Дорога домой - Марья Саттуман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, ты должна понимать, что даже природа на этой планете построена на насилии и прагматизме. Даже на клеточном уровне. Здесь всё время идёт борьба одного с другим. Это двигает жизнь. Увы. Сейчас ты часть этого.
– Никогда я не стану частью этого! Никогда.Да пусть меня так же растерзают, как их – она указала на телефон – но я не стану частью этого всё равно. Жестокость не является частью этого мира. Она является частью людей. Но самое отвратное, это то, что они к ней относятся как к чему–то нормальному и неизбежному. «Ну что поделаешь…человек такой». Нет! Так не должно быть! Жестокость – это болезнь. И пока к ней относятся как к чему–то неизбежному, но нормальному она будет процветать. Это надо лечить.
– Как?
– Не знаю…добротой. Отношением хорошим, пытаться вызвать эмпатию, донести до человека, что это не нормально, потому что те, кто вырастают в такой среде, где жестокость и насилие – это нормально, потом и не знают, что может быть по-другому. Что должно было быть по–другому. Ведь человек не становится жестоким просто так. Есть предпосылки к этому. Всегда. Люди не хотят думать об этом. Они пишут в новостях «Убил и расчленил, но его признали вменяемым, садим его в тюрьму на 9 лет». Это безумие! Какой он, к чертям, вменяемый? Да разве вменяемый способен на такое?
– Это очень сложный вопрос, в котором мы с тобой ничего не смыслим. Но я соглашусь в том, что это действительно похоже на какое–то помешательство. Желание причинять другим людям боль и получение от этого удовольствия, это и правда похоже на какую–то патологию…
– Но самое страшное не в этом…представляешь, они жестоки к собственным детям! К собственным! К своим! Как? Я искренне не могу понять. Ведь это маленькая частичка тебя… Это за гранью. И у них забирают детей, и они гуляют себе дальше…рожают новых. Я в ужасе от происходящего…Неужели никого это не волнует? Никому это не кажется неправильным? – Яромир поморщился:
– Люди иногда не могут научить себя даже мусор до урны донести, что ты хочешь от них?
– Я от них ничего не хочу. Я хочу от них уйти подальше и больше никогда не встречаться.
– Хм. Они уже начинают осваивать космос. Пока ещё это на уровне детского куличика в песочнице, но через тысячу лет они, я думаю, уже более–менее продвинутся.
– Про космос я даже не думаю…Это для меня что–то совершенно запредельное.
– Для меня тоже…но у них с этим явно какой-то затык в этом столетии…Остаётся надеяться только на то, что когда они додумаются до того как всё это сделать, они поумнеют и начнут решать вопросы не о том, что в общественных местах курят, а о том, чтобы улучшать человеческую натуру и учиться правильно работать над собой. – Айно кивнула и предложила Яромиру сесть за руль самой.
– Что, так плохо? – улыбнулся он. В уголках его глаз появились маленькие морщинки и на душе у Айно немного потеплело. Она была рада что они говорят и что напряжение между ними немного рассеялось.
– Да нет…просто захотелось сменить тебя, чтобы ты отдохнул, – он поблагодарил её и отказался. Когда они проезжали мимо большого поля, которое было покрыто голбыми цветами цветущего льна девушка предложила Яромиру остановиться и немного размяться после нескольких часов пути. Так они и сделали. Солнце прерывалось редкими маленькими облаками неспешно плывущими по летнему высокому небу. Вокруг была тишина, прерываемая только изредка проезжающими машинами. Они сидели на капоте машины и курили, когда внезапно телефон Айно ожил и воспроизвёл знакомую мелодию. Она глянула на экран и увидела, что ей звонит мама.
– Вот чёрт…меня же…хрен знает сколько не было – Айно подняла трубку. Мама была в состоянии близком к истерике. Она плакала в трубку, умоляла Айно вернуться, говорила о том, что уже подала заявление в полицию и её уже ищут. Девушка как могла пыталась успокоить мать. Они проговорили около часа, Айно обещала, что всё будет хорошо, обещала прислать свою фотографию, словом, врала изо всех сил. Ей было очень больно, из-за того, что приходилось делать это, но она понимала, что не может терпеть жизнь на земле только ради спокойствия своих нынешних родителей.
–Мы ходили в долгий поход и…ну знаешь, в лесу со связью не очень, мам. Правда, я в совершенном порядке, никто не отобрал у меня паспорт, нет, да я живу в квартире. Я тебе больше скажу, у меня есть прекрасный защитник, тебе вообще не о чем переживать. Да, передавай папе привет. И не переживай если не можешь до меня дозвониться, я могу снова отправиться в поход или ещё куда-нибудь, а на природе розеток нет, как известно. Я больше не сижу в четырёх стенах, как вы с папой и хотели. Да, теперь я постоянно чем то занимаюсь и бываю в новых местах. Так что всё прекрасно. Прости, что я заставила тебя нервничать. Я тебе позвоню завтра, хорошо?
Когда она положила трубку Яромир, который стал свидетелем этого разговора, увидел, что в глазах у девушки стоят слёзы. Ему нечего было ей сказать, потому что он прекрасно понимал её связь с родными, и знал, как тяжело отрываться от них. Пережив несколько своих собственных семей, он понимал, что у Айно ещё всё не так плохо, поэтому кивнул в сторону машины:
–Поехали, – только и сказал он.
Впереди был большой путь и Айно периодически залезала на заднее сиденье, чтобы поспать. Она видела, что Яромир совсем не устаёт Он не засыпал, не задумывался и не отвлекался. . Внимание его остаётся острым, а реакция быстрой.
Мимо проносились домики, поля, луга, леса, магазины, небольшие городки встречались им на пути и Айно вылезая на парковке у вокзала в Олонце ужаснулась тому, насколько грязно вокруг. Все урны были забиты мусором до отказа, из них уже вываливалось содержимое. Возле киоска прямо на асфальте лежал человек. Айно забеспокоилась, но Яромир успокоил её, сказав, что человек спит, и лучше его не будить.
Городок был не большой, в основном частный сектор. Нищета была везде такая явная, что она улавливалась во всём: обветшалые дома стояли, покосившись у дороги, облезшие заборы разваливались, мусор, какие-то грязные дети бегали по дорогам весело пиная мяч прямо перед идущими машинами.
– Жопа мира…Никогда тут не был. И ничего не потерял. – сказал Яромир
