Волшебный горшочек Гийядина - Светлана Багдерина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иванушка виновато потупился и развел руками.
– Не помню…
К предыдущему оратору с равной долей энтузиазма присоединилась и его супруга.
– Не может быть… – вытянулась физиономия Абуджалиля. – Подумайте еще!
– Сами подумайте, – любезно отозвался Кириан, устало вытирая пот со лба заскорузлым рукавом рубахи. – А у нас уже мозги закипают от умственных усилий…
– Непривычных, – автоматически добавил Агафон.
– Ну что, неужели совсем больше нет ни у кого никаких мыслей, предложений, воспоминаний?.. – жалобно заморгал отставной придворный волшебник. – Ну пожалуйста!.. Хоть кто-нибудь!.. Хоть что-нибудь!..
Зрители снова переглянулись, смущенно бормоча под носы о полном кризисе производства новых идей. Волшебники понурились, отерли перепачканные маслами ладони о штаны и уныло присоединились к друзьям под полосатым навесом.
Кириан, разочарованно вздыхая, вытянул из багажа пробитую стрелами и ножами лютню, тронул струны и с видом обманутой добродетели ехидно грянул:
Битый час волшебники шаманятБлудный город, как же ты неправ.Ну когда они тебя подманят,Просто заклинанье подобрав?Знали б десять магов, что кообаЭкзорцизм придется проводить —В очередь бы выстроились, чтобыНам ключи от города вручить.Сим-сим, откройся, сим-сим отройся,Хоть из песка заново отстройся.Градостроительный кодекс честиТы нарушаешь, пропав без вести.Как-то я у моря ждал погоды,Не дождался, плюнул и свалил.Ждать в пустыне город можно годыС тем же результатом нулевымНа кооба нет у нас управы,Гаурдак проснется и привет.Сгинут времена и скиснут нравы,И прости-прощай весь Белый Свет.Сим-сим, откройся, сим-сим отройся,Хоть из песка заново отстройся.Скорей придумай хоть что-то, СимаВедь ждать так дальше невыносимо!..
– Че-т кончилась придумывалка… – замогильным голосом возвестила на призыв царевна, и раненая лютня, издав прощальный дребезжащий аккорд, смолкла.
– Подождем, пока снова начнется? – предложил Олаф.
– Начнется… когда Белый Свет качнется… – уныло протянула Серафима, сложила ноги по-тамамски, и грустно подперла щеку грязной рукой.
Раскисал на серебряном блюде мультивитаминный комплекс, согревался до температуры песка шербет, тихо закипало мороженое, а поникшие буйными головушками путники сидели, олицетворяя кто как мог скульптурную композицию «Мыслители на распутье», и отрывисто и хмуро перебрасывались ничего не значащими фразами.[52]
– Н-нда… – грустно тянул Масдай.
– Угу… – поддерживал его Олаф.
– Вроде, всё перепробовали… – расстроенно бормотал Селим.
– Ну ведь не может такого быть, чтобы вообще ничего не подошло!.. – с горестным удивлением поглядывая на поникшего гордой головой Абуджалиля, вздыхала Яфья.
– Мы сделали всё, что могли! – защищал коллегу и себя Агафон.
– Но народная мудрость не может обманывать! – разводил руками Иванушка.
– Я так думала, например, что идея Олафа про приказание городу явиться обязательно сработает… – хмурилась Эссельте.
– И про обезьян забавно было… – шевелил кистями ковер.
– Там хоть слова непонятные, как в настоящем заклинании и должно быть, – кивала согласно Яфья.
– А имя волшебника что, понятно? – вопрошал пасмурно конунг.
– Непонятно, – соглашался Кириан. – Непонятно вообще, как нормального человека могли Шматом назвать… как сала кусок…
– А кто сказал, что волшебники – нормальные люди? – кисло пробурчала Серафима. – Пока догадаешься, что у них на уме – сам с ума спятишь…
– Спасибо, – невесело усмехнулся Абуджалиль.
– Ну и имечко… – не замечая реакции товарища, рассеяно качнула она головой, отвечая своим мыслям. – Как у рыбы вымечко.
– Кстати, о волшебниках… Сала бы сейчас соленого с перчиком черным… – тоскливо покосился на груду десертов Агафон.
– Хочешь, попробую сделать? – неожиданно предложил выпускник ВыШиМыШи.
Его премудрие опасливо покосился на коллегу, подозревая, не пожелал ли тот раз и навсегда положить конец конкуренции, покончив с конкурентом, но подумал снова, и махнул рукой. Одним магом больше, одним меньше…
Если они не найдут способ изгнать кооба из Ахмета, то менее чем через месяц это будет всем глубоко всё равно.
