Сидим, курим… - Маша Царева

Я накрыла ее ладонь своей — Ленкины руки были холодными, а кончики пальцев слегка дрожали. И она смотрела на меня, словно на исповедника, — отпущу ли я ее грехи, разрешу ли послабления?

Вообще-то я не люблю давать советы по поводу личной жизни. Несколько лет назад со мною произошла неприятная история: я посоветовала одной взрослой подруге развестись, поскольку ее супруг отличался дурным и непредсказуемым нравом и, когда злился, мог легко осветить ее лицо внушительным фингалом. Я так горячо разглагольствовала о том, что она достойна лучшей участи, что она поверила. И развелась. Ее экс-муж горевал недолго, благодаря смазливой физиономии и дорогим джинсам он нашел утешение в объятиях эффектной танцовщицы с пятым размером груди. А вот моя приятельница до сих пор одна — не знаю уж почему. Недавно я звонила, чтобы поздравить ее с днем рождения — ей исполнялось тридцать. Она была пьяна и в слезах.

«Ты испортила мне всю жизнь, Аглая, — сказала она, — если бы не ты, я бы до сих пор была счастлива со своим мужем, может быть, у нас даже были бы дети!»

«Но разве ты была с ним счастлива?» — удивилась я.

«Представь себе, я его любила!»

С тех пор я зареклась открывать подругам глаза на недостатки их вторых половин. В конце концов, каждый совершеннолетний человек имеет право на самостоятельный выбор.

Но в случае с Леной я была уверена, что поступаю правильно. Даже больше — у меня пела душа. Ну, наконец-то! Наконец-то она разглядела, что за фрукт этот Пупсик, наконец-то она ужаснулась собственной деградации, навязчиво принимаемой за триумфальное восхождение по социальной лестнице. Наконец-то я снова обрету потерянную подругу, в существование которой мне даже в свете последних пятнадцати минут верилось смутно. И все будет как прежде. И мы поедем на море в мае. Ну и пускай, что это будет прохладное Черное море с медузами и похотливыми волосатыми аборигенами! Ну и пускай, что мы будем жить не в пятизвездном отеле, а в дышащей на ладан голубятне. Зато там будут ночные купания, и ледяные бодрящие брызги, и лунная дорожка, и колючая галька, и терпкое молодое вино!

— Ты права. — Ленка сжала губы. — Я занимаю чужое место. Да Лола и Анфиса с удовольствием мне заплатят, лишь бы я отстала от Пупсика и он вернулся бы в мир конкурентной борьбы хищных дев. Кстати, может получиться неплохой бизнес, хоть гульнем напоследок.

— Опять ты за свое!

— Помирать — так с музыкой, — невесело хохотнула Len'a(crazy). — Спасибо тебе, Гланька. Ты вдохнула в меня жизнь. Теперь я точно знаю, как поступить.

— Выпьем за это? — повеселев, предложила я.

Но Len'a(crazy) покачала головой:

— Не могу. Надо вернуться домой, привести себя в порядок, собрать вещи. Скоро мне предстоит серьезный разговор.

У Марины было плохое настроение, хоть плачь. Тому была мистическая причина: возвращаясь из студии, ее угораздило пройтись по ночному Арбату. У театра Вахтангова бесшумным призраком выплыла ей навстречу гадалка баба Зина — жутковатый персонаж, которого все местные стараются избегать.

Был самый конец августа. Днем все еще было жарко, но когда садилось солнце, Москва чувствовала приближение дыхания нового своего любовника — осени. Вот-вот — и сомкнутся на городе жадные губы, пахнущие прелыми листьями, мокрым асфальтом и размякшей землей. На бабе Зине была ночная рубашка — белоснежная, накрахмаленная, тонкая. Этот наряд настолько не вязался с погодой и вообще с обстановкой ночного пустынного Арбата, что Маринка сразу насторожилась. И почти в то же мгновение вспомнила, как я рассказывала о женщине, которая выходит из дому по ночам, чтобы предсказывать случайным прохожим смерть.

Тогда Марина посмеялась над моей суеверностью, но при взгляде на развевающуюся ночную рубашку бабы Зины ей стало не по себе. «Как саван», — подумала Марина и отвернулась, но было уже поздно. Старая гадалка выбрала жертву и не собиралась отступать.

Бросившись Марине наперерез (и откуда только силы взялись у старой карги?), она преградила ей дорогу:

— Стой, красавица моя. Куда так спешишь?

— Отстаньте! — побледнела Марина.

— А почему ты меня боишься? — ласково спросила баба Зина. — Вот странное время! Не боится ночью по улицам шастать, а бабку старую испугалась.

Марина старалась не смотреть на старую гадалку, но лицо бабы Зины невидимым магнитом притягивало взгляд. Было оно удлиненным, породистым, с яркими молодыми глазами, грузинским носом с горбинкой, истонченными старостью губами и четкими глубокими морщинами — как будто кто-то острым ножом разрезал ее лицо на неровные дольки. Вокруг лица колыхалось тонкое облако седых волос — расчесываться баба Зина не любила. Марина знала, что старая женщина давно выжила из ума, но в ту ночь она выглядела вполне осмысленной — ее глаза светились сочным интересом. Если бы не ночная рубашка…

— А ты знаешь, кто я? — лукаво спросила баба Зина. — Я предсказываю будущее. Хочешь, погадаю тебе на Таро?

— Не надо. — Марина с некоторым усилием сбросила с себя гипнотизирующий взгляд и, цокая высокими каблуками, быстро пошла — почти побежала — прочь.

Вслед ей доносилось старческое дребезжание:

— А и гадать не надо! Все и так вижу. У тебя на лбу смерть твоя написана! Ты умрешь двадцать первого числа. Помни, красавица, двадцать первого!

Марина бежала по Арбату, словно участвовала в спринтерской гонке. Только у метро «Библиотека им. Ленина» она позволила себе остановиться и перевести дыхание.

— Да не волнуйся ты так, — успокаивала ее я, — баба Зина не в себе.

— Ага, а сама мне говорила, что она никогда не ошибается.

— Я хотела тебя заинтриговать, — соврала я, — неужели ты можешь всерьез относиться к таким вещам? Это же легенда, байка.

— Думаешь, я тебе тогда поверила? — В Маринином голосе слышались плаксивые нотки. — Я так и подумала, что ты нагнетаешь обстановку, чтобы меня развлечь. Но когда я эту ведьму увидела… У меня волосы на ногах дыбом встали от ужаса.

— Волосы на ногах ты всегда эпилируешь, — усмехнулась я. — Маринка, не будь ребенком! Баба Зина — шарлатанка.

— Не знаю. Настроение она мне испортила на несколько дней.

— Даже если ей верить… Она ведь не сказала, в каком году это произойдет. Может быть, ты и правда умрешь двадцать первого числа, но лет через восемьдесят.

— И теперь я каждый месяц должна дергаться и отсиживаться дома?! — взвилась Марина. — Да так я все нервные клетки истрачу!

— Уверена, что через пару месяцев ты и думать о ней забудешь.

— Сомневаюсь! Глаша, ты бы видела, как она на меня смотрела. У нее такие глаза — как два заколдованных колодца. Хочется прыгнуть в них и утонуть. Поверь мне, такое не забывается.