Новый Вавилон - Игорь Мист

Яков, имея за спиной большой опыт, справедливо считал, что надежнее заранее избавиться от всех сомнений.

Дали третий звонок, и людской поток устремился в парадный зал. Городничий с удовольствием отметил, что зал забит публикой. Место у Якова было крайнее в пятом ряду, откуда прекрасно просматривалась сцена с античными декорациями. Вскоре, свет потух, заиграла музыка, а на сцену рабы выкатили колесницу, в которой восседал Воскресенский в тоге императора, увенчанный лавровым венком. Статисты, одетые патрициями, громко приветствовали цезаря. Зрители разразились бурными овациями, некоторые даже вскочили с мест.

Городничий любил театр, как всякий культурный человек – а он, считал себя культурным человеком. Сегодня на сцене князь был явно в ударе. Роль ему подходила – он увлеченно пел, танцевал и играл, он повелевал римским сенатом и соблазнял весталок. Прошел час представления, приближалась развязка. Яков незаметно выскользнул в туалет, наживил новую маску, затем переоделся в заранее спрятанную одежду римского патриция, а на бок повесил меч.

Его напарник уже ждал в толпе артистов – патрициев на сцене. Охранники за кулисами отвлеклись, глядя на игру князя, и никто не заметил актера массовки, выходящего из курительной комнаты. Дамы в красном, Городничий в зале так и не увидел.

Тем временем на сцене к Воскресенскому подвели раба, по сценарию убившего своего хозяина – римлянина. Раб еле держался на ногах. Городничий слышал, что для финальных страшных сцен ловили опустившихся людей со всей округи, таких как этот – у него было красное лицо запойного пьяницы.

По древнеримским законам все невольники хозяина, убитого рабом, подлежали смертной казни, и хотя народ Рима сегодня ждал от князя – цезаря решения о помиловании, император был неумолим и под крики восторженной толпы, принял решение принести в жертву всех несчастных рабов.

Свет тотчас приглушили, стулья раздвинули, – еще громче заиграла тожественная музыка и началась столь любимая князем и его поклонниками заключительная сцена. Действие перенесли в зал, и только князь остался на сцене в окружении многочисленных патрициев.

Публика, опоенная наркотическими коктейлями, к окончанию пьесы, как обычно, сходила с ума; в зале началось избиение невольников кнутами. Плохо соображающим зрителям выдали их вместе с длинными острыми ножами. Городничий спокойно смотрел, как уже тащат к месту жертвоприношения главного злодея – убийцу – старого пьяницу, одетого рабом.

Дождавшись, когда прожектора стали давать свет в зал стробоскопическими вспышками, а сцена погрузилась в полумрак, Городничий вплотную приблизился к князю. Он встал к нему лицом и с силой воткнул меч под ребра, по самую рукоятку, потом провернул его до хруста так, что кровь из туники цезаря фонтаном брызнула на настил.

Городничий видел, как удивленно раскрылись глаза Воскресенского, и в углу рта показался тонкий ручеек крови. Князь неуклюже опустился на колени, а потом упал, венок слетел с его головы и покатился в зрительный зал. Из – под тела быстро расплывалась лужа темной в свете вспышек крови. Яков спрыгнул в зал и бросился сквозь орущую, избивающую рабов толпу. По дороге на него то и дело попадали брызги крови с кнутов.

Он сделал, что требовалось; надежный и опытный напарник должен был прикрыть его, если остался жив, – Якову же следовало, немедленно уходить. В прошлый раз, на шоссе, счастливый случай спас Воскресенского, и от ракет князя погибли лучшие люди Городничего, поэтому сейчас он предпочел все сделать сам.

Он с минуту постоял над умывальником, смывая кровь князя со своих рук. Жертвоприношение состоялось – на этот раз Аввакум будет доволен его работой.

39. Книга. Кейптаун. Во Царствии Твоем

– Отправляясь в Кейптаун, мы должны будем притвориться местными, иначе, и двух шагов не успеем сделать. Мы облачимся в нано – костюмы и станем африканцами. – Дронов вытащил из рюкзака и протянул доктору пакет с маскировочной одеждой, купленной им вчера у подпольных торговцев новинками.

– Алексий, может, у них и формула давно есть, за которой мы гоняемся? Проще будет ее купить, чем рисковать, суясь в страну, где я не был двадцать лет!

– Надевайте, надевайте, не фантазируйте. Если бы формула была, эти торгаши давно бы продали ее в Америку или Китай.

Они начали надевать костюмы, и Дронов почувствовал, как что – то теплое начинает растекаться по поверхности кожи; – торговцы сказали, что костюмы «живые» – состоят из миллионов организмов, и это – одна из технологий вавилонцев.

