Индийская страсть - Хавьер Моро

— Вы знаете, как в Испании… И все же этого мало для моей Богородицы. Я бы всю ее осыпала бриллиантами.

Далима быстро превратилась в любимую помощницу Аниты, в ее тень. Все качества, которые испанка предполагала в молодой женщине, подтвердились. Из множества ай и служанок, не говоря об испанке Лоле, отошедшей на второй план, Далима была единственной, кто пользовался ее полным доверием. Землячка Аниты, ревновавшая госпожу к новой фаворитке, все время ела, чтобы заглушить скуку, вызванную бездельем. Будучи иностранкой, Лола заняла высокое положение в иерархии слуг, относившихся к ней с почтением, как будто она была еще одной мемсахиб. Девушка воспользовалась этим и целый день только и делала, что просила поесть. Лола так располнела, что, поднимаясь по лестнице, стала мучиться от одышки, напоминающей лай собаки раджи.

Нестерпимая жара давила, как каменная плита, на весь мир, хотя иногда ее прерывал какой-нибудь неожиданный визит. Индия со всеми ее крайностями походила на ящик с сюрпризами. Однажды утром какой-то шум в саду привлек внимание Аниты, вышедшей вместе со своей неразлучной Далимой посмотреть, что происходит. Почти все слуги дома собрались у боковой решетки служебного входа. Одни смеялись, другие злились, но все были очень разгорячены.

— Сестра, дай нам твоего сына, чтобы мы его благословили и пожелали удачи!

Грубый голос женщины, обращавшейся к Аните через толпящихся слуг, которые стояли стеной, образуя барьер, не соответствовал ее внешнему виду. В сари цвета фуксии и с дешевеньким ожерельем на груди, с ярко подкрашенными глазами и оранжевой гвоздикой в черных волосах, заплетенных в косу, она стояла в окружении женщин с таким же, как и нее, экстравагантным макияжем. Все они размахивали бубнами и требовательно о чем-то просили.

— Госпожа, не обращайте на них внимания. Это хиджры, — сказал ей мажордом.

— Как вы сказали?

На лице мажордома появилось выражение озабоченности.

— Ни мужчины, ни женщины… Вы поняли меня?

Анита, разумеется, слышала о евнухах, таинственной касте, наследии империи Великих Моголов, чьи общины рассеяны по всей Индии. Это не трансвеститы, а кастраты.

— Чего они хотят?

— Благословить ребенка.

— Ни в коем случае!

— Они приходят уже пятый раз… Знаете ли, таков обычай…

Перекрикивая голос мажордома, евнухи пели: «Принеси нам твоего сына, сестра, мы хотим порадоваться вместе с тобой!»

Мажордом поклонился Аните и почтительно обратился к ней:

— Госпожа, я сейчас позову охрану раджи, чтобы прогнать их.

— Нет! — робко произнесла Далима, смутившись, потому что она осмелилась вмешаться в разговор. Мажордом метнул на нее злобный взгляд только из-за того, что она просто открыла рот, но служанка продолжила: — В этом нет необходимости. Скажите им, чтобы уходили…

— Дело в том, что они нам угрожают, — ответил мажордом.

— Угрожают? — удивилась Анита. — Как?

— Как они всегда это делают… — пробормотал мажордом, передернув плечами от новой неприятности, — теперь ему придется объяснять то, что его заставляет стыдиться. — Угрожают, как у них принято, поэтому вся прислуга и возмущается…

— А как у них принято?

Стыд заставил его понизить голос.

— Это ужасно, госпожа, — продолжил мажордом. — Они угрожают задрать вверх сари и показать свое тело… вернее, то, что осталось от… некоторых органов. Они всегда так делают, когда их не пускают в дом или не угощают. Поэтому, чтобы избавить себя от жуткого зрелища, все в конце концов соглашаются…

На Аниту напал приступ смеха, и она вытерла слезы, выступившие от неудержимого хохота. Далима слегка улыбнулась, чувствуя неловкость, и осторожно добавила:

— Но они хорошие, мемсахиб, они благословляют всех детей Индии.

— Ах, вот как!

— Они приносят детям удачу, — сказала Далима, — и обладают способностью смывать грехи их прежней жизни.

Анита задумалась и повернулась к мажордому:

— Ваших детей они тоже благословляли?

— Да, конечно, мемсахиб. Никто не хочет ссориться с хиджрами.

Анита снова задумалась. А если они правы? Для такого суеверного человека, как она, чем больше благословений получит ее сын, тем лучше. «Какое-нибудь да подействует», — сказала она себе. В глубине души испанка считала, что все средства хороши, лишь бы защитить маленького Аджита. Защита ни для кого не бывает лишней, а тем более для сына иностранки. Кроме того, она доверяла Далиме, которая всегда говорит от сердца.

