Прогулки по Испании: От Пиренеев до Гибралтара - Генри Мортон

Правда в том, что ацтеки, при всем их золоте и серебре и внешнем блеске, были настоящими дикарями. Железа они не знали, медь встречалась редко; кроме того, народ, создавший и поддерживавший систему коммуникаций, которая в Европе тех времен считалась бы чудом, а также прекрасные ботанические и зоологические сады, не знал колеса. Первыми колесами в Америке стали колеса пушек Кортеса. Овец у ацтеков не было, как и коров и пшеницы. Испанцам встретились два продукта, покорившие Старый Свет, как лошади, коровы, овцы и пшеница завоевали Новый. Это табак — мексиканцы курили его через трубки и мундштуки из черепахового панциря или нюхали — и какао, или шоколад: его ацтеки готовили особым способом, который теперь считается утерянным. Какао смешивали с ванилью, сбивали в почти твердую пену, охлаждали и ели ложкой.

Маленькая группа испанцев достигла плоскогорья, теперь известного как равнина Мехико, лежащего примерно в семи тысячах футов над уровнем моря; на плоскогорье раскинулся Теночтитлан — мексиканская Венеция на поверхности огромного озера. Когда испанцы пересекли озеро по одной из каменных дамб — единственному подходу к этой островной твердыне, — они увидели великолепное собрание, приближающееся к ним: сам Монтесума выехал встречать их в золотом паланкине, чьи опоры покоились на плечах вельмож. Над его головой нависал серебряный балдахин с бахромой, сделанной из крыльев колибри и других разноцветных птиц. Когда Монтесума вышел из паланкина, его двор пал ниц, отводя глаза, поскольку этикет не позволял смотреть на императора; когда он шествовал, поддерживаемый принцами королевского дома, придворные шли впереди, бросая перед ним полосы хлопковой ткани, чтобы золотые сандалии не коснулись грубой земли. Монтесума в свои сорок лет был высок и худ, с прямыми черными волосами и более светлой, чем у подданных, кожей. Пока он приближался, испанцы с интересом разглядывали его наряд, затканный жемчугом и похожими на изумруды драгоценными камнями, называвшимися у ацтеков chalcivitl (нефрит). На голове его была корона из зеленых перьев. Кортес бросил поводья своего коня оруженосцу и, спешившись, вышел навстречу императору. Монтесума посмотрел на суровое бородатое лицо под шлемом и поверил, что это — лик бога.

Как воспринимать то, что последовало далее? Было ли это чистое вероломство и злодейство или диктовалось необходимостью? Дворец в Теночтитлане, достаточно большой, чтобы вместить всех испанцев, отдали в их распоряжение. Монтесума обращался с ними так, словно они и вправду были богами. Он восторгался возможностью принимать таких гостей и изливал на них дождь подарков. Но положение испанцев было обманчивым, и они это понимали. Они пришли с войной, а к ним относились как к почетным гостям. Через четыре дня Кортес попросил разрешения подняться на большую пирамиду, или teocallis, и увидеть храмы мексиканских богов. Монтесума шествовал первым, при полном параде, за ним Кортес на лошади, сопровождаемый кавалерией и охраной из пехоты; среди последних был и Берналь Диас. Они впервые близко увидели город, поскольку Кортес сразу велел всем оставаться в комнатах и садах дворца. Испанцев поразили людные улицы — население города, как говорят, составляло триста тысяч человек, — площади, каждая из которых была больше Пласа Майор в Саламанке, и рынки, где продавали гусиные перья, наполненные золотой пылью, трубочки с амброй, какао, шоколад, кукурузу, меха, перья и прекрасный хлопок, похожий на тончайший шелк. Когда они взобрались по ста четырнадцати ступеням на вершину храма, то остановились, напуганные чудовищными богами и их жрецами со слипшимися окровавленными волосами. «Проклятый храм… храм ада», — писал Диас. Он видел ужасного Уицилопочтли, бога войны, идола, чье «лицо и нос были весьма широкие, а глаза безобразные и свирепые; все его туловище было покрыто столь многими драгоценными камнями, золотом и жемчугом, прикрепленными мастикой». Перед статуей бога, на дымящейся жаровне, они увидели сердца трех человек, принесенных в жертву этим утром. Пол и стены почти почернели от засохшей крови, «и даже на бойнях Кастилии не было такого зловония»; также испанцы увидели огромный барабан из змеиной кожи, который позже гремел днем и ночью без перерыва. Вопреки совету отца Ольмедо, также присутствовавшего, Кортес храбро упрекнул Монтесуму за идолопоклонничество и попросил показать храм, в котором можно было бы поставить статую Девы Марии. Император был шокирован и оскорблен. «Для нас они — добрые боги, — сказал он. — Тебя же очень прошу оставить впредь всякое дерзновенное слово». Кортес извинился и ушел с пирамиды, а император остался, чтобы умилостивить оскорбленных идолов. Кортес повел себя как ранний христианин в языческом храме, и с этого дня битва за Мексику словно превратилась в битву Христа против кровавых богов изначальных времен. Спускаясь с пирамиды, христиане увидели рассеченный каналами город внизу и озеро, во всей прелести утра несущее на своих водах плавучие острова, покрытые цветами. Как почти везде в Мексике, красота здесь шла рука об руку с демонами.

