Николай Крылов - Илья Драган

В светлое время бои не прекращались ни на минуту. В бой уже вступила и вновь прибывшая 345-я дивизия. В полосе протяженностью всего в три километра Манштейн ввел в бой две дивизии. Станция переходила из рук в руки.

26 декабря по всему фронту, во всех четырех секторах, шли бои, но самые жестокие у станции Мекензиевы горы. Никто еще из обороняющих Севастополь не знал, что в этот день войска Закавказского фронта совершили прыжок через Керченский пролив. Десант закрепился на полуострове.

Манштейн о высадке десанта узнал в тот же час.

В своих воспоминаниях, приукрашивая в меру своих способностей свои «подвиги», Манштейн пишет: «Это была смертельная опасность для армии в момент, когда все ее силы, за исключением одной немецкой дивизии и двух румынских бригад, вели бой за Севастополь. Было совершенно ясно, что необходимо срочно перебросить силы из-под Севастополя на угрожаемые участки. Всякое промедление было пагубно. Но можно ли было отказываться от наступления на Севастополь в такой момент, когда казалось, что достаточно только последнего усилия, чтобы, по крайней мере, добиться контроля над бухтой Северной? К тому же казалось бесспорным, что легче будет высвободить силы из-под Севастополя после успеха на северном участке фронта, чем в случае преждевременного ослабления нажима на противника...»

После довольно невразумительного разъяснения о том, каким образом захлебнулся штурм, Манштейн резюмирует: «...Но это было слабым утешением, если учитывать понесенные жертвы».

Справедливое резюме! Но чтобы оно было произнесено десять лет спустя, севастопольцам пришлось удесятирить свои усилия в обороне, превзойти самих себя, чтобы отразить последние декабрьские удары, когда командующий 11-й армией поставил на карту не только свой престиж, но и голову, ибо действительно создавалась ситуация, при которой могла последовать гибель всей армии.

Уже имея за спиной десант в Керчи, Манштейн для окончательного прорыва к Северной бухте к 28 декабря сосредоточил на нескольких километрах прорыва четыре дивизии, решив пробиться по трупам своих солдат.

Все резервы обороны были исчерпаны к концу дня 28 декабря, фронт в районе станции Мекензиевы горы перестал быть сплошным.

29 декабря казалось, что фронт будет прорван. 30 декабря ожидался кризис. Командарм мобилизовал все силы, на рассвете, исчерпав все возможности с перегруппировкой, уехал на линию обороны.

Тогда Черноморский флот выставил свой последний резерв. В полночь на тридцатое вошел в Южную бухту линкор «Парижская коммуна», флагманский корабль. В нарушение всех правил он пришвартовался к железным бочкам, чтобы с места вести огонь по наступающему противнику в долине Бельбека, по его скоплениям, по вторым эшелонам, по его батареям. Рассвело. На счастье, день выдался пасмурным, низкая облачность сдерживала немецкую авиацию.

Громоподобные залпы орудий линкора разнеслись по всему фронту, приглушая канонаду всех иных орудий.

Никто не подсчитывал немецких потерь от его больших калибров ни в живой силе, ни в боевой технике. О потерях от такого класса огня обычно сообщают: «пропал без вести». Танки от прямого попадания превращались в обрывки железа, а от близкого разрыва снаряда их переворачивало.

Чуть позже в Северную бухту вошел новейший крейсер «Молотов» и произвел огневой налет по скоплению немецкой пехоты. Корпосты точно наводили уничтожающий огонь больших калибров. Немцы попытались ответить дальнобойными батареями, но линкор заставил их замолчать.

7

Чем же был занят в эти дни Крылов, как выделить его роль, когда все, все командиры и рядовые, все подразделения, все участки обороны от мала до велика напряглись в титаническом усилии выстоять?

30 декабря он думал о предстоящих боях. Линкор и крейсер вынуждены были уйти, ибо прояснялось. Живой силы, способной остановить лихорадочный, почти бессознательный, вне всякого разума, натиск немцев, в распоряжении штаба Приморской армии уже не было.

Острие клина сузилось с девяти километров до трех. В эту бездонную воронку смерти Манштейн, не колеблясь, вливал новые и новые жертвы, которую при таком своем подходе, не дрогнув, мог завалить трупами своих солдат и пройти, невзирая ни на что. Такой немецкой силе нужно было поставить огневой заслон.

Крылов пригласил к себе в «кубрик» начарта Рыжи. Предстояло принять рискованное решение, суть которого состояла в опоре на «идею», а не на реальную силу.

— Николай Кирьякович, — сказал Крылов. — Завтра, если продлится штурм, а он продлится, и я в этом уверен, наша последняя надежда на артиллерию. Вчера нас поддержал линкор, и все же они продвинулись. Пройти им осталось два километра до Северной бухты... Манштейн в безвыходном положении: или ему прекратить штурм и тем признать свое поражение, расписаться в беспомощности, признать все потери напрасными, или продвигаться к бухте по трупам своих солдат... Если не сегодня и не завтра, то должен же он снять войска под Керчь... Если штурм, то он будет отчаянным и именно в районе Северной бухты.

Рыжи пояснять дальнейшее было не нужно. Он все понял.

— Корректировочные посты отмечали передвижение войск и батарей к Мекензиевым горам... — заметил он в ответ.

— Все данные всех видов разведки подтверждают, что удар будет только там... — продолжил Крылов. — Нам предстоит рассчитать, Николай Кирьякович, что мы можем снять с других участков фронта... Но уж если готовить им встречу, то чтобы сразу и начисто прекратить их наступление...

— Вы мне, Николай Иванович, скажите, что нужно? Какая плотность огня?

— Наибольшая из возможных... Всю артиллерию мы просто не сможем перебросить за ночь.

Рыжи подвинул к себе листок бумаги и несколько минут молча вел подсчеты. Поднял голову. Глаза его озорно поблескивали.

— Восемьдесят стволов на километр прорыва — хорошо?

— Двести сорок стволов? — подытожил вопросом Крылов.

— Вполне реально... На рассвете все будет на месте... Как решит командарм.

— Решит! — заверил Крылов. — Он умеет принимать острые решения... Получив такой новогодний гостинец, Манштейн не успеет перегруппировать войска. Я уверен, что он идет на таран, и это единственное, что он может сделать, имея за спиной керченские дела...

— А мы постараемся и не очень-то оголять другие участки. В этом деле особая роль за корректировщиками... У нас еще сохранились корпосты на территории, захваченной немцами.

Командарм согласился с предложением начальника штаба, утверждая схему огня и расход боеприпасов, сказал:

— Нашим артиллеристам предстоит решить самую ответственную задачу из всех, какие им до сих пор выпадали. Прошу вас, Николай Кирьякович, объяснить это через командиров артчастей всему личному составу.