Полководцы Древней Руси - Андрей Сахаров

Столь же спокойно с крепостной стены смотрел магистр Склир. Князь руссов поставил впереди конницу: в середине — дружинников, одетых в доспехи светлого железа, по краям — толпы легкоконных венгров и печенегов, которых легко увлечь притворным отступлением под удары засадных полков, а потом, сдавив с обеих сторон, опрокинуть на тяжелую конницу князя Святослава. Русской и болгарской пехоты пока не было видно, и Варда Склир подумал, что князь оставил пехоту для охраны лагеря. Это непоправимая ошибка! Конница руссов будет разгромлена быстрее, чем пехота подойдет из лагеря!

Но магистр не знал, что русские и болгарские пехотинцы встали глубокой фалангой сразу за дружинной конницей и потому расчленить войско князя Святослава не удастся…

Сражение началось яростными атаками тяжеловооруженных всадников патриция Алакаса против печенегов, которые стояли на правом фланге войска князя Святослава. Навстречу катафрактам полетело множество стрел, но закованные в броню всадники и кони были неуязвимы. Печенеги начали заворачивать коней, спасаясь от длинных копий катафрактов. Однако печенежские вожди заметили, что греков мало, и прекратили отступление. Толпы печенегов начали окружать катафрактов Алакаса, и те медленно попятились, не нарушая строя и не позволяя печенегам приблизиться для сабельной рубки: беснующихся печенегов встречали острия копий. Так, медленно отступая, Алакас уводил печенегов к зарослям, за которыми укрылся засадный полк.

Удар засадного полка был неожиданным и страшным. Сначала из зарослей показался сплошной ряд длинных нацеленных копий, затем, ломая ветки, вынеслись всадники. Печенеги обратились в бегство. Часть печенежских всадников кинулась назад, подальше от сечи, а остальные, подгоняемые копьями катафрактов, в беспорядке покатились к русской дружинной коннице, угрожая захлестнуть ее своей массой и нарушить боевой строй.

Варда Склир возбужденно потирал ладони. Наступал решающий момент сражения. Правое крыло Святослава разгромлено, нужно обрушиться на центр, где стоит русская конница…

Но магистр не успел отдать приказ. Тяжелая конница руссов сама двинулась вперед, а слева, обгоняя ее, понеслись на византийцев легкоконные венгры.

Нападение венгров было яростным, но не очень опасным. Железные ряды катафракторной конницы только слегка подались назад и тут же, получив подкрепление, вернули потерянное пространство. Однако отважные венгры сделали свое дело. Русские дружинники пропустили сквозь свои ряды бегущих печенегов и снова сомкнули строй.

Началась смертельная рубка закованных в броню всадников, одинаково сильных и умелых. Скрежетала сталь, рычали сцепившиеся вплотную воины, ржали кони, сталкиваясь закованными в железо грудями.

Варда Склир приподнялся на стременах.

Тесня украшенные перьями шлемы катафрактов, на него надвигались островерхие русские шлемы. Прямые мечи руссов поднимались и опускались мерно и тяжело, как цепы на молотьбе, только не спелые зерна они роняли на землю, а головы катафрактов…

Во главе отряда отборных всадников магистр кинулся в сечу, разрезая, подобно железному клину, толпу сражавшихся. Ему преградил дорогу огромный скиф, взмахнул мечом. Но лезвие меча только скользнуло по шлему Варды Склира, а ехавший рядом патриций Константин, брат магистра, успел поразить скифа. Телохранители подхватили магистра и силой увели его в безопасное место…

А сеча продолжалась, и военное счастье попеременно склонялось то на одну, то на другую сторону, в зависимости от того, руссы или греки получали подкрепления. Подоспела русская и болгарская пехота, и Варде Склиру тоже пришлось ввести в дело пехотные полки.

Варда Склир вдруг с ужасом понял, что вопреки его намерениям в сражение втянулось почти все византийское войско, что, если не переломить хода битвы, оп скоро останется полководцем без армии. Византийцам приходилось платить жизнью за жизнь, а не одной жизнью катафракта за десятки жизней одетых в шкуры варваров, как бывало раньше, и это было страшно. Варда Склир запоздало подумал, что, может быть, именно к такому исходу стремился князь руссов: истребить в кровопролитном полевом сражении византийское войско, чтобы потом идти к беззащитному Константинополю…

Но еще не все потеряно. Магистр приказал трубить и стучать в бубны. Еще один засадный полк выехал ил зарослей и обрушился на левый фланг руссов. Весы победы качнулись в пользу Варды Склира, русские дружинники начали медленно отходить.