– Давай сала… шмат. И хлеба черного не забудь. Народ, кто еще хлеб с салом будет? Олаф, на тебя делать?
– Не, не хочется…
– Иван, Сима – будете сало с черным хлебом? Как дома…
– Нет, спасибо… – рассеянно поблагодарил понурый царевич.
– Сима?
– Имя, имя, имя… – словно оглохнув, шептала под нос Сенька. – Имя, имя, имя, имя волшебника…
– Си-им, ну так что? Служба доставки ждет! – нетерпеливо облизнулся Агафон.
– Слушайте, ребята… – наконец подняла на товарищей слегка расфокусированный и более чем слегка озадаченный взор царевна. – А может такое быть… что… Нет, по-другому начать надо, может, всё это еще ерунда… Масдай?
– Не хочу сала…
– Да я не про это! Сколько у тебя имен? Всего, я имею в виду?
– Десять, – без заминки ответил ковер.
Серафима сглотнула пересохшим горлом, обвела вдруг застывшие лица друзей слегка сумасшедшим взглядом, и продолжила. А, вернее, закончила:
– А ведь Великих магов местной древности было тоже десять. И если твой отец, ибн Садык, знал… или догадался… как вызвать Блуждающий город… но не мог ни с кем поделиться… а оставить свое знание или открытие для тех, кому это очень надо, и тех, кто сообразит, хотелось…
– Ты хочешь сказать… что чтобы вызвать Блуждающий город, надо произнести имена Масдая? – недоверчиво проговорил Иванушка.
– Нет. Я хочу сказать, что чтобы вызвать Блуждающий город, надо произнести имена Десяти Великих, – тихо ответила Серафима.
Едва последнее имя сгинувших правителей прошлого унеслось в пустыню на крыльях сухого колючего ветра, как небо над их головами стремительно заволокло невесть откуда взявшимися густыми лиловыми тучами. Яркий полуденный свет померк, будто в одночасье наступил поздний вечер. Сотрясая до мозга костей, грохнул гром, словно раскололись на мелкие глыбы и посыпались сами основы мирозданья. Взмыли ввысь, крутясь и завывая, подобно безумным танцовщикам, тонны взбесившегося вдруг песка.
Люди испуганно сбились в кучку вокруг Масдая, Абуджалиль с Агафоном наперебой забормотали, выплевывая пополам с песком слова заклинания защитного купола… Но не успели они закончить, как всё стихло и смолкло – так же неожиданно, как и началось, пыль и тучи рассеялись, будто их и не было, и перед глазами в лучах солнца, ослепительных после минутного полумрака, расплавленным желтым огнем сверкнули золотые крыши серебряных башен и домов.
Начищенные до блеска медные стены, окружающие колдовской город, дрогнули. Появилось и стало быстро расширяться полукруглое отверстие. Достигнув размера самых огромных из когда-либо виденных путниками ворот, оно перестало расти, и всё снова замерло, словно никогда и не двигалось.
Путь за стены заветного города был открыт.
– Какой-то он… странный, – Кириан первым высказал общее мнение по поводу наконец-то сбывшейся мечты. – Ни людей, ни зверей, ни этих… как ее… нежить местную…
– Ну без этих-то мы уж как-нибудь обойдемся, – успокоила его Сенька.
– А вот без первых… – почесал в затылке Селим. – Ни дорогу спросить, ни новости узнать, ни поздороваться…
– Да ладно, сами с усами, – воинственный отряг поскреб рыжий пушок над верхней губой, вытряхивая забившийся песок, бодро подхватил Масдая, взвалил на плечо, и сделал шаг вперед.
– Погодите! – Иван остановил спутников, двинувшихся было за ним. – Мне кажется, что Эссельте, Яфье, Кириану и Селиму лучше остаться здесь и подождать нашего возвращения.
– Если вы вернетесь вообще, – оптимистично дополнил менестрель недостающую, по его мнению, часть предложения.
– Кириан!!! – вытаращила возмущенно очи принцесса.
– А что… А-а-а, ты про это… Ой, извините. Я имел в виду, что может, сразу, как только вы войдете, этот городишко возьмет и умотает куда-нибудь на другой край пустыни, или Белого Света, или иного мира, и что мы вчетвером будем здесь делать?
– По-моему, если оставаться – то всем, – категорично заявил старый стражник. – А входить – так тоже всем.
– Я здесь не останусь, Кириан-ага прав! – нервно расширились глаза Яфьи.
– Мы идем с вами, – безапелляционно постановила Эссельте. – Олаф, прибавь шагу. Нам некогда.
– А чего я-то… я всегда готов… – флегматично повел крутыми плечами рыжий воин, подмигнул скромно потупившейся Яфье, взял наизготовку разжалованный из алебард топор, и решительно двинулся вперед.
