Субмарина «Голубой кит» - Александр Мирер

— Хе-хе-хе! — сипло засмеялся Майкл и внезапно осекся.

Сигарета выпала изо рта на палубу. Добродушное лицо Майкла стало испуганным и некрасивым. Он быстро подобрал сигарету и отошел, оглядываясь, к свободному борту — выбросил сигарету в море, но обратно уже не вернулся. К Кате возвращался ее земляк под руку с сердитым стариком в очень красивой и нарядной форме. Вся толпа повернулась спиной к морю и смотрела, как они идут. Иван Иванович быстро говорил по-французски, а старик кивал и повторял несколько слов, похожих на «повара» и «фанфана»[14], затем наклонился к Кате, погладил ее по голове и снова повторил про повара и фанфана. И вдруг оба моряка взяли под козырек. Катя поняла — прощаются. Фотографы пыхнули своими лампами, и нарядный старик решительно вернулся в толпу… Но тут Кате и в самом деле стало нехорошо — она уцепилась за какой-то ящик. Русский моряк подхватил ее на руки и понес к самолету. Катя смутно слышала, как он просит собрать и принести его чемоданчик и что адмирал отправляет гидросамолет через десять минут. Его собеседник сказал: «Бедная девчушка». Катя попробовала приподняться, но ей сказали: «Лежи, спи». Она еще немного слышала, как ее укладывали, подтыкали под спину пальто, пахнущее нафталином. Затягивали ремень на животе. Переговаривались домашними, встревоженными голосами. Иван Иванович напомнил тому, кто сказал «бедная девчушка», про радиограмму послу и в министерство. И казалось, сейчас же самолет рванулся, как бегун на старте, так что перехватило дыхание.

И Катя заснула, поджав ноги под толстым, тяжелым сукном морской шинели.

36. СЕЙФ ПОДНЯТ

Проводив русского коллегу, вице-адмирал вернулся к лебедкам. На любопытные взгляды свиты подчеркнуто не обращал внимания. Он тонко понимал гостеприимство и не хотел говорить о несчастьях своих гостей. «Бедное дитя!» — повторил он про себя и дал знак машинистам. Лебедки вновь загрохотали, поднимая батискаф из воды.

Наступал волнующий момент. «Бретань» поднимут, подвесят на лебедках над палубой и освободят сейф — все подготовительные операции уже были проделаны. Бензин из поплавка скачали на танкер, отверстия в бункерах закрыли заглушками. В специальные кольца на «Бретани» завели крюки подъемных талей. Полосатый корпус батискафа раскачивался под бортом «Марианны», как окунь, пойманный в сеть. Наблюдатель, висящий на борту у самой воды, весело докладывал:

— Гондола осушилась, пошли «руки», из левой подтекает масло. Вижу сейф, оп-ля! Пошел сейф! «Бретань» держит его за ухо, как учитель драчливого мальчишку!..

Послышался смех, некоторые ударили в ладоши. Лебедки гремели с тяжелым усилием, мокрая надстройка батискафа уже была на уровне палубы. И вдруг наблюдатель крикнул:

— Травит!..

Подъемники смолкли. Снизу доносился пронзительный свист, зазвенело разбитое стекло. Под бортом заклубился белый пар. Адмирал в гневе ушиб кулак о перила — из сейфа травилась вода! Он прохудился в самом низу дверцы тоненькой дырочкой. Вода проникла в нее под огромным давлением — сто семьдесят атмосфер, а воздух оттеснила вверх, так что под крышкой получился слой сжатого воздуха. По мере подъема воздух расширялся и выкидывал воду наружу. Струйка была тонкая, как самая тоненькая иголка, но опасная. По-видимому, в коробке сейфа давление сохранялось еще порядочное — струйка была окружена туманом и сдирала с борта краску. Толстое стекло иллюминатора она вышибла в каюту.

— Боюсь, друзья мои, что вы напрасно рисковали жизнью! — сказал адмирал, повернувшись к экипажу батискафа. — Сейф полон воды.

Турвилль добавил без особого огорчения:

— Мой адмирал, зато понятно, почему копилка потянула нас на дно. Полтонны воды мы не принимали в расчет!

Сейф болтался под бортом и свистел, будто насмехался над вице-адмиралом. По всем углам дерзко хихикали корреспонденты. Сейф будет свистеть не меньше часа, пока давление не упадет до атмосферного. А пресса так быстро не уймется. Пойдут карикатуры, насмешки — позор, позор.

Адмирал выставил подбородок и величественно проследовал на нижнюю палубу.

— Катер!

Короткая суета — катер отвалил от борта и направился к «Жанне д'Арк». Вице-адмирал Перрен поднялся на крейсер и с лицом, свинцовым от гнева, приказал:

— Ко мне этих господ!

Привели двоих — Ферри и Дювивье. Бен принес с собой судовые документы «Голубого кита». После короткого разговора Перрен вызвал врача и вместе с ним посетил Солану в лазарете. Врач доложил:

— Вспышка буйного помешательства, мой адмирал. Это бывает — субъект чрезвычайно властный и настойчивый, и крушение надежд вызвало помешательство.

— М-да, крушение надежд… — проворчал Перрен. — Слишком много надежд рушится сегодня!.. Он совсем рехнулся?

— По-видимому.

Адмирал еще раз посмотрел в безумные ярко-синие глаза Соланы. Пожал плечами. И задал себе тот же самый вопрос, который несколько часов назад задавала себе Катя: кому помешал батискаф, мирное исследовательское судно?