– Ну, вот, доктор, посмотрите на меня – мы с вами стали похожи! Два незаметных африканца не должны вызвать подозрений у собратьев, как думаете?

Лодка, на которой они плыли, тем временем сама тихо причалила, и Дронов, выпрыгнув первым на каменистый берег, помог выбраться Априну.

– Сначала притопим нашу посудину в океане, спрятав ее на дне понадежнее. Дай Бог, если все удачно получится – еще придется возвращаться на ней.

Лодка, повинуясь команде от Алексия, медленно погрузилась в воду.

Разведчик передавал безлюдную картину на многие мили вокруг: солнце опустилось, и ничего не было видно.

– Вы рассчитываете на ней вернуться? А если ее обнаружат и украдут местные африканцы?

– Купим другую. Не бойтесь, не брошу вас – вы нужны своей стране.

– Вашей стране.

– Нашей, сколько раз повторять?! Вы опять стремитесь казаться циничнее, чем есть на самом деле.

Дронов, проверив пистолет, направился вверх по прибрежному склону, и Априн, стараясь не отставать, последовал за ним. Поднявшись, Алексий оглянулся на темный океан – его вид пробудил, щемящие сердце воспоминания. Шум прибоя и профессору напомнил времена до Разделения, вынудившего Априна покинуть дикую, но полюбившуюся страну.

Они выбрались на асфальтированную дорогу и зашагали в темноте в сторону ближайшего рыбацкого поселка, указанного «Полом».

– Пешком дойдете?

– Не беспокойтесь. Я не такой уж немощный и старый, а в Лондоне каждое утро делал пробежку в парке. Там все бегают, и пройти вашу пару километров для меня легко!

Вскоре, они достигли цели, и Дронов решил воспользоваться велосипедами – до Кейптауна ехать было примерно час. Алексий скоро появился из темноты с двумя старенькими велосипедами.

– Стащили у бедных рыбаков? Почему вас собаки не учуяли?

– Птицы помешали. Садитесь и держитесь за мной в темноте.

Дорога, извиваясь, шла вдоль океана – слышался гулкий шум волн о каменистый берег. Через час, как и рассчитывал Алексий, на горизонте показались огни Кейптауна. Доктор уже молил о пощаде.

– Потерпите, скоро сделаем привал. – Дронов получил сигнал от «Пола», тот нашел полуразвалившуюся хижину в заброшенном районе.

– Ночевать не будем, передохнем немного – и в путь. – Он заглянул в пустое окно хижины. – Заходите внутрь. И примите эту таблетку – день бодрствования обеспечен. – Алексий достал белый кругляшок и протянул доктору.

Априн послушно взял и проглотил таблетку.

– Если вы дали мне яд с задержкой действия на пару дней, пока не приведу вас к лаборатории, пусть это останется на вашей совести.

Передохнув, они поехали в Бич – роуд – район на окраине города, чтобы найти дом бывшего коллеги Априна техника Билли Уэйна, адрес которого дал Луи.

На предутренней улице не было прохожих, и Алексий направил доктора к дому техника – небольшой одноэтажной развалюхе, окруженной такими же жалкими лачугами, а сам остался ждать.

Априн постучал по старому покосившемуся забору и вскоре заметил, как в окне мелькнуло чье – то лицо.

– Что вам нужно, мистер? – Толстая негритянка с недружелюбным выражением лица выглянула на улицу.

– Я ищу Билла, Билла Уэйна. Работал с ним когда – то в Кейптауне.

– Он болен и не встает с кровати уже полгода, а я – его сестра, Салли.

– Можно мне войти, миссис? У меня хорошие новости для вашего брата.

Априн вглядывался в Салли – неужели это была она? Та, ради которой он хотел когда – то остаться в Кейптауне навсегда. Тогда он – еще относительно молодой, слегка за сорок, доктор наук – приехал в Южную Африку по приглашению местного университета читать курс лекций по химии. Через пару лет на одной вечеринке он и познакомился с сестрой Билли. Она случайно зашла передать что – то брату, – а работала недалеко, медсестрой в городском госпитале. Их роман развивался бурно и стремительно, но в воздухе уже носилась идея национальной нетерпимости, и отношения белого мужчины и чернокожей девушки вызвали недовольство университетской ячейки националистов. В один из вечеров, незадолго до Разделения, Салли пропала. В ее пропаже обвинили Априна, но, к счастью, Билли знал правду – Салли угодила в лапы националистам, которые потребовали у нее отказаться от связи с белым и насильно выдали замуж за одного из своих.

Априн тяжело переживал потерю, но вскоре Разделение заставило и его покинуть Кейптаун. Как он думал – навсегда. Доктор все годы с тоской вспоминал давнюю любовь.