Дождь тигровых орхидей - Анна Данилова

На открытии галереи Руфиновы вели себя так, словно ничего существенного в их жизни не произошло. Борис не отходил от жены ни на шаг и всем своим видом показывал, как он горд и счастлив быть рядом с ней. Но Ольга в отличие от него, прогуливаясь по гулким светлым залам, не видела никого, кроме Дымова.

С утра, после торжественной церемонии открытия, на которой присутствовал Планшар, высокий лысоватый человек в светлом костюме – возле которого, держа его за руку, неотлучно находилась светловолосая девочка в красном бархатном платьице и белых лаковых туфельках, – в галерее было много посетителей. В основном это были знакомые Руфиновых и местная интеллигенция. Постепенно, к обеду, стали подходить художники. Митя всякий раз, когда видел знакомое лицо, не мог сдержать улыбки.

На небольших столиках появились подносы с шампанским и шоколадом. Все разговаривали вполголоса, и только в третьем зале, где была выставлена «Обнаженная М.», говорили громче обычного и посетителей толпилось намного больше. Посмотреть на обнаженную Машеньку Руфинову – а о том, что на картине изображена именно она, уже ходило много слухов, – пришли преподаватели ее училища, однокурсницы и просто люди, которые знали Руфинова и хотели удостовериться, что это действительно Маша. Сама же Маша, в черном вечернем платье с небольшой бриллиантовой брошью на груди, как ни в чем не бывало встречала гостей и была счастлива как никогда. Она время от времени выискивала глазами Митю и взглядом подбадривала его. В новом костюме он чувствовал себя неловко и несколько раз подходил к Лизе с просьбой отвезти его домой, переодеться. Лиза тоже была в черном, выглядела очень взволнованной, но была настолько хороша, что проходившие мимо мужчины невольно оборачивались.

– Габи, – обратилась она к девочке в красном платьице, – хочешь шоколаду? Франсуа, девочка устала, давай отвезем ее в гостиницу.

Но Планшар подвел дочь к столику, на котором уже появились закуски, и сказал, что ни в какую гостиницу они не поедут и Габи останется на ужин. Митя ждал, когда же Лиза подойдет к нему и что-то скажет, но Лиза словно избегала его. И тогда он решил подойти сам.

– Ты кто? – спросил он у девочки, уверенный в том, что она не знает русский язык.

– Меня зовут Габриэль Планшар, – с сильным акцентом, но уверенно отвечала она. – А вы кто?

Лиза, стоявшая неподалеку, подошла к ним.

– Габи, это твой брат Митя. Видишь картины, это он их нарисовал.

– Написал, а не нарисовал, так меня учит говорить папа.

Подошла Марта, которая взяла на себя организацию праздничного ужина, и предложила покормить Габриэль. Лиза с радостью отправила их в самый дальний зал, который в проекте должен был стать небольшим кафе и где уже накрывали столы для банкета.

– Скажи, как ты могла оставить ее на полтора года? – Митя единственный осмелился задать матери этот вопрос и теперь ждал ответа.

– Не думаю, чтобы она скучала без меня. У нее прекрасная бонна, русская, из эмигранток. Планшар буквально носит Габи в зубах. Как ты не понимаешь, я соскучилась по тебе и приехала.

– А то, что ты меня бросила на четыре года? Ты сама тогда решила, что я не буду по тебе скучать? Да я только и мечтал о том, что вот раздастся звонок и приедешь ты. Мы с отцом чуть с ума не сошли, когда получили твое первое письмо из Австрии. А сейчас ты опять собираешься уехать, теперь уже в Париж?

– Нет, в Нант, вместе с тобой.

– Это чудо, что мои картины поедут на аукцион, а если бы я был бездарен, то ты бы уехала одна?

Лиза в слезах убежала от него и наткнулась на Боброва. Она так шарахнулась от него, что ее едва успел подхватить Планшар, который шел в это время к столику с пустым бокалом. Она что-то сказала ему на ухо, и он увел ее из зала.

– Митя, поздравляю. Я рад, что в наше тяжелое время еще кто-то что-то творит, да еще в таких ярких и светлых тонах! А мать ты не расстраивай, не первый же год ее знаешь, она неисправима.

Митя только сейчас понял, что Бобров сильно пьян.

Ближе к вечеру залы опустели, все, кто остался – в основном это были приглашенные, многие из которых выразили согласие принять участие в финансировании аукциона, – ждали ужина. К Мите постоянно подходили, поздравляли и спрашивали, нельзя ли купить ту или иную картину.

– У Дымова список, если они не аукционные, то можно.

