задумчиво произнёс Бестужев. — В любом случае, у нас на примете человек, который — неважно, он был у ювелира или нет — давно и достаточно тесно связан с Гравашолем… человек, способный кое-что знать о его конспиративных квартирах, о его сообщниках, вообще многое может порассказать о месье Луи…

— Да, конечно… — с безрадостным видом отозвался Ксавье. — С одной немаловажной оговоркой: с этим человеком не хотят связываться без надёжнейших улик ни уголовная полиция, ни наша бригада в лице Ламорисьера. А железных доказательств просто неоткуда взять…

Бестужев улыбался — загадочно, весело, дерзко…

— Полагаете, здесь есть повод для веселья? — сердито бросил Ксавье.

— Вряд ли, — сказал Бестужев, всё ещё ухмыляясь. — А вот повод для действий, пожалуй что, сыщется… Парижская полиция с вашим Рокамболем связываться не станет… ну, а кто запретит это делать мне? Признаюсь вам по секрету: меня совершенно не пугают обширнейшие связи и знакомства месье Рокамболя — потому что они не настолько обширны, чтобы достать меня в Петербурге, причинить какие-то неприятности. Не будет ведь никакого международного скандала, я уверен…

Ксавье уставился на него с неописуемым выражением — смесью ошеломления и радости, нешуточной надежды и опасений…

— Грубо говоря, я чихать хотел на связи месье Рокамболя, — продолжал Бестужев. — Собственно, откуда мне о них знать? Я дикарь, московитский варвар, мне простительно быть нахальным и грубым… Гартунг и не то уладит. Мне потребуется ваша помощь, Ксавье… о, не беспокойтесь, я не собираюсь подставлять вас под удар, вас словно бы и не существует в этой истории. Это мы, понимаете? Мы по своим каналам, с помощью своих источников узнали кое-что интересное о Рокамболе — и бесцеремонный российский жандарм, никого не спрашивая, решил изобразить слона в посудной лавке…

— Но на чём вы его будете колоть?

— Я и сам пока не знаю, — серьёзно сказал Бестужев. Но непременно буду, в самом скором времени. От вас, разумеется, потребуется некоторое содействие. Вы дадите мне все сведения, какими только располагаете о Рокамболе. И ещё… Вы по своему положению в бригаде можете взять пару-тройку агентов и поручить им наружное наблюдение за кем-либо?

— Да, разумеется…

— Вот и отлично, — сказал Бестужев деловито. — Не теряя времени, сразу же, как только мы расстанемся, пустите агентов за Рокамболем. Выясните, что он делал в последние дни, с кем встречался, где бывал, кто навещал его… ну, думается, вас не надо учить? Повторяю, вы в стороне, вы всего-навсего собираете сведения, и ни одна живая душа не узнает, что их дали мне вы, слово офицера и дворянина… Ну, готовы вы поймать Фортуну за подол?

Ксавье молчал, охваченный нешуточной борьбой чувств. Глядя на него с ухмылочкой, Бестужев произнёс:

— Портос, ваш баронский титул сидит на одном коне с Бофором… Ну? Или решимости не хватает?

С отчаянным лицом человека, вынужденного очертя голову кинуться в холодную воду, молодой инспектор махнул рукой:

— Рискнем, господин майор!

Если бы он знал непереводимое российское «авось», он бы его и произнёс. Но, в конце концов, не в словах суть…

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

ЧЕЛОВЕК ИЗ ОБЩЕСТВА

Когда звякнул колокольчик у двери, Бестужев чуточку удивился: Ксавье должен был появиться не ранее чем через час, никто из людей Гартунга к нему вроде бы не собирался, а больше никто в огромном Париже и не знал его адреса, вообще не подозревал о его существовании. Консьержка, быть может?

