Звезда заводской многотиражки 4 (СИ) - Фишер Саша

Ладно, рановато делать выводы, подождем...

После Катерины Дмитриевны слово взял толстячок из подготовительного цеха. Каждый раз, когда я приходил, он норовил присесть мне на уши и рассказать, какие фельетоны надо написать в следующей газете, чтобы обличить нерадивых коллег, занимающихся в рабочее время черте чем.

— Безобразие! — начал он и стукнул по столу кулаком. — Если вам хочется почесать кулаки, делайте это за проходной! Завод предоставил вам все условия, а вы просто неблагодарные скоты!

— Вы бы повежливее что ли, Степан Петрович, — тихо сказала Катерина Дмитриевна.

— А что мне с ними миндальничать?! — толстячок стукнул по столу кулаком. — Этот вот Мельников... Я давно подозревал, что он тот еще фрукт!

— А почему Кузьмича не разбирали на суде? — раздался голос с задней «парты». — Он тогда насовал новенькому, и ничего, не разбирали.

— А вы не указывайте, Щеглов! — взвился толстячок. — Надо еще проверить, не из одной ли вы компании с этими дебоширами!

Все зашумели. Катерина снова постучала ложечкой по графину, призывая к тишине.

Ораторы менялись. В основном они говорили одно и то же. Стыдили всячески. Взывали к нашей с Мишкой совести. В середине заседания дверь скрипнула, в комнату протиснулся Игорь и устроился где-то в дальних рядах. Нам с Мишкой пока что слова не давали. До прихода Игоря я никак не мог проникнуться серьезностью момента. Все эти речи звучали настолько фальшиво и глупо, что достучаться до моего сердца у них не было никаких шансов.

— А вы спросите, из-за чего началась драка, — подал голос Игорь, когда первый поток стыдителей и обличителей иссяк.

— Вы хотите выступить, Игорь Алексеевич? — оживилась уже заскучавшая Катерина Дмитриевна.

— Нет-нет, я лицо пристрастное, — с ухмылкой отозвался Игорь. — Но, как я уже сказал, я бы послушал, что послужило причиной драки.

— Да какая разница?! — визгливо возмутился обрюзгший «ангелочек». — Сам факт драки — уже повод для порицания!

— Вы, Роман Иванович, на меня не обижайтесь, — сказал Игорь. — Просто я инженер, и мне всегда интересно докопаться до сути.

— В самом деле! — раздался из зала другой голос, женский. Тамара Ильинична из бухгалтерии оторвалась от своего вязания. — Может они сами хотят что-то сказать? Может уже осознали свою вину, в конце концов.

— Осознали они, как же... — пробурчал толстяк из подготовительного цеха.

— Справедливое требование, Игорь Алексеевич, — Катерина Дмитриевна кивнула. Все взгляды уставились на нас с Мишкой. Мишка бросил на меня взгляд и встал.

— Я начал драку, потому что Мельников избил девушку, — сказал он. — Признаю, что погорячился, но мне хотелось справедливости.

— Девушку?! — ахнула женская часть заседателей, и мои акции явно стали стремительно падать.

— Небольшая поправка, — сказал я, подняв руку как в школе. Вставать не стал. — Девушка сказала, что я ее избил, хотя я ее не трогал. И Мишку я в ответ не бил, так что технически это была вовсе не драка.

— Да не слушайте вы их, сейчас они наговорят!

— Еще и врет и не краснеет!

— Да я бы и сам ему за такое втащил!

— Мельников, тебя родители в детстве не учили, что девчонок бить нельзя?!

— Тишина в суде!

В этот раз Катерине Дмитриевне пришлось довольно долго стучать по графину, в конце концов, она не выдержала и грохнула кулаком по столу.

— Тишина, я сказала! Не устраиваете тут базар! Сергей Семенович, вы хотите что-то сказать?

— С вашего позволения... — ЭсЭс медленно поднялся и вышел на позицию учителя. — Товарищи! Мы с вами все знаем, что в космическом холоде котлетные волны распространяются выше скорости света...

— Какие волны? — сдавленно прошептал кто-то.

— Котлетные... — таким же шепотом ответил другой кто-то.

