Нежно влюбленные - Мэри Патни

Ее ответ немного успокоил Сент-Обена. Он надел камзол и сунул галстук в карман. В это время суток никто не обратит внимания на то, как он одет.

Подняв свечу, Диана проводила Джерваза вниз и отперла дверь. Весь дом спал, где-то вдали часы пробили три часа ночи. Самое темное время суток.

Прежде чем Диана успела отворить дверь, виконт взял подсвечник у нее из рук, поставил его на стол, обнял девушку и нежно поцеловал — в точности так же, как и несколько минут назад, когда они лежали в объятиях друг друга. Обвив его шею руками, Диана крепче прижалась к Джервазу. Несмотря на усталость, она бы с радостью вновь занялась с ним любовью.

Даже целуя ее, Сент-Обен осознавал, как глупо с его стороны было надеяться на то, что он сумеет завоевать такую женщину. Разве можно добиться ее отказа от других любовников… Когда поцелуй прервался, Джерваз поднял голову и заметил, как затуманились глаза Дианы. Ах какое дивное это было выражение! Но… Диана Линдсей была всего лишь шлюхой, и это нельзя забывать.

Однако, уговаривая себя, что эта женщина его не стоит, виконт вдруг почувствовал раздражение и невероятное желание завладеть ею, стать ее полновластным хозяином.

— Я хочу, чтобы ты стала моей, Диана, — шептал он, лаская ее. — Только моей.

Не говоря ни слова, девушка покачала головой, но Джерваз почувствовал, как ее тело отозвалось на его ласки. Он хотел взять ее прямо здесь, на тонком ковре, прикрывающем холодный мраморный пол. Но видя, что Диана тоже этого хочет, Джерваз решил, что быстрее добьется своей цели, если не будет всегда угождать ее желаниям. Поэтому, отпустив ее, виконт отворил дверь и вышел в темную ночь.

Запирая дверь, девушка дрожала. В спальне она переоделась во фланелевую рубашку с длинными рукавами и улеглась в постель. Она спала здесь уже целых три месяца, но еще ни разу собственная кровать не казалась ей такой пустой и огромной.

Несмотря на усталость, Диане не спалось. «Любовь имеет свою оборотную сторону», — пропомнились ей давнишние слова Мадлен. Девушке казалось, что она тогда постигла их смысл, но лишь сейчас она поняла, что имела в виду ее старшая подруга. Не зная, что такое страсть, Диана оказалась неподготовленной к ней. Прошедший вечер открыл для нее много нового, и не только потому, что она познала новые физические ощущения, но и из-за необычного всплеска эмоций. Они с Джервазом дарили и получали удовольствие.

Виконт хотел ее, но и она не меньше хотела его. Диана мечтала выполнять его желания, мечтала говорить с ним о любви и смеяться вместе с ним, наблюдая, как смягчается его хмурое лицо; она с радостью пообещала бы Джервазу, что будет принадлежать ему одному. Ей так хотелось сделать его счастливым…

Впрочем, сделать Сент-Обена центром своей вселенной и молниеносно выполнять все его прихоти было совсем нетрудно, но не для этого она приехала в Лондон. Диана чувствовала: их несут разные потоки. Сразу было видно, что жизнь потрепала виконта, как и саму Диану, но девушка смогла немного оправиться от пережитого. А до тех пор, пока она не поймет причину и происхождение его боли, им не быть вместе.

Свернувшись калачиком, девушка обхватила себя руками, пытаясь вновь почувствовать то тепло, которое согревало их, когда они были вместе. Как бы трудно ей ни было, она решила не сдаваться. Когда-нибудь, когда позволит Господь, она покорится лорду Сент-Обену, но многое еще должно измениться к этому времени. Диана хотела, чтобы в их дуэте они оба были равны, и чтобы это не был дуэт господина с рабыней.

Диана поежилась: она в который уже раз подумала о том, что их соединила не только рука судьбы, но и воля самой Немезиды — богини неотвратимого правосудия. Если бы Диана только могла представить, как обернется дело, она бы ни за что не уехала из Хай-Тора. Впрочем, отступать было поздно. Узы, связывающие ее с Джервазом, были слишком сильны.

Ну а пока… В ближайшие дни она будет играть роль независимой женщины, а уж как он к ней отнесется — его дело. И девушка разрыдалась в подушку, не зная, отчего плачет — от горя или от радости.

Глава 8

Уже близился вечер, и Уайтхолл почти опустел, когда к лорду Сент-Обену явился с визитом министр иностранных дел. Джордж Каннинг был очень умным, непредсказуемым и очень-очень честолюбивым человеком. С тех пор как Вильям Питт, глава партии тори, умер около полутора лет назад, все члены партии бились за то, чтобы натянуть на плечи почетную мантию главы. Все тори были единодушны в желании поквитаться с французами, но большая часть их энергии уходила на борьбу друг с другом. И вот в этой битве Джерваз не имел ни желания, ни терпения участвовать.

Сент-Обен сидел за кипой сообщений из Португалии; приход Каннинга оторвал его от размышлений. Личные отношения много значат в политике — сэр Артур Уэлсли, армейский друг Джерваза, познакомил Сент-Обена с одним из своих лучших приятелей, военным министром Кастельреем. Обязанности военного министра и министра иностранных дел кое в чем совпадали, и эти люди были яростными соперниками, поэтому Каннинг всегда посматривал на Джерваза с подозрением. Они старались не встречаться друг с другом. Сегодня Каннинг впервые пришел к виконту.

Вскочив и потянувшись, Сент-Обен подал Каннингу руку:

— Добрый вечер, Каннинг, — поздоровался молодой человек. — Что-то вы поздно.

И тут Джерваз нахмурился — за министром иностранных дел маячила фигура еще одного человека, француза. Джерваз был почти уверен, что это и есть шпион, скрывающийся под кличкой Феникс.

После рукопожатия Каннинг промолвил, указывая взглядом на своего спутника:

— Уверен, что вы знакомы. Элегантный граф де Везель, одетый во все черное, приветливо улыбнулся:

— Разумеется. Однако мне очень жаль, что высшее общество не имеет возможности чаще лицезреть лорда Сент-Обена.

Джерваз без энтузиазма пожал руку графа. Конечно, Фениксом мог быть и кто-то другой, но виконт больше всех подозревал француза. Он презирал этого человека, в обычае которого было юродствовать и постоянно что-то демонстративно скрывать. Граф подозрительно легко взобрался по ступеням британского общества и, как французский изгнанник, имел возможность слышать такие вещи, которые ему знать не следовало. Джерваз предполагал, что французу доставало наглости, ума и непорядочности решиться на что угодно. Ничем не выражая своего отношения к графу, виконт спросил:

— Вы пришли сюда, чтобы работать, Везель? Одному Богу известно, как нам недостает людей.

Француз лениво взмахнул тростью с золотым набалдашником.

— Работать?! Moi?[5] Я не умею работать, крутиться и вертеться. Такими вещами должны заниматься усидчивые люди вроде вас.