Полет аистов - Жан-Кристоф Гранже

— Скажите ей, что я ношу у сердца ее «Глок».

— Ее что?

— Ее «Глок». Г-Л-О-К Она поймет. И последнее, — добавил я. — Не доверяйте внешнему впечатлению. Сара — красивая и утонченная женщина, но она очень опасна. Она настоящая израильтянка, понимаете? Прекрасно обученный воин, виртуозно владеющий огнестрельным оружием. Внимательно следите за каждым ее движением.

— Понимаю, — безразличным голосом ответил Дюма. — Это все?

— Я просил вас дать мне информацию о «Едином мире». В вашем факсе ее нет.

— Я столкнулся с серьезными препятствиями.

— То есть?

— «Единый мир» снабдил меня подробной картой, где отмечены центры этой организации, разбросанные по всему свету. Но предоставить мне список членов "Клуба 1001 " они отказались.

— Однако с вашим удостоверением полицейского вы могли бы…

— У меня нет ни соответствующих полномочий, ни официального распоряжения. Кроме всего прочего, «Единый мир» считается в Швейцарии крупной международной организацией. Им может не понравиться, что какой-то полицейский пристает к ним с расспросами по делу, которое, по большому счету, ни на чем не основано. Откровенно говоря, я не пользуюсь особым влиянием.

Дюма начинал меня раздражать. От него не было никакого толку.

— Вы можете хотя бы прислать мне по факсу эту карту?

— Сразу после нашего разговора.

— Эрве, я уеду в Африку, как только смогу, завтра или послезавтра. Яне буду вам звонить. Это слишком сложно. Через десять дней я вернусь, и у меня в руках будут последние ключи к нашей истории.

Я попрощался с Дюма и положил трубку. Несколько секунд спустя заурчал факс. Пришла карта центров медицинской помощи «Единого мира». В настоящий момент по всему миру их насчитывалось более шестидесяти. Около трети из них представляли собой стационары. Остальные были передвижными и развертывались там, где в этом возникала необходимость. Центры медицинской помощи располагались в Азии, Африке, Южной Америке, Восточной Европе. Особенно много их было в странах, страдающих от войн, голода и нищеты. Так, на Африканском роге я насчитал их около двух десятков. В Бангладеш, Афганистане, Бразилии и Перу, вместе взятых, — тоже. Казалось, центры были размещены произвольно, но я сразу заметил на чертеже две знакомые линии. Восточный маршрут аистов: Балканы, Турция, Израиль, Судан, Южная Африка. Западный маршрут, более короткий: от Южного Марокко в Нигер, Нигерию и Центральную Африку. Я наложил эту карту на карту Вагнера: медицинские центры располагались точно вдоль линий, обозначающих маршруты перелета аистов, там вполне могли находить пристанище люди, следившие за птицами, такие, как Сикков.

Той ночью я почти не спал. Я узнал, какими рейсами можно добраться до Банги: самолет компании «Эйр Африка» вылетал из Парижа в половине двенадцатого ночи. Я забронировал место в первом классе — по-прежнему за счет Бёма.

Судьба до предела сжала тиски. Я снова остался один. И снова шел вперед, к пылающему ядру мрачной тайны — и к еще не остывшему пеплу, покрывавшему мое собственное прошлое.

IV

В дебрях

29

Когда вечером 13 сентября в аэропорту Руасси-Шарль-де-Голль под панно с надписью «Эйр Африка» открылись стеклянные двери, мне показалось, что я уже попал на черный континент. Горделиво расхаживали высокие женщины в бубу — просторных пестрых одеждах, серьезные чернокожие мужчины-дипломаты в безукоризненных костюмах присматривали за багажом, упакованным в картонные ящики, гиганты в тюрбанах, светлых джеллабах и с деревянными тростями спокойно сидели под табло в ожидании вылета. Ночью отправлялось множество рейсов в Африку, и в тот вечер у стоек было настоящее столпотворение.

Я зарегистрировал багаж и поднялся на эскалаторе в зал вылета. За прошедший день я существенно пополнил свое снаряжение. Купил маленький непромокаемый рюкзак, прорезиненную накидку (в Центральной Африке сезон дождей был в полном разгаре), хлопковый спальный мешок, туристские ботинки из быстро сохнущей синтетической ткани и роскошный нож с зубчатым лезвием.

Я раздобыл также легкую одноместную палатку на случай непредвиденной ночевки, а еще добавил в походную аптечку противомалярийные препараты, лекарства от колики, аэрозоли от москитов… Я собрал и небольшой запас продуктов: марципановые палочки, батончики из злаков и особые саморазогревающиеся супы — все, что позволило бы мне обойтись без всяких жареных обезьян или антилоп на вертеле. Наконец, я взял диктофон и несколько кассет по сто двадцать минут, чтобы иметь возможность записать ответы на свои вопросы.

Около одиннадцати вечера объявили посадку. Самолет был полупустой, и летели в нем одни мужчины. Единственным белым оказался я. Видимо, Центральная Африка не пользовалась большой популярностью у туристов. Чернокожие пассажиры устраивались в креслах, переговариваясь на непонятном языке. Их речь была тяжеловесна и пронзительна. Я догадался, что они общались на санго, государственном языке Центральной Африки. Иногда они глубокомысленно произносили несколько слов на диковинном, ломаном французском, с долгим раскатистым «р-р-р». Меня поразило то, как они говорили. Мне впервые довелось услышать, как люди, произнося что-то, уделяют больше внимания звучанию, нежели смыслу слов.

В полночь самолет взлетел. Мои соседи открыли атташе-кейсы и достали бутылки джина и виски. Они предложили мне выпить с ними. Я отказался. За иллюминаторами светилась ночь, окружая нас странным ореолом. Разговоры соседей убаюкивали меня. Вскоре я заснул.

В два часа ночи мы совершили промежуточную посадку в Нджамене, в Республике Чад. Сквозь стекло невозможно было разглядеть ничего, кроме плохо освещенного строения в конце взлетной полосы. Через открытую дверь в салон с силой врывались потоки раскаленного воздуха. В темноте плавали какие-то белесые силуэты. Вдруг все пропало. Мы снова поднялись в воздух. Должно быть, Нджамена мне просто приснилась.

В пять часов утра я внезапно проснулся. Над облаками сиял яркий дневной свет. Он был холодный, он мерцал и переливался, словно гладкая стальная поверхность, и его блики искрились, словно ртуть. Самолет нырнул в облака под углом девяносто градусов. Погрузившись в кромешную тьму, мы прошли сквозь черный, голубой, серый слои.

И тут вдруг показалась Африка.

Моему взору открылся бесконечный лес. Под нами катило волны огромное изумрудное море. По мере того, как мы снижались, было видно все лучше. Темно-зеленый цвет постепенно светлел, приобретая разные оттенки. Кроны одних деревьев напоминали взлохмаченные шевелюры, других — кудрявые гребешки волн, третьих — бурлящие кратеры вулканов. Реки здесь были желтые, земля — кроваво-красная, деревья — гибкие, как шпаги. Все казалось ярким, свежим, сверкающим. Среди этой пестроты порой попадались бледные пятна, на которых отдыхал глаз: заросли сонных кувшинок или тихие пастбища. Потом показались крохотные хижины, едва различимые среди джунглей. Я попытался представить себе, какие люди в них обитают, ведь они тоже — часть этой буйной природы. Я попытался представить себе их жизнь в этом сыром лесу, серые утренние часы, когда вокруг слышатся оглушительные крики животных, когда под ногами медленно проваливается земля и остаются глубокие отпечатки. Пока самолет заходил на посадку, я так и сидел, ошеломленный собственными мыслями.

Не знаю точно, где находится тропик Рака, но когда я вышел из самолета, я понял, что давно его пересек и теперь подбираюсь к экватору. Воздух обжигал, как огонь. Небо казалось каким-то безжизненным и чересчур синим — словно ливни нарочно его тщательно промыли перед наступлением дня. А главное, меня сразу окружили запахи. Тяжелые тягучие ароматы, неотвязные и раздражающие, как угрызения совести, составляли странную смесь из жизни и смерти, цветения и разложения.

Зал прилета представлял собой простое прямоугольное сооружение из грубого бетона без отделки, ничем не украшенное. Посередине возвышались две деревянные стойки, за которыми вооруженные люди в военной форме проверяли паспорта и справки о прививках. Дальше была таможня: багаж ставили на длинный сломанный транспортер и открывали все подряд (разобранный на части «Глок» я разложил по двум сумкам). Солдат мокрым мелом поставил кресты на моих вещах и разрешил пройти. Я вышел и очутился среди толпы оглушительно орущих людей, встречающих своих близких — или дальних — родственников. Влажность здесь была еще выше, и мне почудилось, что я нахожусь внутри огромной мокрой губки.

— Куда едешь, хозяин?

Высоченный негр, недобро улыбаясь, преградил мне путь. Он предлагал свои услуги. Не раздумывая, я с вызовом произнес: «Горнопромышленное общество. Отвезешь меня в ту же гостиницу, что обычно». Конечно, это был откровенный блеф, но мои слова оказали магическое действие. Великан свистнул, и стайка мальчишек тут же подхватила мой багаж. Мужчина без конца повторял: «Горнопромышленное общество, Горнопромышленное общество!» — очевидно, чтобы ребятишки быстрее поворачивались. Не прошло и минуты, как я уже катил в Банги, устроившись в пыльном желтом такси, которое то и дело скребло подвеской о дорогу.