— Ученые скрывают от нас тот факт, что внутри человека прячутся крохотные жуки, которые забираются в нос, уши и прочие отверстия, — продолжал вещать ЭсЭс. Я даже поморгал и подергал себя за уши, чтобы убедиться, что я вижу то, что вижу, и слышу то, что слышу. — Так вот эти самые жуки могут наносить здоровью как непоправимый вред, например начисто сгрызть печень... А человек без печени, как вы понимаете, долго не живет. Он становится желтым, потом покрывается черными пятнами и умирает. И такие тела хоронят в закрытых гробах, чтобы не смущать советских людей. Вы спросите, почему невидимые жуки до сих пор существуют?!

— Что за чушь он несет? — прошептал Мишка, придвинувшись ближе.

Я недоуменно пожал плечами. ЭсЭса неожиданно сорвало в шизофрению на заседании? Триггернуло что-то, и его шизофрения вернулась из ремиссии и снова зацвела буйным цветом?

ЭсЭс вещал, совершенно не обращая внимания на гомон недоумевающей публики. Кто-то засмеялся. Зашелестела бумага, видимо, кто-то решил записать тот сказочный бред, который вываливался изо рта главного редактора. Вместе с ниточкой слюны, повисшей на его нижней губе.

— Сергей Семенович, вы здоровы? — осторожно спросила Катерина Дмитриевна.

— Совершенно здоров, разумеется! — заявил ЭсЭс, и взгляд его начал вращаться. Но говорить он не перестал. Только ускорился, будто торопился изложить все бредовые мысли, которые поместились в его голове. И речь его становилась все более бессвязной. Зато более экспрессивной.

Катерина Дмитриевна оглядела собравшихся. Некоторые уже неприкрыто ржали. Кто-то наоборот замер и сжался. ЭсЭс размахивал руками, потом схватил со стола перед графин с водой и с размаху швырнул его на пол.

Женщины завизжали. Мы с Мишкой выбрались из-за стола и бросились на размахивающего руками редактора.

— Вызывайте скорую! — крикнул Мишка.

Справиться с тщедушным, в общем-то, ЭсЭсом оказалось не так уж и легко. Он толкнул меня с такой силой, что я отлетел метра на два, больно треснулся бедром о стол и почти повалился на сидящих за ним заседателей. Мишке повезло еще меньше — его наш разбушевавшийся главный редактор стукнул в нос. Разбил, разумеется. На его щегольскую рубашку брызнула кровь.

Справиться с ним получилось, только когда к нам присоединились еще трое немаленьких парней. Редактора скрутили, кое-как прижали к полу, и кто-то уже побежал звонить в ноль-три. В какой момент из «зала суда» ушел Игорь, я заметить не успел. Что в этой суматохе было, впрочем, неудивительно.

В сторону редакции мы с Мишкой шли вместе. Он хмуро молчал, прижимая к носу окровавленный платок. Я тоже молчал, но с более радостным выражением лица. Не насмерть поссорились, не насовсем. Сейчас мы объяснимся, пожмем друг другу руки, выпьем по стакану примирительного компота в столовой. И я, наконец, узнаю, что эта дрянь наплела моему другу.

— Я не поняла, — Даша встретила нас не очень уместным, но очень понятным хихиканьем. — Вы подрались прямо на суде, где вас судили за драку?!

— Иронично, это факт, — фыркнул я. — Но мы не друг с другом подрались... Просто кое-что случилось.

В редакции был фул-хаус, так сказать. Даша, Семен и Эдик. И они как ни в чем не бывало пили чай. А на столе перед Эдиком стояла печатная машинка. А сам Эдик был без галстука, рубашка расстегнута почти до пупа, а волосы растрепаны. Правда, они все еще было короткими, так что смотрелся он скорее невыспавшимся престарелым школьником. Все в редакции выглядело так, будто ребята были уверены, что двинутый на дисциплине главный редактор сюда больше не вернется.

— Что там учудил ЭсЭс? — произнес Эдик, вальяжно откидываясь на спинку стула и широко улыбаясь.

— А почему ты решил, что что-то учудил именно ЭсЭс? — подозрительно спросил я.

Глава двадцать первая. Трещина в раю

— У меня, знаешь ли, свои источники, — многозначительно ухмыльнулся Эдик.

— Вань, ну хоть ты расскажи, что там случилось, а то Эдик только интригует! — почти взмолилась Даша.

— ЭсЭс взял слово и начал нести полнейшую чушь, — сказал я. — Графин разбил. Буянил. Мишке нос разбил, меня отшвырнул, как котенка... Еле скрутили.