Грехи отцов - Джеффри Арчер

– Я считаю своим долгом читать все, что мы публикуем, мисс Баррингтон. Не скажу, что мне нравится все и я дочитываю каждую книгу, но про «Дневник заключенного» могу сказать, что уже после первой главы я понял: это будет бестселлер. Также я сделал пометку на странице двести одиннадцатой. – Гинзбург взял книгу, пролистал до нужного места и начал читать: – «Я всегда хотел стать писателем и сейчас набрасываю сюжетную линию первого из серии детективных романов, действие которого начинается в Бристоле…»

– Бристоль, – прервала пожилого издателя Эмма. – Откуда Макс Ллойд мог знать что-то о Бристоле?

– В родном штате мистера Ллойда Иллинойсе, мисс Баррингтон, есть город Бристоль, – сообщил Гинзбург. – И Макс подчеркнул это, когда я сказал, что с интересом прочту первый том.

– Не прочтете, – пообещала ему Эмма.

– Он уже представил начальные главы книги «Не тот человек», – сказал Гинзбург. – И должен отметить, они хороши.

– Они написаны в том же стиле, что и дневник?

– Да. И прежде чем вы спросите, мисс Баррингтон, той же самой рукой, если только не думаете, что их тоже скопировали.

– Один раз ему это сошло с рук. Почему бы не повторить?

– Но есть ли у вас реальное доказательство того, что мистер Ллойд не писал «Дневник заключенного»? – спросил мистер Гинзбург, и в его голосе обозначилось раздражение.

– Есть, сэр. Эмма из книги – это я.

– Если дело в этом, мисс Баррингтон, я соглашусь с автором – вы действительно настоящая красавица и уже показали себя, цитирую его, «пылкой и боевой».

– А вы старый льстец, мистер Гинзбург, – улыбнулась Эмма.

– «Пылкая и боевая» – это цитата. – Мистер Гинзбург вновь нацепил свои очки-половинки. – Но я сомневаюсь, что вам удастся защитить свой иск в суде. Сефтон Джелкс приведет десяток Эмм, которые побожатся, что знали Ллойда всю жизнь. Мне нужно что-то посерьезнее.

– А вы не находите, мистер Гинзбург, слишком большим совпадением тот факт, что первые записи в дневнике датируются днем прибытия Томаса Брэдшо в Лэйвенэм?

– Мистер Ллойд объяснил, что он не начинал писать дневник, пока его не назначили тюремным библиотекарем. Там у него появилось больше свободного времени.

– Но как вы объясните умалчивание о последней ночи в тюрьме и первом утре свободы? Он просто завтракает в столовой и прибывает в библиотеку к началу рабочего дня.

– А у вас какое объяснение? – взглянул Гинзбург поверх очков.

– Кто бы ни написал этот дневник, он все еще в Лэйвенэме и, может быть, работает над следующим томом.

– Это легко узнать, – сказал Гинзбург, подняв бровь.

– Согласен, – подхватил Алистер. – И я уже подал прошение от мисс Баррингтон о свидании с мистером Брэдшо по соображениям гуманности и жду разрешения начальника Лэйвенэма.

– Мисс Баррингтон, вы позволите задать еще несколько вопросов, чтобы развеять последние сомнения?

– Да, извольте.

Старик улыбнулся, одернул жилет, чуть подтолкнул вверх очки и вгляделся в блокнот.

– Кто такой капитан Джек Таррант, некогда известный как Смоленый Джек?

– Старинный друг моего деда. Они ветераны Англо-бурской войны.

– Как зовут вашего деда?

– Сэр Уолтер Баррингтон.

Издатель кивнул.

– И вы считали мистера Тарранта благородным человеком?

– Этот человек был безупречен, как жена Цезаря. Наверное, он больше всех повлиял на жизнь Гарри.

– Но разве не его вина в том, что вы и Гарри не женаты?

– Разве этот вопрос по существу? – вклинился Алистер.

– Вот сейчас и выясним, – сказал Гинзбург, не отрывая глаз от Эммы.

– Джек счел своим долгом предупредить викария о вероятности того, что у нас с Гарри общий отец – Хьюго Баррингтон, – ответила Эмма, и голос ее дрогнул.

– Это было обязательно? – резко повторил Алистер.

– О да, – сказал издатель, вновь беря со стола «Дневник заключенного». – Теперь я убежден, что автор – Гарри Клифтон, а не Макс Ллойд.

– Благодарю вас, – улыбнулась Эмма. – Хотя я плохо понимаю, что с этим делать.

– Зато я точно знаю, что с этим делать, – возразил Гинзбург. – Начнем с того, что я выпущу переработанное и исправленное издание так быстро, как только поспеют типографии. Издание с двумя крупными исправлениями: на лицевой стороне обложки вместо Макса Ллойда будет значиться Гарри Клифтон, а на задней появится его фотография, если она у вас есть.