Впрочем… Противника недооценивать нельзя. Особенно если учесть, что кто-то в том кафе мог его всё же опознать, несмотря на личину ухаря-купчика…

Открывая дверь, он встал так, чтобы в случае опасности моментально нырнуть за массивную створку, в которой безнадёжно увязнет любая пистолетная пуля — европейские свободы всё же не обернулись вовсе уж лютыми вольностями, и боевики по Парижу с пулемётами не шастают. Ну, а бомбу со столь малого расстояния, практически в упор, бросать не станут, себе дороже выйдет…

Опасностью пока что не веяло. Однако он испытал нешуточное удивление: на лестничной площадке стоял Барцев собственной персоной, в хорошо пошитом костюме из светло-коричневого трико с искрой, безупречно повязанном галстуке, с тростью из чёрного дерева, украшенной серебряными монограммами. Да уж, ничем сей господин не напоминает пресловутого безумца Рахметова из бездарного романа одного прогрессивного писаки…

— Позвольте войти, господин ротмистр? — невозмутимо спросил Барцев. — Надеюсь, я вас не оторвал от дел… или неотложных развлечений?

Браунинг с патроном в стволе и снятым предохранителем был заткнут за поясной ремень за спиной. Демонстративно быстро Бестужев выглянул на лестничную площадку, вставши так, чтобы в случае неприятного оборота дел левой рукой сграбастать нежданного визитёра за шиворот и прикрыться им от выстрелов — тут уж будет не до гуманности…

Лестничная площадка вроде бы была пуста.

— Я пришёл один, — сказал Барцев, и на его брюзгливой, барственной физиономии изобразилась ироническая улыбка. — Так что можете не бояться.

— Вот спасибо, что предупредили, — сказал Бестужев. — Я уж было хотел от испуга завизжать, как узревшая мыша гимназистка… Ну, входите уж…

— Только должен вас предупредить: многим известно, куда я направился…

— Ага, — сказал Бестужев злорадно, пропуская в квартиру непонятного гостя и запирая за ним дверь. — Так кто из нас боится? Ну разумеется, эта квартира идеально приспособлена для бессудного уничтожения революционных эмигрантов. Сейчас я вас удушу, а тело отволоку в ванную и растворю в серной кислоте, у меня там немаленький её запас…

— Вздор, — сказал Барцев, стараясь быть надменным и невозмутимым. — Я вас нисколько не боюсь… однако ваши подлые ухватки общеизвестны, я имею в виду не персонально вас, а российскую охранку…

— Не могли бы вы в моём присутствии либо употреблять слово «Охранное», либо вообще обойтись без слов, обозначающих известное учреждение? — невозмутимо спросил Бестужев. — Я же не употреблял в отношении ваших мест обитания словечки вроде «гадюшника»… И слово «подлые» мне решительно не нравится. Или вы пришли сделать скандал? Воля ваша, но в этом случае и я себя не считаю ограниченным в выборе слов или действий…

— У меня к вам серьёзный разговор.

— Ну, в таком случае, проходите в гостиную, — сказал Бестужев. — Садитесь. Прислуги у меня нет, живу, как древний спартанец, так что чаёв и прочих угощений предложить не смогу… да и не тянет, откровенно говоря. Разве что водочки?

— Благодарствуйте, не вижу надобности.

— Странно, — сказал Бестужев. — Я полагал, что российский интеллигент с утра всегда пьет водочку…

— Давайте оставим эту глупую пикировку.

— Ну, не я же её начал… — сказал Бестужев. — Излагайте, что у вас за дело. Уж не намерены ли вы предложить… сотрудничество? В таком случае я готов выслушать…

Барцев, вопреки его ожиданиям, не вскинулся — сидел с безмятежным видом, установив меж колен роскошную трость.

— А самое интересное, ротмистр, что вы угадали совершенно точно, — сказал он с индейской невозмутимостью. — Я действительно пришёл поговорить о сотрудничестве. Вашем со мной.

— Я восхищён вашей наглостью, — почти весело сказал Бестужев. — Предлагать такое русскому офицеру знаете ли, чревато скорбными последствиями. Вам, несомненно, известна процедура под названием «спустить с лестницы»? Если она к вам никогда не применялась, незабываемые впечатления гарантированы…

— Оставим препирательства, — сказал Барцев. — В конце концов, с нами шли на сотрудничество и господа повыше вас…

— Вы о Лопухине? — спокойно спросил Бестужев. — Увы, на меня подобные примеры не действуют. Во-первых, Лопухин не офицер, во-вторых, я убеждён, что в данном случае имела место некая полумистическая дурная наследственность — достаточно вспомнить, как его папенька себя странно вёл в деле Засулич… Быть может, вам угодно выйти вон?