Диас был с Кортесом, когда они с Мариной навещали Монтесуму во дворце, где император жил как полубог. Прежде чем войти в его обиталище, великим вождям приходилось набрасывать одеяние из мешковины на свои богатые накидки и нести на спине маленький сверток, изображающий тяжелую ношу; так, символически унизясь и отводя глаза, они приближались к императору. Триста блюд готовились каждый день, чтобы Монтесума мог выбирать, и ел он в одиночестве за золотой ширмой, обслуживаемый прекрасными девушками, которые никогда на него не смотрели. В конце обеда, после того как ему подавали королевский шоколад, девушки «преподносили несколько трубочек, весьма изящно позолоченных и расписанных, в которых находились амбра и особая трава, называемая “табак”… Их поджигали с одного конца, и он выпускал дым изо рта. Проделав так некоторое время, он отправлялся на покой».

Христиане получили разрешение построить в своем лагере часовню Девы Марии, где — пока не закончилось вино — отец Ольмедо служил мессу. Заметив заложенную дверь, испанцы вытащили несколько камней и оказались в большой комнате, до потолка заваленной золотом и драгоценностями. Они снова заложили дверь. По прошествии времени они почувствовали перемену в поведении хозяев. Прежнее радушие и благоговение исчезли. Пришли новости, что вассалы Монтесумы на побережье напали на Веракрус и убили нескольких испанцев. Кортес и его люди начали чувствовать себя загнанными в ловушку и боялись, что ацтеки могут напасть. Посовещавшись, они решились на самый, возможно, смелый план, приведенный в исполнение маленьким отрядом солдат в сердце воинственной нации. Испанцы решили захватить Монтесуму, выкрасть его из дворца и держать заложником. «Всю ту ночь, — говорит Диас, — мы молились Богу с отцом Ольмедо, чтобы просить у Всемогущего поддержку в святом деле».

Утром Кортес с доньей Мариной в качестве переводчицы и капитанами в полном облачении отправился во дворец; и через час ацтеки увидели, как королевский паланкин движется по направлению к испанскому лагерю, сопровождаемый слезами приближенных императора. То, что несколько наглецов могут похитить великого властителя из его собственного дворца, может показаться невероятным, если только властитель не был добровольным пленником, но Монтесума, видимо, чувствовал себя беспомощной куклой на ниточках судьбы. Кортес низко кланялся ему, солдаты снимали шлемы в его присутствии, но даже самому глупому мексиканцу наверняка стало ясно, что реальная власть в Мексике императору больше не принадлежит. Кортес имел мужество потребовать выдать ему того военачальника, который командовал нападением на Веракрус. Этот человек прибыл в лагерь подобающим образом, в паланкине и в наряде военачальника. Кортес сжег его живьем на рыночной площади. Пока происходила казнь, Кортес сам застегнул кандалы на ногах Монтесумы — по-видимому, в наказание. Позднее испанцы обнаружили, что приближенные императора держат оковы так, чтобы они не натирали императорское тело. Кортес встал на колени и расстегнул оковы. Несмотря на подобные унижения, отношения продолжали оставаться почти задушевными. Монтесума завоевал сердца своих пленителей уступчивостью, любезностью и желанием одарить их золотом и женщинами. Следующим шагом стала формальная клятва в верности Карлу V, которая была принята протоколистом, подписана, запечатана и отправлена в Испанию. За этим последовала обычная дань вассала господину. Веками ацтеки копили золото, и это золото теперь получили испанцы — и переплавили в слитки. Пятую часть невиданного богатства отправили королю Испании, а конкистадоры поделили остальное. Интересно — для тех, кто верит в возможность равенства доходов, — что за несколько дней многие солдаты проиграли свою долю, и впоследствии одни оказались такими же бедными, какими начинали поход, а другие разбогатели.