Дождев-старший почти ни с кем не разговаривал, хотя его многие знали и как настройщика, и как бывшего мужа Лизы. Он, казалось, изо всех сил старался выглядеть незаметным, он даже рубашку надел серую, чтобы не привлекать к себе внимания. Сергей был возбужден успехом сына, переживал за него и издали наблюдал за ним, понимая, как непривычна Мите роль новоиспеченной знаменитости. Но еще больше он разволновался, когда увидел слезы на глазах Лизы. Он видел, как Планшар вывел ее из зала, и теперь с нетерпением ждал ее возвращения. Ее французский любовник оказался приятным и очень интеллигентным человеком с хорошими манерами и добрыми карими глазами. В такого можно было влюбиться. Но девочка произвела на Сергея еще большее впечатление. Она удивительным образом походила на Лизу, только была несколько угрюмее и серьезнее. Он в душе считал ее почему-то своей дочерью, поскольку Лиза вполне могла забеременеть и от него.

Мысль о том, что они все вместе уедут в Нант и заберут с собой Митю, угнетала Дождева. Утешало одно – Митя непременно вернется к Маше, а стало быть, и к нему.

За четверть часа до ужина пришел Миша Хорн. Рядом с ним была похудевшая и от этого еще более красивая Гера, которая, казалось, мертвой хваткой вцепилась в его локоть. На ней было изумрудного цвета полупрозрачное платье с большим вырезом, на шее нитка розового жемчуга. Волосы уложены в высокую прическу. Увидев Машу, Гера улыбнулась ей, как старой знакомой. Они подошли к Мите, который в задумчивой позе стоял возле окна, и Гера представила его своему бывшему, а теперь уже и настоящему мужу.

– Знакомься, это Дмитрий Дождев. – Хорн, еще недавно вздрагивающий от этой фамилии, кивнул и отметил про себя, что Митя с Машей действительно подходят друг другу. – Мне кажется, – продолжала Гера, показывая Хорну работы, которые и сама видела впервые, – что все пришли только ради тебя, Митя. Нет, я вовсе не шучу, в том зале, где выставлены работы других художников, почти никого нет.

– Утром было много людей, а сейчас уже вечер, остались только избранные, так сказать. А поскольку художники почти все разъехались, вот меня все и поздравляют, делать-то пока нечего.

– Не скромничай. А что за белые листочки прикреплены к картинам?

– По-моему, так Дымов отмечает для себя проданные работы. Так что, Гера, это тебя надо поздравить, с твоей легкой руки все и началось. Хочешь, я подарю тебе что-нибудь?

Гера смутилась и, покраснев, посмотрела на Хорна.

– Я не ревную, – скороговоркой, словно очнувшись, проговорил Хорн. – Подарите, конечно.

Подошла Маша и увела Геру.

Хорн остался наедине с Митей и, стараясь не смотреть на него, спросил как бы между прочим:

– Послушайте, вы не помните меня?

– Нет, не припоминаю. – Митя и не подозревал, насколько важный вопрос ему задает Хорн, и потому воспринял его как вынужденное завязывание беседы.

– А кто же тогда был в вашей квартире, когда я застал там свою жену?

– А когда это было, в каком месяце?

– В начале мая.

– Там жил Дорошев, Виктор, или, как его все зовут, Вик.

– Так Гера приходила не к вам?

– Гера приходила ко мне еще до замужества, она позировала мне, но между нами ничего не было.

– Понимаете, – Хорн разволновался, вспоминая события тех дней, – мне позвонили и сказали, что она в мастерской Дождева. Теперь вы понимаете, почему я здесь и задаю эти дурацкие вопросы? Я же считал вас причиной всех моих несчастий.

– А могу теперь я вам задать вопрос: вы собирались жениться на Маше по любви?

– Ее невозможно не любить, но если честно, то меня всегда тянуло к Гере.

– Я так и думал.

Так, разговаривая, они дошли до зала, где висел портрет обнаженной Маши, и Хорн, увидев его, остановился и невольно даже присвистнул.

– Вот это да! Это Маша, я угадал? – Он некоторое время молчал, с восхищением разглядывая картину, потом неожиданно спросил: – Митя, а вы не работаете на заказ? Вы бы не смогли написать мою Геру в таком виде?

– Мог бы, – улыбнулся Митя, – еще год назад, но, как видите, не сделал этого. Иначе мне пришлось бы иметь дело с вами. Я не пишу «обнаженок» с замужних женщин.

Им не дали договорить, так как всех пригласили за стол. К Мите подошла Марта и, извинившись, сказала, что пришла Анна.

– Так пусть заходит.

Анну он увидел у двери, она стояла в нерешительности, опустив голову. Услышав шаги, она вздрогнула и подняла на него полные слез глаза. В красном платье, с перекинутыми на одно плечо блестящими золотистыми волосами, она действительно напоминала Машу, и только взгляд потерянного в этой жизни человека выдавал ее возраст и состояние души.