Но боевой порыв засадного полка уже иссякал. Вместо ошеломленных неожиданностью, утомленных битвой русских всадников он натолкнулся на глубокую фалангу русской и болгарской пехоты. Погибали катафракты в бесплодных атаках, а русы и болгары стояли, прикрываясь своими большими щитами, и в их рядах не видно было брешей.

«Напрасно! Все напрасно!» — в отчаянии шептал Варда Склир, в очередной раз бросая вперед катафрактов. Обреченно и устало накатывались валы катафракторной конницы на строй руссов и отливались обратно, оставляя на пыльной вытоптанной траве всадников и коней. А позади фаланги, в безопасности, перестраивалась и приводила себя в порядок тяжелая русская конница, и возвратившиеся после бегства печенеги накапливались на флангах.

Сражение было проиграно. Это стало ясно Варде Склиру, когда предводители катафрактов сообщили о потерях. Нужно отступать, чтобы спасти уцелевших воинов… Чтобы неудачная битва не превратилась в непоправимую трагедию…

Искусными маневрами Варда Склир вывел войска из-под ударов, еще раз доказав свое полководческое дарование. Об этом отступлении, почти безнадежном, будут с восхищением писать историки и знатоки военного дела. Но радость магистра была непродолжительной. Трагедия все-таки произошла. В Аркадиополь вернулась с поля битвы лишь малая часть воинов. Константинополь попросту некому было защищать!

В то лето многие заботы колебали душу императора Иоанна Цимисхия. Как бы остановившись на распутье, он не знал, по какой идти дороге, боясь уклониться от истинного пути.

С запада приближались страшные своей многочисленностью и варварской отчаянной храбростью полчища князя руссов Святослава. Вопреки ожиданиям Святославу удалось не только собрать, но и удержать под своими знаменами разноязыкие варварские народы. В его полках стояли плечом к плечу руссы и болгары, в табунах мирно соседствовали русские, печенежские и венгерские кони, а юрты кочевников полукругом огибали воинские шатры дружинников. Произошло самое ужасное из всего, что могло произойти: объединение варваров против империи!

Кто же он такой, князь руссов Святослав, если невозможное сделал возможным и существующим? Какие злые варварские боги подняли его на вершину полководческого искусства?

Магистр Варда Склир, па которого возлагалось столько надежд, позволил обескровить свое войско в сражении под Аркадиополем и теперь сидит, как суслик, в каменной норе. Остальные полки увязли в сражениях с арабами в Малой Азии. Смятение и растерянность царили в столице. По рукам ходили списки зловещих стихотворений поэта Иоанна Кириота, сына достопочтенного патриция Феодора и ученика известных ученых математика Никифора и юриста Декаполита.

Во всеоружье Русь стремится против нас,Народы Скифии поднялись на войну,И всякий тот народ, который даже видаСтрашился нашего — столицу грабит ныне!..Позор! Позор!..

Правда, как истинный верноподданный империи, поэт Иоанн Кириот в другом стихотворении предрекал жалкую участь возгордившимся болгарам, намекая па временность успехов варваров:

Иная ждет одежда вас: колодкаНа ноги и ярмо на согнутую шею,И бия со всех сторон покроет вас рубцами!..

Но самые добрые пожелания не сбываются сами по себе. Чтобы отбросить варваров обратно в их неблагоустроенные земли и вернуть империи мир, необходимо войско из многих тысяч катафрактов. На этом сосредоточились все мысли и труды императора Иоанна Цимисхия.

Неожиданно тень злодейски убитого Никифора Фоки снова поднялась над Византией, омрачая солнце нового царствования. Племянник убитого императора — полководец Варда Фока — поднял опасный мятеж в Малой Азии, а Лев Фока бежал из ссылки и принялся подбивать на восстание стратиотов Фракии, обещая им титулы, чины и земельные владения. У мятежников оказались сторонники даже в столице. Люди шептались, что хоть прошлый император не очень заботился о народе, но таких бедствий при нем не было, и, может быть, он не допустил бы варваров до порога Константинополя. На могиле Никифора Фоки кто-то высек ночью стихотворную надпись, взывающую к нему как к спасителю империи от варваров: