Границы между нами - Татьяна Игнатенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алиса так и не смогла собрать мысли в кучу, не решилась задать их Дэну, поэтому большую часть пути ехала просто молча. Дэн не щадил мотор машины, и гнал на всей скорости по темным улицам. Напряженное молчание говорило само за себя — он не хотел ничего обсуждать. Но когда машина наконец-то выпрыгнула за переделы Города, Дэн прочистил горло и заговорил.
— Спрашивай, — услышала Алиса его сухой голос.
— Что? — растерялась она.
— Все. У тебя наверняка много вопросов.
Алиса попыталась остановить рой мыслей в своей голове и выудить хотя бы одну.
— Там, в Центре, — ее голос охрип после долгого молчания, — ты так уверенно работал с компьютером… Откуда ты знал, что искать?
— Ты говорила, что часто бывала у мамы на работе, в больнице. Практически выросла там. А я вырос в Лаборатории. И много времени проводил в центре управления. Шутки ради любопытного мальчишку учили всему подряд, все показывали, объясняли. Вот и пригодилось.
Алиса рассмеялась.
— Ты чего? — удивленно спросил Дэн.
— Ты просто долбанный псих! — продолжая нервно смеяться, ответила Алиса.
— Почему? — улыбнулся Дэн.
— Ты рисковал, чтобы открыть двери палат, дать шанс тритеррам спастись. Но почему ты не помог тому парню, похожему на Рамиля? Не забрал его с нами?
— Ка ты себе это представляешь? Я уже говорил, что привык сталкиваться с теми, кто сам принимает решения и определяет свою судьбу. Невозможно переубедить человека, страстно желающего чего-то. А это парень, он… он сам хотел остаться там. Это его право. Не силком же мне было его волочь. Хотя я все же надеюсь, что он успел передумать и сбежал. Или …
— Что?
— Пусть у него просто все будет хорошо. Или хотя бы так, как он сам этого захочет.
Снова повисла немая пауза. Алиса отвернулась и закусила кулак. Несколько минут она смотрела в темное окно и боковое зеркало машины, в котором мелькали далекие огни Города. В любой момент оттуда могли появиться преследователи, поэтому Алиса настороженно разглядывала любую игру света в отражении.
— Расскажи про нее, — попросила Алиса. Она не называла имен, но Дэн и так все понял.
Он ответил не сразу. Через несколько минут Алиса уже успела забыть о том, что спросила. Она запрокинула голову назад и закрыла глаза, начиная засыпать, когда голос Дэна ворвался в ее сознание.
— Весь момент славы отца случился, когда мы жили в Городе, по соседству с вами. Он совершил открытие. Процедура сама по себе никогда не была совершенной. Изначально она была безболезненной только для триттера. Ремидента приходилось накачивать сильной дозой анестетика, а после — еще несколько дней приводить в чувство. Для богатых ремидентов это было важно, поэтому Процедура не была слишком популярной. Но мой отец придумал как проводить Процедуру быстрее и при этом делать ее нетравматичной и для триттера, и для ремидента. Это вызвало взрыв спроса на Процедуру. Центр наконец-то добился того, к чему все время стремился — они поставили Процедуры на бесконечный поток, выкачивая деньги из богачей и здоровье из нищих несчастных людей. Отец тогда получил высокое признание, но все это продлилось недолго. Когда мы переехали в Центральный Город, отец лишь продолжал разрабатывать свою технологию. Больше ничего нового в их науку он не привнес и по сути оказался бесполезным.
Первое время мама не работала. Но жизнь в Центре оказалась дорогой, и денег стало не так много. Тогда она тоже устроилась в Лабораторию. Сначала просто каким-то там менеджером-управленцем. Следила за работой Лаборатории, контролировала один отдел, потом несколько. И, видимо, у нее это хорошо получалось. Слишком хорошо. Уже через год она стала правой рукой Главы Лаборатории, а еще через полгода полноценно заняла его место.
Для меня это было хорошее, интересное время. Мне нравилось бегать по Лаборатории, и то как со мной обращались взрослые. Я мог заходить в любые двери и спрашивать что угодно, все знали чей я сын, и не могли мне отказать. Маленький мальчик чувствовал себя крутым, считал, что Лаборатория — что-то типа Ноева ковчега. Эдакое место спасения. Но как-то раз я допоздна заигрался на верхнем этаже и увидел, как два крепких лаборанта вывели из палаты женщину. Она выглядела довольно здоровой и крепкой. И она кричала. Плакала, сопротивлялась. Она не хотела идти туда, куда ее вели. Я ничего не понимал, испугался, спрятался за дверью и просто смотрел. Мне было страшно. Но я хотел знать, что с ней будет, и просидел в том углу несколько часов. А когда наконец, ее привели обратно… ее даже не привели, а приволокли под руки. Сильная молодая женщина, которая еще несколько часов назад могла сама запросто навалять этим лаборантам, обмякла как тряпка в их руках и была без сознания. Вся в крови. Помню ту жуткую ночь, когда меня несколько часов подряд тошнило в туалете от увиденного. После этого я несколько дней приходил к ее палате и наблюдал за ней через стекло. Все это время она лежала на кушетке, очень редко шевелилась и постоянно стонала. А через несколько дней она умерла.
И когда зареванный ребенок прибежал к маме, она лишь грубо сказала, что мне пора повзрослеть. «Все триттеры умирают ради нас», — вот что она мне ответила. После этого случилось то, чего моя мать и хотела. Я действительно повзрослел. И больше ни разу не приходил в Лабораторию. С того дня я не общаюсь с матерью.
Ей просто снесло крышу от успеха. Ее идеи принимались на ура, и с каждым разом они становились все жестче. Она считала отца ничтожеством, которое ничего не добилось, и постоянно твердила, что у меня его никчемные гены. Конечно, мне родители ничего этого не говорили. Но я слышал, как ночами они ругались, как отец не поддерживал мать и пытался остановить. Но ей безумно нравилась ее власть, и в какой-то момент, она просто ушла от нас.
— Она никогда не пыталась вернуться? — осторожно спросила Алиса. — Бросить все? Или объяснить.
Алиса наблюдала как сложно дается Дэну каждое слово о матери. Его рифленые скулы танцевали в
