Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленные тайны - Василий Песков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посылки на склад в Кобоне сдавались в стандартной почтовой таре — в больших старинных баулах из свиной кожи. Назад баулы не возвращались. И однажды подруги узнали: там, за Ладогой, кожу баулов вымачивали и варили. С того дня в тару поверх посылок они клали украдкой пакеты без адреса — с хлебом, картошкой, кусочками сахара — для почтарей, разбиравших драгоценную почту там, в Ленинграде.
В Кобоне же принималась почта с той стороны. Ее привозили по Ладоге. «Забирая мешки, мы все хорошо понимали: дорога по озеру была адом. Мешки навылет прошиты осколками.
Часто осколки мы извлекали из массы порванных писем. Почтовый груз попадал в воду, и мы сразу же спешно сушили письма, восстанавливая расплывшиеся адреса на конвертах и треугольниках.
Однажды из мешка мы вытряхнули письма вперемешку с кровавым снегом и льдом. Как видно, взрывом их разметало, и кто-то, будучи раненым, торопливо сгребал их в мешок. Мы плакали, прислоняя конверты к горячему самовару, — на них оставались следы чьей-то крови. Такая это была дорога…»
* * *
Напомню, Лиле и подругам ее было в ту пору по шестнадцать годков. Вся мера взрослой ответственности и сурового долга лежала на хрупких плечах девчушек. Лиле, когда наставница тяжело заболела, доверили пистолет. И она по тракту Москва — Кобона — Москва принимала не только письма, но и почтовые деньги. А когда блокада была разорвана и уже не в Кобону, а прямо в сам Ленинград пошли поезда, юные почтари стали ездить на Мурманск. Тут бомбежки еще бывали.
И не один раз залегшие у полотна люди видели взрывы, опрокинутые вагоны, скрюченные рельсы. Кто-то на тех путях уцелел, о ком-то сохранилась лишь память…
Такой была юность у нашей Лили. После войны уже много лет работает она в «Комсомолке». Поездами, автомобилями и самолетами идут сейчас письма. Пути почтовые их собирают в конце концов в большой бумажный мешок, который привозят на улицу «Правды» в Москве.
Этот мешок открывает Лилия Ивановна. — Из множества обратных адресов какой адрес мог бы тебя взволновать? — спросил я Лилю вчера, сдавая эту заметку в набор.
Она ответила сразу:
— Кобона!
Из Кобоны в редакцию письма, насколько помню, ни разу не приходили. Затерялось то место. А было ведь знаменитым, на стратегической карте обозначено было. И поезд ходил, как в какую-нибудь столицу: Москва — Кобона!
Очень интересно узнать — что там и как? Помнят ли год 41-й, 42-й? Хотя бы небольшое письмо, хотя бы страничку. Такие письма очень дороги человеку.
Фото автора. 8 марта 1981 г.
В день, когда ты родился…
Письмо в редакцию
«Уважаемый Василий Михайлович. 12 апреля все мы вспомним первый полет человека в космическое пространство. Мне этот день особенно дорог — я родился 12 апреля 1961 года. Мама рассказывает: Юрием меня назвали в честь первого космонавта. Она говорила еще, что так тогда называли многих мальчишек. Значит, всем нам скоро исполнится двадцать. Не знаю, понятна ли моя просьба, но очень хочется знать: каким был этот день? Лично к Вам обращаюсь потому, что мама сказала: в роддоме все тогда читали «Комсомолку» и Ваш рассказ о Гагарине…»
Рядовой Юрий Павлов. Краснознаменный Дальневосточный военный округ.
Письмо из редакции
Дорогой Юра, просьба твоя понятна. Я и сам когда-то в подшивке старых газет нашел нужный номер и с любопытством прочел его целиком.
Каждому человеку хочется знать: а что было, когда я родился?
Твой день, конечно, особый. Но вполне могло бы случиться: ты родился, а в ракете или в самом историческом теперь корабле замудрила какая-то «гайка». Полет был бы, конечно, отложен. Но в мире, полном случайностей, в тот замечательный день никакая «гайка» не подвела. И теперь уже навсегда двенадцатый день апреля окрашен радостью очень большой победы людей. Определен ли судьбою тот день заранее, задолго? Нет, конечно. Но существуют все же цепи закономерностей, определившие: в 1961-м весною должно было случиться то, что случилось.
Прокрутим катушку времени от замечательной даты на три с половиной года назад.