— Караул вызвать! Пойдет со мной на субмарину…

Он лично осмотрел носовой отсек; торпеду, замаскированную под столом с приборами. Покрутил рукоятками ультразвукового наводчика — превосходный аппарат! И вернулся на «Марианну» несколько взбодренным и утешенным. Крушение надежд, а? Пусть содержимое сейфа погибло, зато французский флот получит неплохую подводную лодку. С отлично оборудованной лабораторией. Законный приз, по всем правилам! Представители команды подводной лодки в один голос утверждают, что эта частная субмарина намеревалась совершить пиратское нападение на батискаф. Пиратский корабль будет взят в качестве приза. Кто посмеет возразить? Никто! Заодно к службе во французском флоте вернутся опытные офицеры… Но клянусь норд-остом, почему этот сумасшедший собирался пустить на дно «Бретань»?

Занятый своими мыслями, адмирал Перрен позабыл о Кате и не спросил, как она появилась на «Голубом ките». А вернувшись на «Марианну», он и вовсе перестал думать о тайнах субмарины — сейф подняли на палубу. Один из матросов, опытный слесарь, уже разложил инструменты и приготовился вскрыть замок. Ждали только возвращения начальника экспедиции.

— Вскрывайте! — приказал Перрен.

Через десять минут тяжелая дверца со скрипом распахнулась… Ура! Большая часть бумажных денег сохранила цвет и форму. Золото и драгоценности, конечно, уцелели полностью. Только бумаги на верхней полке слиплись в рыхлый слизистый комок. И специалисты сказали, что их уже не восстановишь. Клод Перрен, счастливый, принимал поздравления. Общая цена сокровища достигала трех миллионов долларов, возможно — трех с половиной миллионов! А бумаги, потерявшие форму, окрашенные чернилами, адмирал велел возвратить морю. И их возвратили морю, не подозревая, что среди писем, паспортов, акций, векселей и прочей бумажной дряни там хранился секрет говорящих рыб.

С торжеством направилась эскадра к берегам Франции. С палубы «Марианны» текли медные звуки труб — адмирал устроил банкет с оркестром, фейерверком и коньяком из личных запасов. На радостях он пригласил к столу Ферри и Дювивье.

Бен прибыл на празднество в мрачном настроении. Он был пленником, черт побери, и в этом не было ничего веселого. Угрюмую радость ему доставляла только мысль, что мерзавец Солана, кажется, рехнулся окончательно.

Сдержанный Дювивье не пил и тихо сидел рядом с Беном в кинозале «Марианны». Спокойно оглядывался. Помахал рукой старому знакомому — капитану Турвиллю.

В самом разгаре веселья Жан спросил у Бена:

— Земляк, что ты думаешь о чудесах?

— Чудеса не моя профессия, — ответил Бен. — Я подводник! Кто с-сказал, что я не подводник? Г-говорящих рыб… не бывает! — выкрикнул Ферри. — Не бывает! Земляк! Д-девчонка пряталась на «Ките», т-ты слушай. Пряталась, клянусь п-перископом!..

— Ладно, ладно, земляк! — миролюбиво сказал Дювивье. — Поднимайся. Пойдем смотреть фейерверк.

Щедрость адмиральского угощения пагубно сказалась на Бене. Потрясенный разнообразными событиями дня, он чересчур налег на коньяк. Ночная прохлада и цветные огни фейерверка совсем его разогорчили.

— Р-радуются!.. К-куда спрятали русскую мисс? Говорящие рыбы, клянусь перископом!.. Где ты, Жан? Жан, Жанчик! Т-ты слушай… Девчонку никто не прятал. Она сама п-пряталась, клянусь говорящей рыбой…

Дювивье с трудом увел спать Ферри, сбитого с ног коньяком и чудесами. Надо сказать, что инженер тоже не слишком поверил Катиному рассказу о говорящей рыбе. Он возглавил бунт на «Голубом ките» по другим соображениям. Он, как и Ферри, заподозрил плохое, когда Солана ввел звуковую маскировку. Дювивье хорошо знал морские законы и предвидел, что за пиратские действия придется отвечать всем офицерам «Кита». Поэтому он попросил Катю передать предупреждение советским властям. Его беспокойство стало очень сильным, когда корабли адмирала начали поиск. Капитан Солана упрямо держал подводную лодку на дне и не захотел обнаружить себя даже после оползня. Неясной оставалась причина такого упорства. Жан искал эту причину, строил разные предположения, но придраться было не к чему. Хозяин и капитан субмарины желает, чтобы она лежала на дне, и всё тут… Катино заточение дало повод высказать Солане неповиновение. Капитан не имеет права жестоко обращаться с девочкой, решили офицеры и освободили Катю из кладовой. А Катя первым долгом закричала: «Ваш гнусный капитан будет топить батискаф!..» О, теперь повод для бунта был налицо! Впопыхах не обратили внимания на Катины взволнованные речи о Маке, говорящей Рыбе. «Топить батискаф», — кричала Катя. А «Бретань» уже замолчала. И офицеры в ужасе подумали, что будет с ними, если Солана успел торпедировать «Бретань». Например, послав к хрупкому суденышку торпеду без заряда. Такая торпеда прошила бы поплавок без шума, — вот и молчит батискаф… Чтобы не оказаться соучастниками преступления, офицеры решили немедленно арестовать Солану и ворвались в носовой отсек. К счастью, они успели предупредить выстрел опять-таки благодаря Кате. Но рыба, рыба! Что имела в виду девочка, когда рассказывала о говорящей Рыбе?