— Тогда давай принесем его прямо сейчас, — сказала Анита удивленному мажордому.

С ребенком на руках Анита прошла между слугами, которые молча уставились на нее, а потом передала его евнуху, одетому в сари цвета фуксии. Тот аккуратно взял мальчика и внезапно принялся танцевать, поворачиваясь и раскачиваясь в ритме колокольчиков, пришитых к подолу его сари, и бубнов в руках остальных. «Ребенок сильный, как Шива, попросим всемогущего Бога, чтобы он избавил мальчика от грехов его прежних жизней…» — запели все хором и стали пританцовывать вместе с ним. В это же время евнух в сари цвета фуксии взял немного красной пасты из коробочки и указательным пальцем нарисовал точку на лбу младенца. По этому символическому жесту все прежние провинности сына Аниты перешли на евнухов.

Хиджры остались довольны, потому что таким образом выполнили свою миссию: ту, которую на них возложила Индия с ее тысячами каст, определив им роль козлов отпущения. Они закончили танцевать в честь матери и бросили на голову Аниты рисовые зерна. Невыносимый зной не в состоянии был помешать происходящему. Этот неожиданный импровизированный праздник, веселый и оживленный, порадовал Аниту. Еще несколько минут назад эти люди казались ей странными, далекими и страшными, а теперь она смотрела на них как на своих друзей. Забрав ребенка, мажордом робко обратился к молодой госпоже:

— Мемсахиб, евнухи обычно берут деньги за свои услуги…

Анита повернулась к Далиме, чтобы та подтвердила слова мажордома. Далима кивнула.

— Я дам ему пять рупий, — сказала Анита.

— Нет, мемсахиб. Они берут дорого, и никто не смеет торговаться с ними из опасения стать жертвой их проклятий.

Анита подошла к группе евнухов, которые буквально пожирали ее глазами, обсуждая одежду, которая была на ней, украшения, макияж и красоту ее лица. Их широкие улыбки позволили увидеть большое количество золотых зубов, которые выглядывали меж алых губ.

— Сколько ты хочешь? — спросила Анита, обращаясь непосредственно к евнуху в одежде цвета фуксии.

— Мемсахиб, я позволю себе ответить вам вопросом на вопрос и охотно приму то, что вы нам дадите, — сказал евнух, — но после того как вы обдумаете свой ответ. Что стоит для вас смыть все грехи прежних жизней?

Анита задумалась, а потом повернулась к мажордому:

— Дай ему сто рупий. Несомненно, мой сын, как настоящий сын своей матери, должно быть, много грешил.

В начале июня произошло нечто, что казалось уже невозможным: жара усилилась еще больше. Все пристально смотрели в небо в ожидании первых облаков, вестников муссонов. Звуки песнопений крестьян, молящихся богине Лакшми, чтобы она оросила поля, доносились до террасы, где лежала Анита. Она слышала тяжелые вздохи Лолы и бешеные взмахи ее веера, подобные ударам крыльев гигантского мотылька, бьющегося вокруг огня. Лучше всего спокойно лежать, чтобы пот не лился с тебя градом. Раджа прекратил свои утренние прогулки верхом и нашел убежище в библиотеке, погрузившись в чтение.

— Как долго продлится это пекло? — спросила Анита мадам Дижон.

— Если все будет в порядке, если дожди пойдут вовремя, то примерно до 10 июня. Беда в том, что последние дни кажутся бесконечными.

Бывают случаи, когда мадам Дижон похожа на прорицательницу. 10 июня, примерно в четыре часа вечера, раздался невообразимый шум; вихрь обжигающего воздуха поднял огромные тучи пыли и начал срывать листья с деревьев. В некоторых местах с крыши сорвало черепицу, и она с грохотом стала падать на землю. Казалось, ураганный ветер собрался снести всю виллу. Дождь еще не пошел, но на лицах слуг появилось довольное выражение. Сухая буря служила подтверждением, что неминуемо пойдут дожди.

Далима, молодая служанка Аниты, заплакала от волнения. Ее родители были бедными крестьянами, и их урожай зависел от воды. Все индийцы были охвачены паникой, переживая, что муссон не придет. Нечто подобное иногда случалось, и впоследствии вся страна голодала, теряя каждого десятого жителя. В последний раз это было в 1898 году, когда раджа приказал приостановить строительство нового дворца, чтобы направить средства в помощь своему народу. По этой причине первые дни июня являются решающими в жизни субконтинента: плохой урожай риса может означать потерю миллионов жизней.