Материнская власть. Психологические последствия в жизни взрослых людей. Как начать жить своей жизнью - Елена Андреевна Новоселова

ее мужа. Фильм психологически достоверно показывает и детское горе, и доброту, родительскую компетентность мачехи, которая смогла помочь девочке освоиться в новой семье, и атмосферу маленького советского городка или поселка давних времен, где «кумушки судачат». Мачехе, воспитывающей чужого ребенка, особенно маленького, как правило, приходится непросто: требуется максимум изобретательности и такта, чтобы в такой семье было комфортно и взрослым, и детям.

В отличие от ситуации в советском фильме, мать ребенка (в нашей истории — мальчика Игоря) была жива, но не могла его воспитывать. Она не хотела оставаться с отцом ребенка, Петром, но и жить самостоятельно ей было негде. Поэтому женщина отправилась в свой родной городок. Трехлетнего сына отец с ней не отпустил — забрал себе.

Спустя год в его жизни появилась девушка Катя со своей маленькой дочкой Любой. Петр, Катя и их двое детей стали жить вместе.

Маленький Игорек тяжело пережил разлуку с матерью, ревновал отца к Кате и Любе. Как будто этого было мало, его родная мама, прослышав о появлении новой девушки, стала названивать Петру, просить к телефону сына и вести с ним примерно такие разговоры:

— А что, папка-то бросил тебя ради новой маленькой девочки?

— В одной постели спят? У-у-у, променял меня на эту шлюху!

— Мама, не плачь, — лепетал малыш. — Я ночью приду и ее ножиком убью!

Все это повторялось раз за разом. Петр оказался в сложном положении. Он не мог ни запретить бывшей жене звонить Игорю, ни договориться с ней о том, чтобы она не рассказывала о своей ревности маленькому ребенку. В результате с Игорьком становилось все труднее и труднее. Он обижал Любу, тайком плескал на нее горячим чаем, резал Катины платья, повторял, глядя ей в глаза, слова матери про «шлюху».

— Во-о-он из нашей семьи, — тянул Игорек мстительно, заглядывая Кате в глаза. — Моя мама придет и тебя убьет. Шлю-у-уха!

Наконец Петр собрался с силами и прекратил это безобразие. Он разрешил бывшей жене звонить сыну только по громкой связи и, как только начинались оскорбления, выключал телефон. Постепенно та успокоилась. Но проблемы с Игорьком остались. Он воспринимал себя как жертву и одновременно мстителя, а Катю и Любу — как врагов. Тревожный, озлобленный мальчик, он вел себя все хуже и хуже. Ситуация грозила завести в тупик всю семью.

— Так дальше продолжаться не может, — сказала Катя Петру. — Мы должны что-то придумать, иначе и у нас все развалится, и дети пострадают.

После консультаций с детским психологом Катя и Петр выработали совместную стратегию действий.

Они разделили все время с детьми на три части. Одна часть — двое взрослых и двое детей вместе. Другая часть — каждый ребенок со своим родителем, по отдельности. Третья часть — «обмен детьми»: Катя идет гулять с Игорьком, Петя — с Любой. Половину воскресенья Катя и Петя гуляли вдвоем, без детей, приглашая на это время няню.

Первое время Игорек не хотел гулять с Катей и слушаться ее. Тогда Катя попросила Петра перед каждой прогулкой громко «давать ей указания», так чтобы Игорек слышал.

— Сегодня, Катя, — говорил Петр, — покатай Игорька на карусели, купи ему мороженое и почитайте вместе вывески. Выучите несколько новых букв. А потом зайдите за хлебом и творогом.

С тех пор Игорек стремился выполнить программу и напоминал Кате, что́ они еще не сделали сегодня. А так как в программе обычно было немало приятных для него пунктов, он полюбил прогулки с Катей. Ему было важно, что Катя слушается его отца. Но он пока не был сам готов слушаться лично Катю.

— Ты мне не мама! Не командуй мной! — крикнул он однажды, когда Катя схватила его за руку, запрещая бить палкой голубей.

— Конечно, не мама, — сказала Катя. — Но твоя мама тоже не бьет голубей палкой. Она хорошая. И хочет, чтобы ты тоже рос хорошим.

— А ты плохая! — Игорек вырвался и отбежал подальше.

Катя поймала его, засунула под мышку и понесла домой.

— Куда ты меня тащишь! — брыкался Игорек. — Мы еще мороженое не покупали!

— Ах, ты хочешь мороженого? — Катя остановилась. — Тогда веди себя как следует и не ссорься со мной.

Дома папа подтвердил слова Кати:

— Да-да, Игорек! Если ты будешь ссориться с Катей, то поссоришься и со мной.

Этого мальчику не хотелось. Он был привязан к отцу и согласился воспринимать Катю как его продолжение.

«С другого конца» успехи пришли быстрее. Петр с Любой быстро подружились, и теперь в совместное семейное время Игорек стал играть с девочкой более бережно, так как при отце он не смел ее обижать. Постепенно он забыл, что когда-то хотел мстить Кате и Любе. Он стал гораздо спокойнее, полюбил, когда Катя читала ему перед сном.

Спустя год жесткие правила и ограничения больше не требовались. Катя, Петр, Игорек и Люба спокойно проводили время вместе. Игорек так и не начал называть Катю «мамой», но это в данном случае и не требовалось: у него была своя мама. Кстати, она тоже постепенно успокоилась и перестала скандалить по телефону.

Что делать?

Приемный ребенок в семье — отдельная большая тема, которой я в этой книге не касаюсь. Эта история не столько о формировании привязанности, сколько о грамотном поведении матери и отца, позволившем адаптировать Игоря к новой семейной ситуации. Именно материнская власть, как бы мы ее ни называли, помогла Игорьку «выздороветь» и перестать быть одержимым местью и злобой. Чутко и тактично вел себя и папа Игорька, поддержавший Катю. К сожалению, нечасто удается встретить такую спокойную и здоровую семейную политику, и дети двух семей сплошь и рядом вырастают в атмосфере манипуляций, в тревоге и неуверенности. Случай, описанный мною, — хорошее исключение.

«Прости меня, мама!»

В этой книге много историй о материнской власти и ответственности. Но иногда ситуация складывается так, что выросшим детям приходится взять на себя ответственность за своих родителей. Те стареют, болеют, иногда надолго становятся беспомощными и в конце концов уходят. Возникает момент, когда многие спрашивают себя: достаточно ли я сделал для своей мамы или своего отца? Правильно ли я себя повел?

Когда я писала эту книгу, одна из первых читательниц моих историй спросила меня:

— Что, если я сама чувствую вину перед матерью? Что, если вина эта обоснованна? Что, если я вела себя по отношению к маме как свинья, бросила ее в трудную минуту, перед самой ее смертью, и пошла на вечеринку? Мы даже не успели проститься… Мама болела долго, несколько лет. Я понимала, что дело идет к