Мир в подарок. (Тетралогия) - Оксана Демченко

В Агрисе разжилась свежими сплетнями и отдохнула душой. Староста ушел на большую рыбалку с мелкой, уже не отцепляющейся от деда. Избу охотнику решили строить в зиму, из толкового леса. Пока же Карис с мужем жили у Римаха. У танцовщицы обнаружился очень приятный голос, на время уборки ее пристроили к детям, приглядывать, учить петь и танцевать.

Главной сельской сплетней была я сама, и к этому надо было бы отнестись более внимательно. Следствие потери бдительности обнаружилось утром.

Собираясь по привычке уже до зари тихонько покинуть гостеприимный кров трех медведей, я обнаружила у порога целую очередь местных (и не очень) болезных жителей. Чахоточных, помятых медведем, покусанных волками и собаками, со слепыми бельмами, отболевших болотной лихорадкой, страдающих артритами. Чуть в стороне сидел Дари и довольно скалил свои безупречно белые зубы. Единственный здоровый в поле зрения. Странно, если не он это безобразие организовал. Попробуй уйди сегодня, снавь!

Не стоило пробовать. К вечеру я казалась единственной больной в пышущем здоровьем селе. А от переправы бодро скрипели несколько телег с пополнением рядов дармовой клиентуры.

Вечером, когда с полей подтянулись усталые жнецы, под безоблачным небом щедрые селяне накрыли столы и отметили удачную уборку хлеба, мой визит и – повторно – две медвежьи свадьбы. Я лечила всех без разбора еще день, и опять вечерами пела Карис, с визгом перекликались по перелеску молодухи, не слишком резво убегавшие от парней, старый травник сухими легкими руками перебирал содержимое моего короба, откладывая с неизменной благодарностью травы в сельский запас, где их заново ревниво перебирала вездесущая Митэ. А над нами с бархатного неба позднего августа, расшитого алмазными стразами, падали звезды. И я монотонно загадывала желание – пусть так же замечательно станет везде. Вот есть же в мире по имени Релат место, где илла могут жить свободно. Пока – одно, но пусть потом так будет везде…

Когда праздник уже стихал, а столы опустели, меня отозвал в сторонку встревоженный Мирах и шепотом сообщил, что охотники видели ниже по течению отряд храмовой стражи и двух окаянных в сопровождении нескольких рабов, тайно переправившихся на наш безлюдный берег. Стража вернулась и разобрала плоты. Окаянные ушли, по всему судя, вниз по течению, к слиянию Мутной и Карниссы, где на скальной возвышенности растет древний Седой бор. При них пара коней, но идти будут с малой скоростью, рабы пешие и места неудобные. Куда они направляются не мог понять никто, лесистый берег пуст и безлюден.

На том и кончился мой сельский отдых. Вездесущий, хлеще Митэ, Дари из рода Годэй уже стоял рядом, держа на плече короб. Мне попытались всучить еще одного коня, с трудом удалось отказаться. Первый день идти удобнее и быстрее, спрямляя путь через вязкие тяжелые болота, то есть – пешком. Ведь трогать дар близ окаянных без нужды и всерьез нельзя.

Закинув на привычные уже плечи лямки короба, я споро зашагала холмами, держась недалекого берега. Взошла луна, серебря росистую траву, наполняя туман перламутровым волшебством. Августовские ночи коротки, а такие замечательные и вовсе пролетают незаметно. Особенно когда идешь, чутко примечая восход от самого его рождения.

Местные болота меня совсем не впечатлили после топей вокруг домика хранителя памяти. К полудню они высохли до состояния уютного мохового ковра, не слишком подходящего конному и замечательно удобного для пешего. Была бы умная – взяла б коня и провожатого из Агриса, вздохнул рассудок. Отсюда–то еще идти и идти, и куда быстрее конному…

Окаянные опережали меня более чем на сутки, это беспокоило. Впрочем, снавь я или нет? Полчаса поисков, деликатных уговоров – и царственный лось, полтора моих роста в холке, с огромными сросшимися лопатами рогов, снисходительно подогнул передние ноги и принял всадницу, удовлетворенно прикончив в качестве аванса крепко посоленный ржаной ломоть.

Двигался он плавно, вроде даже чуть лениво и на удивление быстро. Еще до заката болота остались далеко позади, холмы подросли, кое–где проявились скальные лбы. Сосны наступали, вытесняя влажный низинный лес. Ночной ход великана был тише, но мы уже и не торопились. А на утренней заре расстались, вполне довольные друг другом. Правда, он выклянчил всю соль и хлеб до крошки. Надо как–то пожестче с попрошайками, даже обладающими таким огромным, три с лишним аршина в холке, обаянием. Я пожелала ему побед в осенних турнирах. Он презрительно взревел вполсилы, намекая, что ему достойных соперников нет.

Окаянные теперь чуялись отчетливо, в каких–то пяти верстах впереди. Что они ищут? Пошепталась с туманом. Помимо двух обугленных в группе обнаружилось трое рабов, все с богатым даром. Шли они медленно, одна девушка была совершенно без сил. В десяти верстах, на грани чутья, еще не доступного опознанию этими тварями, шевелились смутные образы еще одной группы людей. Сколько, с чем пришли в лес – не сказать отсюда.

Я прибавила шаг. В послеполуденный жаркий час, возле поляны, на которой устроились беспечные незнакомцы, я догнала окаянных. Оказавшись у них в тылу, сразу горько пожалела о своей глупости. Отсюда почти невозможно защитить четырех охотников, устроивших привал и явно ставших дичью. Мне было бы куда проще, встань я между двух отрядов. Но как пройти тридцать саженей, учитывая выход из–за их спин, да еще по низкой стелющейся траве, и все перечисленное – на глазах этих тварей?

Кстати, упомянутые твари не собирались ждать, пока я поумнею. Они выехали из леса, прикрывшись нагнанной на жертв рассеянностью, примитивным методом, вполне успешно работавшим шагов пять. Потом стало и не нужно. Сидевший в центре рослый темноволосый мужчина с усталым лицом чуть приметно вздрогнул, наконец осмотревшись вокруг и обнаружив приближающийся отряд. Помрачнел, напрягся, но даже не пытался напасть или бежать. Знал их силу. Сидящий рядом рванулся прикрыть, – старший молча остановил коротким повелительным жестом: не позорься!

– Ваша све–е–етлость, – насмешливо протянула более рослая дрянь, словно продолжая старый разговор. С издевкой кивнула. Ох дура я… Вот кого они ловили! Стоп. Дура? Интересный образ, вполне нелепый, может, и получится. Я тихо заскользила вдоль кромки кустарника, смещаясь левее, обходя поляну. Боги, пошлите нам с князем болтливых окаянных!

– Ну, попробуй еще разок: «Обе – вон»! – хихикнула вторая, явно передразнивая. – Может, мы сразу и подчинимся, как тогда, на причале. Все же не абы кто, а сам, милостью богов наш князь Карна, просит. Умоляет.

– Не за себя, так за друзей – давай попроси, в ножки упади, – посоветовала первая. – Время еще есть. Мы можем кого–то и отпустить, если пожелаем. Наша госпожа просила передать тебе перед казнью, что предал тебя твой новый любимчик, молодой Пирх.

– Бедный мальчик, я ведь не поверил Лемару, сюда сунулся, – виновато вздохнул князь. – И чем она взяла?

– Как сам просил, жизнь за одну ночь.

Меня теперь отделяло пять десятков шагов от дичи, до охотниц почти такое же расстояние. Будем надеяться, не одна я на поляне дура. Громко треща ветками, я полезла из кустов. Грохнулась с ходу на колени, угодила на здоровенный узловатый корень, и, громко подвывая от боли, поползла к князю. После скачки на лосе штаны походили на грязную тряпку, стирка в ручье не помогла их внешности, да и запах еще давал о себе знать. Босиком – это уж как водится. Простоволосая, лохматая, в убогой рубахе. Надеюсь, такой и должна быть в их представлении типичная деревенская дура.

– Кормилец! Отец родной! Князь–батюшка! Не для себя, от людишек всех прошу, уж дозволь сказать! Не оставь детей сиротами, не погуби убогих! Всей деревенькой слезно молим, не попусти–и–и…

Карие глаза князя широко распахнулись. С душой выла, старалась. И вот оно – признание: один из спутников Карна заслушался так, что уронил нож. Окаянные, тоже позабыв о казни, тупо глазели на представление. Еще десять шагов. Я картинно бухнулась лбом в траву, повторила это зрелищное упражнение для наглядности и поползла быстрее, завывая еще громче и чаще, причитая с нотами истерики. Лишь бы никто не успел перебить и спросить, в чем дело.

– Богами заклинаю: помоги! На тебя надежа наша распоследня–йа–а–а! – перебор, это уж прямо боевой клич, а не причитание. Сбилась, простите зрители, опыта маловато.

Вот и сапоги. Не промахнулась, точно макушкой в венценосное колено. Бедняга вздрогнул от неожиданности, с трудом усидел на бревне. Впрочем, он уже приходит в себя, как и окаянные, но теперь не важно. Можно и обернуться.

– Это еще что за игры? – тихо спросил «кормилец», зверея на глазах. – Меня казнить – еще понятно. Но дур деревенских в лес везти на потеху? Даже для сестрички моей слишком мудрено.

– Да кто ее, блажную, знает, как попала сюда, – почти невольно оправдываясь, пожала плечами более говорливая, рыхлая тетка с блеклой лошадиной мордой. Быстро они отцветают в тенечке! – Мне без разницы, скольких жечь.