Тузы за границей - Гейл Герстнер-Миллер

– Быть может, святой отец хочет пообщаться с Хун-Ахпу и Шбаланке? Братья говорят по-испански, если у вас есть переводчик.

Когда Хартманн и Акабаль вернулись ко всем остальным, Шбаланке обрадовался, так как очень хотел уйти. Слушая речь Хун-Ахпу, обращенную к священнику, он все больше боялся, что его брат начнет взывать к богам прямо здесь и сейчас, у всех на глазах. Не слишком удачная идея.

Когда они уже снова стояли в лифте в сопровождении службы безопасности, Шбаланке спросил Акабаля на языке майя, что сказал ему Хартманн.

– Ничего. Он попытается организовать комитет, чтобы изучить дело. Он говорит как все янки. По крайней мере, они нас видели. Это придает нам законность в глазах мира. Хоть что-то.

– Они не верят, что мы служим воле богов, так ведь?

Хун-Ахпу разозлился куда сильнее, чем мог позволить себе показать. Шбаланке настороженно взглянул на него. Посмотрел брату в глаза.

– Мы покажем им могущество богов. Они еще узнают.

В течение следующих суток половина журналистов отправились дальше с делегацией ООН. А армия подтянула к Каминальгую новые подразделения и, что было более грозным знаком, начала эвакуировать жителей ближайших пригородов. В конце концов в лагерь перестали пускать посетителей. Смысл этих приготовлений был ясен каждому. Никаких гражданских в лагере.

На рассвете и в полдень каждого из трех дней после визита Хартманна и делегации Хун-Ахпу приносил в жертву свою кровь на самом высоком из храмовых холмов города. Последние два дня на рассвете к нему присоединялся Шбаланке. Акабаль взывал к здравому смыслу, но тщетно. Чем напряженней становилась обстановка в Каминальгую, тем сильнее братья замыкались в себе. Они обсуждали свои планы только друг с другом и не появлялись на большинстве совещаний, которые проводили Акабаль и командиры повстанцев. Мария все время, когда не готовила алтарь для жертвоприношения, находилась рядом с Хун-Ахпу. Бол беспрестанно муштровал воинов.

Шбаланке и Хун-Ахпу стояли на вершине разрушенного храма, окруженные своими последователями. Занимался четвертый день. Мария держала между ними богато украшенную чашу. Оба мужчины поднесли к ладоням свои обсидиановые ножи. Когда покажется солнце, они рассекут свою плоть, и их кровь потечет и смешается в чаше, а потом они сожгут ее на подготовленном для ритуала алтаре. Солнце все еще дремало на востоке, за вулканом, который высился над Гватемалой и выбрасывал в воздух клубы дыма, как будто угощая богов священным табаком.

Первые лучи. Полыхнули черные лезвия ножей. Хлынувшая кровь, смешиваясь, наполнила чашу. Руки протянулись к солнцу. Тысячи голосов взвились в согласном приветствии грядущему дню, моля богов о милосердии.

Две соломенные хижины взорвались, едва солнечные лучи коснулись их. Людей осыпало дождем земли и обломков. Те, кто стоял ближе других к хижинам, первые увидели, что реактивный снаряд разнес лачуги на куски. Воины бросились к границам лагеря, чтобы попытаться отразить нападение, а те, кто не мог сражаться, сбились в огромную кучу в центре. Снаряды летели на центральную площадь, где несколько тысяч людей, стоя на коленях, молились или кричали.

Максина Чей была одной из немногих журналистов, которые остались освещать кампанию Героев Близнецов. Вместе со своей съемочной группой она укрылась за одним из храмовых холмов и начала запись репортажа об атаке. Индейская девочка лет семи-восьми выбежала из-за холма прямо на камеру. Ее личико и расшитый белый уипиль покрывала кровь, она плакала на бегу от страха. Максина попыталась перехватить ее, но промахнулась, и девочка убежала.

– Роберт…

Максина взглянула на оператора. Он стащил камеру с плеча и сунул звукооператору – тот едва не выронил ее. Оба они бросились в толпу, начали поднимать людей с колен и направлять к холмам – хоть и ненадежное, но все же укрытие. На краю развалин воины Героев Близнецов стреляли по солдатам, производя среди них некоторое смятение, но почти не нанося никакого вреда.

Преодолевая поток людей, движущийся к центру Каминальгую, Шбаланке и Хун-Ахпу пробились к передовым позициям. Обороняющиеся заметили их и встретили приветственными криками. Выступив на открытое место, Шбаланке принялся швырять в солдат всем, что только мог найти. Это возымело эффект. Войска, на которые была направлена его атака, попытались отступить, но были немедленно остановлены и получили приказ двигаться вперед. Пули отскакивали от Шбаланке, обороняющиеся увидели это и воспрянули духом. Они начали целиться тщательнее, и среди солдат появились жертвы. Но снаряды продолжали рваться, и до оборонявшихся беспрестанно доносились крики людей, попавших в ловушку в центре лагеря.

Хун-Ахпу возникал то здесь, то там, обсидиановым ножом перереза`л горло какому-нибудь ближайшему солдату и вновь появлялся рядом с братом. Он выбирал в основном офицеров, как велел ему Акабаль. Но под напором следующих шеренг войска, сражавшиеся на передовой, не могли отступить, даже когда хотели бежать от этого демона.

У Шбаланке закончился запас снарядов, и он ретировался за один из холмов. К нему присоединились два опытных партизанских командира. Кровавая бойня напугала их. Это было совсем не то что вести войну в джунглях. Кровь и пороховой дым вернули юношу в прошлое, когда он впервые пережил это ощущение.

– Шибальба.

Это слово предназначалось лишь его брату, который только что вернулся к нему.

– Да. – Хун-Ахпу кивнул. – Боги проголодались. Нашей крови оказалось недостаточно. Они хотят еще крови, могущественной крови.

– Как думаешь, они примут кровь генерала? Полководца?

Шбаланке оглянулся через плечо на армию с другой стороны земляного холма.

Партизанские командиры внимательно прислушивались к разговору в надежде услышать что-нибудь обнадеживающее. Оба кивнули при этой мысли. ‘

– Если вы сможете захватить генерала, линия нападения распадется. Здесь призывники, а не добровольцы. – Командир отвел с глаз запыленные черные волосы и пожал плечами. – Я не слышал идеи лучше.

– Где полководец? – Взгляд Хун-Ахпу устремился вдаль. – Я приведу его. Надо сделать это правильно, а не то боги будут недовольны.

– Он должен быть в тылу. Я видел там грузовик с кучей антенн, узел связи. К востоку. – Шбаланке с тревогой посмотрел на брата. С ним явно творилось что-то не то. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Я служу моему народу и моим богам.

Хун-Ахпу прошел несколько шагов и с негромким щелчком исчез.

– Я совсем не уверен, что это была хорошая идея.

– У тебя есть идея получше? Он справится.

Повстанец передернул было плечами, но застыл в такой позе, услышав стрекот вертолетов.