Десять вечеров - Сборник сказок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Корабль-призрак
Случилось это в годы Хорэки48. Однажды в осеннюю пору от побережья Мацумаэ49 отплыл парусник. Было на нём семь человек команды во главе с кормчим Магоскэ. Они возвращались к себе на родину в Ниигата.
На третий день стал уже маячить вдали остров Садо и влево от него родной берег, как вдруг налетела внезапная буря. Море закипело, как в водовороте. Казалось, вот-вот парусник опрокинется вверх килем. Матросы бросились убирать паруса. А море бушевало всё сильнее. Крикнул кормчий Магоскэ:
– Бросай груз за борт! Руби мачты!
Но тут набежала волна высотой до самого неба. С грохотом обрушилась она на корабль. Корма раскололась надвое, нос корабля разлетелся в щепы, и матросы пошли рыбам на корм. Один лишь Магоскэ успел ухватиться за какую-то доску.
Море понесло его вдаль, словно обломок корабля. Дождь и ветер слепили его.
Лишь иногда удавалось ему, поднявшись на гребень волны, поглядеть в даль, не покажется ли где парус? День склонился к вечеру, начало темнеть. Одна за другой набегали волны, похожие на громадных китов, подымали его на спину и снова бросали в пучину.
Магоскэ не мог понять, куда его несло течением, где берег, а где открытое море. Настаёт ночь, а навстречу ему не попалось ни одного корабля.
В отчаянии Магоскэ то умолял бога Компира50 о спасении, то давал обеты богу Ияхико51… Цепляясь за тонкую доску, он летел с гребня волны в пучину. Казалось ему, вот он, конец, пришёл, но новый вал подхватывал его и выносил наверх.
Магоскэ было уже совсем отчаялся, как вдруг услышал громкие крики:
– Руби мачты! Бросай груз за борт! Держи руль!
Прямо на него в ночном мраке нёсся какой-то корабль. Собрав последние силы, Магоскэ завопил:
– Спаси-ите! Тону-у!
Вдруг он совсем близко от себя увидел полуразбитый корабль. Человек десять команды цеплялись за него, крича во весь голос.
Люди эти не походили на живых. Иссохшие, с синими лицами, они были видны, как смутные тени, в такой кромешной тьме, где, казалось, глаз ничего не мог бы различить. Весь корабль тоже выступил из мглы, не сливаясь с нею. Крик замер на губах Магоскэ. Корабль прошёл справа от него и быстро стал удаляться.
Вдруг послышался отчаянный вопль многих голосов: «А-а-а!» И в тот же миг корабль разбило в щепы, а цеплявшиеся за него люди словно растаяли. Крики их стихли, только страшно грохотали волны.
– Корабль-призрак! – подумал Магоскэ; вспомнились тут ему все страшные рассказы об этом корабле. Теперь он был рад, что один остался.
Но вдруг опять послышались крики:
– Руби мачты! Груз за борт! Держи руль! Погибаем! – И корабль-призрак появился снова. И снова люди цеплялись за него, призывая на помощь. Набежала волна и разбила корабль в щепы… Раздался опять тот же самый дикий вопль – такой ужасный, что, казалось, никто не мог бы услышать его дважды и остаться в живых. Видение исчезло, лишь страшно загудели волны.
Не успел Магоскэ перевести дух, как снова ветер донёс до него крики:
– Руби мачты! Груз за борт! Держи руль!
И всё повторилось снова. Мольбы, призывы, проклятия, последний вопль погибающих… Неужели этому не будет конца? Сердце Магоскэ замирало, душа у него готова была расстаться с телом, но он не выпускал доски из рук и всё-таки держался на воде.
Наконец забелел рассвет. С первыми его лучами корабль-призрак исчез навсегда. Ветер и дождь стали утихать, волны немного улеглись. Три дня носился Магоскэ по волнам и вконец обессилел от усталости и голода. В глазах у него было темно, руки одеревенели… К чему было дольше надеяться? Жизнь уже покидала его, как вдруг в море что-то мелькнуло… На волнах качалась связка соломы. Магоскэ поймал её. Внутри, в полотняном мешочке оказались две сухих плети со стручками красного перца. Магоскэ съел стручков десять – и воспрянул духом. А тут вскоре его заметили с корабля, вытащили из воды и благополучно доставили в залив Ниигата, назад к родным берегам.
Чудо материнской любви
В старину, в далёкую старину, жили на самом краю одного маленького городка старик со старухой. Торговали они сладкими тянучками амэ.
Однажды в тёмный зимний вечер постучалась в дверь их лавочки какая-то молодая женщина. Стоя за порогом, она робко протянула монету в три гроша.
– Вот, дайте мне, пожалуйста, немного ваших амэ…
– Что ж вы стоите на холодном ветру, госпожа? Заходите, обогрейтесь, пока мы завернём вам покупку.
– Нет уж, я тут постою.
Взяла молодая женщина свёрток с лакомством и пропала во мраке.
Пришла она и на другой вечер. Стали старики говорить между собой:
– Кто она такая и почему приходит в такую позднюю пору? Неужели у неё другого времени нет?
На третью ночь женщина пришла снова. А на четвёртую старики спохватились: не монетку она им оставила, а сухой листок.
– Ах, обманщица! – заголосила старуха. – Пойди, старик, за нею вслед, она ещё не ушла далеко. Кабы у меня глаза были получше, она бы мне не подсунула листок вместо монеты.
– Смотри, у порога комья красной глины… – удивлялся старик, зажигая фонарь. – И откуда только пришла эта женщина? По соседству у нас один белый песок.
Побрёл он в ту сторону, куда незнакомка скрылась. Смотрит: отпечатков ног на снегу не видно, только комки красной глины след показывают.
«Да ведь здесь и домов-то нет, – думает старик. – Неужто она на кладбище пошла? Кругом одни могильные памятники».
Вдруг услышал он плач младенца…
«Верно, почудилось мне. Вот и стихло… Это ветер в ветвях свистит».
Нет, опять послышался детский плач, жалобный и глухой, словно из-под земли.
Подошёл старик поближе. И верно, кто-то плачет под свежей насыпью могилы…
«Дивное дело! – думает старик. – Пойду-ка я разбужу настоятеля соседнего храма. Надо узнать, в чём тут тайна. Ужели в могиле живой похоронен?»
Разбудил он настоятеля. Пошли они к могиле с заступом.
– Вот эта, что ли? Здесь беременную женщину похоронили тому уж несколько дней, – воскликнул настоятель. – Умерла от какой-то болезни, не дождавшись родов. Да уж не почудилось ли тебе, старик?
Вдруг снова глухо-глухо послышался у них под ногами детский плач.
Стали они поспешно копать заступом. Вот показалась крышка нового гроба. Отвалили они крышку. Видят: лежит в гробу молодая женщина, будто спит, а на груди у мёртвой матери живой младенец. И во рту у него сладкое амэ.