– Есть, и не одна, включая ту, где он снят на борту «Звезды Канзаса» в момент захода судна в гавань Нью-Йорка.

– О, это тоже может объяснить… – начал Гинзбург.

– Но если вы сделаете это, – перебил Алистер, – разверзнется ад. Джелкс подаст иск о клевете и потребует денежной компенсации.

– Будем надеяться, что так и произойдет, – подхватил Гинзбург. – Если он так поступит, то книга непременно вернется на первую строчку среди бестселлеров и останется там на несколько месяцев. Но если Джелкс не предпримет ничего, а я подозреваю, что так оно и будет, то он тем самым покажет, что считает себя единственным человеком, который видел недостающую часть дневника о последних днях в Лэйвенэме.

– Я не сомневалась, что есть еще одна, – сказала Эмма.

– Конечно, – сказал Гинзбург. – Именно ваше упоминание «Звезды Канзаса» убедило меня в том, что рукопись, которую мистер Ллойд представил на рассмотрение издательства как вступительные главы к роману, представляет собой отчет о жизни Гарри Клифтона до того, как его осудили за чужое преступление.

– Можно прочесть? – спросила Эмма.

Войдя в кабинет Алистера, Эмма немедленно поняла, что дела плохи. Привычное радушие и любезная улыбка сменились хмурым взглядом.

– Меня не пускают к Гарри? – догадалась Эмма.

– Да, – ответил Алистер. – В свидании вам отказано.

– Но почему? Ты же сказал, что это мое законное право.

– Я позвонил начальнику тюрьмы и задал ему дословно тот же вопрос.

– Какую же он назвал причину?

– Послушай сама, – ответил Алистер. – Я записал разговор на магнитофон. Слушай внимательно, потому что это дает нам три очень важных ключа.

Не говоря больше ни слова, он потянулся и включил свой «Грюндиг». Бобины завертелись.

«Исправительное учреждение Лэйвенэм».

«Мне нужен начальник тюрьмы».

«Кто его спрашивает?»

«Алистер Стюарт. Адвокат из Нью-Йорка».

Тишина, затем далекий звонок. Еще бо́льшая тишина, потом:

«Соединяю вас, сэр».

Эмма сидела на краешке стула, когда раздался голос начальника тюрьмы.

«Доброе утро, мистер Стюарт. Начальник тюрьмы Свансон. Чем могу помочь?»

«Доброе утро, мистер Свансон. Десять дней назад я подал от имени моей клиентки, мисс Эммы Баррингтон, прошение о скорейшем свидании по гуманным соображениям с заключенным Томасом Брэдшо. Сегодня утром я получил письмо с отказом. Я не вижу никакой законной причины в…»

«Мистер Стюарт, прошение было рассмотрено в обычном порядке, но мне не удалось удовлетворить вашу просьбу, поскольку мистер Брэдшо больше не содержится в нашем исправительном учреждении».

Последовала еще одна долгая пауза, хотя Эмма видела, что пленка по-прежнему крутится. Наконец Алистер осведомился:

«Куда же его перевели?»

«Я не имею права раскрывать эту информацию, мистер Стюарт».

«Но по закону мой клиент имеет право…»

«Заключенный отказался от своих прав и подписал об этом документ, копию которого я с удовольствием могу выслать».

«Но зачем он это сделал?» – забросил удочку Алистер.

«Я не имею права раскрывать эту информацию», – повторил начальник тюрьмы, не взяв наживку.

«А у вас есть право разглашать вообще что-либо, касающееся Томаса Брэдшо?» – спросил Алистер, еле сдерживая гнев.

И снова долгая тишина. Лента перематывалась, но Эмма подумала, что начальник тюрьмы повесил трубку. Алистер приложил палец к губам, и тут прозвучало:

«Гарри Клифтон был выпущен из тюрьмы, однако продолжил отбывать свой срок. – Очередная долгая пауза. – А я лишился лучшего тюремного библиотекаря за всю мою службу».

Разговор завершился.

Алистер нажал кнопку «стоп».

– Начальник зашел насколько мог далеко, чтобы помочь нам.

– Тем, что назвал Гарри по имени?

– Да, а также тем, что дал знать о работе Гарри в тюремной библиотеке до самого недавнего времени. Теперь понятно, как Ллойд раздобыл его дневники.

Эмма кивнула и напомнила:

– Ты сказал о трех важных ключах. Какой же третий?

– Он в том, что Гарри был освобожден из Лэйвенэма, но продолжает отбывать срок.

– Тогда он должен быть в другой тюрьме.