Властелин Колец: Две Крепости - Джон Толкин

— А теперь, гости мои дорогие, идемте! — позвал Теоден. — Идемте, и подкрепитесь, поскольку позволяет время.

Они прошли обратно в большой зал. В городе внизу слышались крики глашатаев и звуки боевых рогов. Король должен был выехать, как только жители города и живущие поблизости от него вооружатся и соберутся.

За королевский стол сели Эомер и четверо гостей, была здесь и леди Эовин. Они ели и пили торопливо. Все молчали, пока Теоден расспрашивал Гэндальфа о Сарумане.

— Кто может знать, как далеко зашло его предательство? — вопросил Гэндальф. — Он не всегда был злым. Раньше я не сомневался в том, что он друг Рохана; и даже когда сердце его становилось холоднее, он считал вас полезными для себя. Но он уже давно замыслил вашу гибель, нося маску дружбы, пока он не подготовился. В эти годы задача Змеиного Языка была легкой, и все, что вы делали, быстро становилось известным в Изенгарде: ведь ваша земля открыта, и чужеземцы приходили и уходили из нее. А шепот Змеиного Языка звучал в ваших ушах, отравляя ваши мысли, охлаждая сердце, ослабляя мускулы; остальные видели это, но не могли ничего сделать, потому что вы не хотели с ним расстаться.

Но когда я бежал и предупредил вас, для тех, кто хотел видеть, маска была сорвана. После этого игра Змеиного Языка стала опасной, но он делал все, чтобы задержать вас, чтобы не дать вам собрать свои силы. Он действовал хитро: использовал слабости людей или раздувал их страхи, как подсказывали обстоятельства. Разве вы не помните, как он настойчиво советовал, чтобы ни один человек не был избавлен от охоты на диких гусей на Севере, в то время как истинная опасность находилась на Востоке? И он убедил вас запретить Эомеру преследовать вторгнувшихся орков. Если бы Эомер не нарушил приказ Змеиного Языка, высказанный вашими устами, орки уже достигли бы Изенгарда, приведя с собой пленников. Это, конечно, была бы не та добыча, которой больше всего жаждет Саруман, но это члены моего Братства, участники тайного дела, о котором даже с вами, Повелитель, я не могу говорить открыто. Страшно подумать, что пришлось бы им испытать и что мог бы узнать Саруман, нам на погибель!

— Я восхищен Эомером, — сказал Теоден. — Правдивое сердце может обладать упрямым языком.

— Скажите также, — заметил Гэндальф, — что для неверных глаз у правды искривленное лицо.

— Да, глаза мои были почти слепы, — согласился Теоден. — Но больше всего я восхищаюсь вами, мой дорогой гость. Вновь вы пришли ко мне вовремя. Я хочу наградить вас по вашему выбору. Назовите только что-либо принадлежащее мне — кроме моего меча.

— Вовремя ли я пришел или нет, еще видно будет, — ответил Гэндальф. — Что касается подарка, Повелитель, то я выберу то, что мне необходимо. Дайте мне Обгоняющего Тень! Он был дан мне на время. Но теперь я поеду на нем к большой опасности и не могу рисковать тем, что не принадлежит мне. К тому же нас связывает любовь.

— Ваш выбор хорош, — отметил Теоден, — и теперь я с радостью отдаю вам коня. Но это драгоценный дар. Нет коня, равного Обгоняющему Тень. В нем воплотились могучие кони прошлого. А вам, мои остальные гости, я предлагаю в подарок то, что можно найти в моем арсенале. Мечи вам не нужны, но у меня есть шлемы и кольчуги искусной работы, подарки моим предкам из Гондора. И выбирайте себе, что хотите, и пусть мои подарки хорошо послужат вам!

Принесли вооружение из королевского арсенала, и Арагорн и Леголас оделись в сверкающие кольчуги. Они выбрали себе также шлемы и круглые щиты; щиты были выложены золотом и усажены драгоценными камнями — зелеными, красными и белыми. Гэндальф не взял себе оружия, а Гимли не нуждался в кольчуге, потому, что если бы и нашлась в кладовых Эдораса подходящая для его фигуры стальная рубашка, она все же не могла сравниться с его собственной, выкованной под Горой на Севере. Но он выбрал кожаную шапку с железными полосами, которая хорошо сидела на его круглой голове; маленький щит он тоже взял. На нем, белая на зеленом фоне, была изображена бегущая лошадь — герб дома Эорла.

— Пусть он верно служит вам, — пожелал Теоден. — Он был сделан для меня в дни Тенгела, когда я был еще мальчиком.

Гимли поклонился.

— Я горжусь, Повелитель Марки, тем, что буду носить вашу эмблему, — поблагодарил он. — И я согласен скорее нести на себе лошадь, чем чтобы она несла меня. Собственные ноги нравятся мне больше. Но может, я приду туда, где смогу сражаться стоя.

— Очень может быть, — сказал Теоден.

Король встал, и тут же к нему подошла Эовин с чашей.

— Ферту Теоден Дал! — произнесла она. — Прими эту чашу и выпей в счастливый час. Да ждет тебя здоровье и удача во всех делах!

Король выпил вино, и Эовин предложила его другим гостям. Когда она остановилась перед Арагорном, она внезапно замолчала и посмотрела на него; глаза ее сверкали. Он взглянул на ее прекрасное лицо и улыбнулся. Когда он взял чашу, руки их соприкоснулись, и он заметил, что она задрожала от этого прикосновения.

— Будь здоров, Арагорн, сын Араторна! — пожелала она.

— Будь здорова, госпожа Рохана! — ответил он, но лицо его стало встревоженным, и он не улыбался.

Когда все выпили, король вышел из зала. У дверей его ждали стражники, стояли глашатаи; все военачальники и вожди, жившие в Эдорасе или поблизости, собрались тут же.

— Смотрите! Я отправляюсь в путь, и похоже, что это будет мой последний поход, — сказал Теоден. — У меня нет детей. Теодред, мой сын, убит. Я назначаю Эомера, своего племянника, наследником. Если же никто из нас не вернется, выберите себе Повелителя по своей воле. Но кому-то я сейчас должен доверить своих людей, кто-то должен править вместо меня. Что вы скажете?

Все молчали.

— Разве вы никого не назовете? В кого верят мои люди?

— В дом Эорла, — ответил Гама.

— Но я не могу оставить Эомера, — сказал король, — а он последний из этого Дома.

— Я не называл Эомера, — ответил Гама. — И он не последний. Есть еще Эовин, дочь Эомунда, его сестра. Она бесстрашна, и у нее благородное сердце. Все любят ее. И пусть она будет Повелительницей эорлингов, пока вы отсутствуете.

— Да будет так! — сказал Теоден. — Пусть глашатаи объявят народу, что их поведет леди Эовин.

Потом король сел в кресло перед дверьми, и Эовин, поклонившись, приняла от него меч и прекрасную кольчугу.

— Прощай, племянница! — сказал король. — Темен этот час, но, может быть, мы вернемся в золотой чертог. В Дунхарроу можно обороняться очень долго, а если битва окончится нашим поражением, все, кто уцелеет, придут туда.

— Не говори так! — ответила она. — Каждый день до вашего возвращения будет для меня годом… — Но, говоря это, она смотрела на стоявшего поблизости Арагорна.