4 октября 1957 года запущен был первый спутник. Тебе, Юра, с детства привыкшему к слову «спутник» (кафе «Спутник», игрушка «Спутник», пионерский лагерь, электробритва, приемник, часы — все «Спутник»), трудно представить, какой новизною вдруг тогда зазвучало доброе русское слово и немедленно, сразу вошло во все языки во всем мире. Сегодня, глянув погожей ночью на небо, непременно увидишь летящую быстро звезду — спутник. Сколько их вертится! А до осени 1957 года лишь математики да механики твердо знали, что какое-то тело может лететь подобно Луне и не падать на Землю.
Большинство же людей пожимали плечами: как это так, лететь и не падать? И вдруг сообщенье: Запущен! Летит!..
Будешь, Юра, в хорошей библиотеке — попроси подшивку газеты за памятный год.
Увидишь: как сводку погоды, ежедневно в газетах печатали время пролета спутника над городами Земли. Рейкьявик, Париж, Москва…
И всюду — в Канаде, Австралии, Соединенных Штатах, в городах Европы и, конечно, дома у нас люди вечерами толпами выходили увидеть летящую быстро звезду. Звезда имела радиоголос.
Был он, правда, младенческий, но задорный и громкий: бип… бип… бип…
Одним из ярких доказательств могущества науки, Юра, является возможность ученых за тысячи лет с точностью до минуты предсказать затменье Луны или Солнца. Полет спутника был тоже сильным и убедительным доказательством мощи науки и техники. Но мир ошеломило и то, что «83-килограммовое тело» запущено в небо Советским Союзом. Такого тогда не ждали.
Думали: разоренной войною «аграрной» стране далеко до космических дел.
А дела между тем пошли очень споро. Менее чем через месяц был запущен еще один спутник, весом уже в полтонны и с пассажиром — собакой
Лайкой. Думал ли кто-нибудь в тот памятный год о полете в космос людей? Да, эта мысль уже прорастала. Мы в редакции, помню, строили всякие предположенья, пытались выведать что-нибудь у ученых. Никто, однако, скорых побед не сулил. Академик Василий Васильевич Парин, стоявший у истоков космической медицины, сказал: «Да, это, конечно, возможно, но вряд ли я до этого доживу».
Но вот из космоса живыми и невредимыми стали возвращаться четвероногие участники экспериментов. Небольшие собаки Белка, Стрелка, Чернушка, Звездочка приветствовали журналистов на пресс-конференциях жизнерадостным лаем. И даже скептикам стало ясно: час человека уже недалек. А романтики уже прямо просились в космос. В бумагах истории космонавтики сохранились их письма. Трогательными и наивными были эти заявления добровольцев с одинаковой мыслью: «Хочу полететь! Моя жизнь и судьба в вашем распоряжении». В космос просились студенты, военные, шахтер, рабочий литейного цеха из города Славянска, пятидесятилетний ветеран Великой Отечественной войны со станции Джаркурган, девушка из Ульяновска Валя Харламова. Их письма — свидетельство атмосферы волнующего ожидания, каким начинались для нас 60-е годы.
В начале 1961-го журналистам с их повышенным нюхом стало известно кое-что из реальных деталей ожидаемого события. Я узнал, например, что есть уже группа людей, которых готовят к полетам. Но что за люди? Какие они?
Щелка «занавеса над сценой» была так ничтожно мала, что ни лиц, ни имен за кулисами невозможно было узнать. Мы в газете сгорали от любопытства профессионального и человеческого. Очень может быть, что где-то в московском метро, в музее, на подмосковной лыжне встречали в ту зиму мы энергичных, невысокого роста молодых лейтенантов. Но кто мог подумать тогда, что это и есть космонавты?
Земля, согласно законам небесной механики, не быстрей и не медленней, чем миллионы лет назад, неслась в ту весну по орбите, подставляя солнцу Северное свое полушарие.
Твое появление, Юра, на свет в апреле было уже предопределено. Все это шло по извечным законам природы. И вот так случилось, к апрелю, как раз к двенадцатому дню, приспела и кульминация человеческих дел и усилий, которые время опережали.
Юрий Гагарин — первые минуты после приземления.
* * *
Событие ждали, и все же случилось оно неожиданно. 11 апреля вечером главный редактор позвал меня в кабинет и сказал: «Только что позвонили: утром возможно сообщение чрезвычайной важности…» Он посмотрел, понимает ли репортер, о чем идет речь, неторопливо открыл сейф и достал из него клочок бумаги с двумя фамилиями и адресами. Так я впервые узнал, что существуют на свете Титов и Гагарин.
«Завтра в машине дежурьте около городка. Чью фамилию по радио услышите, туда и мчитесь».
Более почетного, Юра, задания за свою теперь уже немалую журналистскую жизнь я не получал.
