Конец Великолепного века, или Загадки последних невольниц Востока - Жерар Нерваль

Страхи бедняжки подтвердились, возможно, из-за ее больного воображения. Она тяжело заболела и, что бы я ни делал, ни за что не желала следовать предписаниям врача. В мое отсутствие она позвала двух соседок, с которыми переговаривалась с террасы, и, вернувшись, я нашел их читающими молитвы, как сказал Мансур, отворотные заклинания против ифритов, злых духов, которые, оказывается, возмутились из-за осквернения лука, а двое из них были особенно враждебны к нам, их звали Зеленый и Золотой.

Видя, что зло порождено главным образом воображением, я не стал мешать женщинам, которые привели с собой совсем древнюю старуху. Это была знаменитая знахарка, почитавшаяся святой. Она принесла жаровню, поставила ее в центре комнаты и принялась нагревать на ней камень, который, как мне показалось, был всего-навсего квасцом. Все эти манипуляции должны были помешать ифритам, которые, как отчетливо видели женщины в дыме, молили о пощаде. Но было необходимо уничтожить зло на корню; рабыню подняли, и она склонилась над огнем, что вызвало у нее отчаянный кашель; тем временем старуха колотила ее по спине, и все трое пели протяжные молитвы и читали арабские заклинания.

Мансур, как христианин-копт, был возмущен этими действиями; но если болезнь была вызвана причинами морального порядка, я не усматривал никакого зла в том, чтобы лечение осуществлялось теми же методами. Во всяком случае, на следующий день наступило явное облегчение, за которым последовало выздоровление.

Рабыня не желала расставаться с двумя соседками, и они продолжали ей прислуживать. Одну звали Картум, другую — Забетта. Я не видел необходимости в том, чтобы дома было столько прислуги, и поэтому остерегался нанимать их на все время, но рабыня одаривала женщин собственными вещами, которые оставил ей Абд аль-Керим. Возразить по этому поводу мне было нечего; хотя теперь мне предстояло покупать ей взамен новые одежды, в том числе и столь желанные хабару и йаляк.

Жизнь на Востоке играет с нами злые шутки; сначала все кажется простым, дешевым, доступным. Вскоре все осложняется обязательствами, обычаями, прихотями, и вот оказывается, что ты ведешь существование, достойное паши, которое наряду с сумятицей и беспорядочными расчетами истощает самые толстые кошельки. Еще совсем недавно мне хотелось приобщиться к той настоящей жизни египтян, которая обычно скрыта от глаз иностранцев, но я видел, как мало-помалу тают предназначенные для путешествия средства.

— Бедное дитя, — сказал я рабыне, попросив объяснить ей, каково положение дел, — если ты хочешь остаться в Каире, ты свободна.

Я приготовился к излиянию благодарностей.

— Свободна! — сказала она. — И чем прикажете мне заниматься? Свободна! Куда мне идти? Лучше продайте меня обратно Абд аль-Кериму.

— Но, дорогая моя, не в правилах европейца продавать женщин, получать деньги таким образом бесчестно.

— Как же быть? — сказала она, плача. — Разве я смогу заработать себе на жизнь? Ведь я ничего не умею!

— Может быть, ты пойдешь в услужение к какой-нибудь даме, исповедующей ту же религию?

— Я? В услужение? Ни за что. Продайте меня. Меня купит мусульманин — шейх или паша. Я смогу стать госпожой! Вы хотите со мной расстаться… Отвезите меня на рынок.

Что за необычная страна, где рабы не желают быть свободными!

Однако я знал, что рабыня права, ибо я уже хорошо разбирался в нравах мусульманского общества и не сомневался в том, что положение невольников ничуть не лучше участи бедных египтянок, которых используют на самых тяжелых работах, или тех несчастных женщин, которые делят нужду с нищими мужьями. Предоставить ей свободу означало бы обречь ее на самое тяжелое положение, возможно, и на бесчестье, а я чувствовал моральную ответственность за ее судьбу.

— Раз ты не хочешь оставаться в Каире, — сказал я ей в конце концов, — тебе придется следовать за мной в путешествиях по другим странам.

— Ана энте сава-сава! (Я и ты поедем вместе!) — сказала она мне.

Я был счастлив, что она так решила, и отправился на пристань Булак, чтобы нанять фелюгу[46], на которой мы собирались плыть по Нилу от Каира до Дамьетты.

Ухаживание торговца фонарями. Художник Уильям Холман Хант

IV. ПИРАМИДЫ

ВОСХОЖДЕНИЕ

Прежде чем покинуть Каир, я решил осмотреть пирамиды и отправился к генеральному консулу узнать его мнение на этот счет. Он желал, чтобы мы поехали туда непременно вместе, и мы двинулись в сторону Старого Каира. В дороге консул выглядел весьма грустным и сильно кашлял, пока мы проезжали пустыри Карафы.

Я знал, что он уже давно нездоров, и он сам сказал мне, что перед смертью хотел бы увидеть пирамиды. Мне казалось, что он преувеличивает опасность болезни, но, когда мы достигли берегов Нила, он сказал мне:

— Я очень устал… Лучше я останусь здесь. Садитесь в фелюгу, которую я нанял заранее, а я буду провожать вас взглядом, и мне будет казаться, что мы плывем вместе. Очень прошу вас точно сосчитайте число ступеней большой пирамиды, из-за которого спорят ученые, а когда попадете к другим пирамидам Саккара, я буду весьма признателен, если вы привезете мне оттуда мумию ибиса… Мне хотелось бы сравнить древнего египетского ибиса с породой караваек, которых до сих пор можно встретить на берегах Нила.

Итак, мне пришлось в одиночестве сесть в лодку на стрелке острова Рода, с грустью размышляя об удивительном оптимизме больных, которые способны мечтать о коллекции мумий, стоя одной ногой в могиле.

Рукав Нила между островом Рода и Гизе настолько широк, что требуется не менее получаса, чтобы его пересечь.

Бегло осмотрев кавалерийскую школу в Гизе, знаменитые печи для выведения цыплят, развалины мощных стен, сложенных особым способом, когда в каменную кладку вмуровываются глиняные горшки, придающие постройке не столько прочность, сколько легкость и хороший доступ воздуха, мне осталось еще проехать два лье по ухоженным полям до бесплодного плато, где на краю Ливийской пустыни стоят большие пирамиды.

Чем ближе подходишь к ним, тем меньше кажутся эти гиганты. Таков аффект перспективы, возникающий, вероятно, из-за того, что основание пирамиды равно ее высоте. Между тем, стоя у подножия, не перестаешь восхищаться и ужасаться этими каменными горами, созданными человеком. К вершине первой пирамиды ведет лестница со ступенями метровой высоты.

Одно племя арабов взялось опекать путешественников и сопровождать их во время восхождения на главную пирамиду. Как только эти люди замечают, что в их владения вступил любознательный чужестранец, они галопом мчатся навстречу, изображая настоящую военную игру и стреляя в воздух, чтобы показать, что они целиком в его распоряжении и готовы защищать его от нападений грабителей-бедуинов, которые якобы могут появиться.