Мы остаёмся жить - Извас Фрай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пожар Первый
На двадцатый день мы покончили ещё с двадцатью бывшими членами службы безопасности. Им тогда же предъявили обвинения в предательстве против народа Марса и зачитали приговор. В тот же день их казнили. Эти – были последними. Было время, когда они ловили и расстреливали нас. Мы научились многому за эти долгие годы; теперь, от наших учителей не осталось и следа. На любой другой казни я предпочёл бы выйти в соседнюю комнату. Но сейчас, мне захотелось увидеть своими глазами гибель последних представителей старого режима.
Всё происходило в старых добрых традициях, описанных подробно ещё в древних книгах. Виновников торжества вывели к стене их красного кирпича; каждый был наряжен в свою рабочую униформу и мешок, за которым они скрывали свои лица. Глаза их не увидели последних лучей далёкого солнца. Вместо этого, из тьмы своего мешка они сразу окунулись в черноту смерти и вечного забвения. Раньше, для исполнения смертного приговора специально выводили солдат из гарнизона. Теперь, как и всё в этом мире, процесс происходит автоматически – с помощью автомата с десятью стволами, чем-то напоминающим трубы органа. Раздаются выстрелы – чистая работа. Убрав трупы, можно расходиться по домам. Уборщица смывает кровь со стен и пола в пять часов вечера.
Двадцать дней прошло с тех пор, как толпа повстанцев ворвалась во дворец Наместника, пока тот спал. Не успел он ещё продрать глаза и понять, что происходит вокруг, как ему был зачитан смертный приговор. Большая часть агентов из службы безопасности, а также полицейские гарнизоны – всё же предпочли присоединиться к числу революционеров. Несколько генералов неделю держали оборону в крепости, взятие которой отныне считается национальным праздником. Тогда, мы начали вылавливать чудом уцелевших преступников по разным местам и закоулкам, где они надеялись залечь на дно и избежать расплаты за свои злодеяния. Их поимка была лишь вопросом времени. Марс отныне был свободен. Не отдельные города или отдалённые регионы, куда просто не дотягивалась железная рука Наместника – а вся планета целиком, теперь объединившаяся под собственным флагом и своим правительством, конституцией и национальностью – марсиане. Наше законодательство, разумеется, в условиях войны было слегка варварским. Но теперь, когда с последними представителями старого режима было покончено – мы можем исправить многие свои недочёты в конституции. На двадцать первый день после свержения Наместника будет принят закон, запрещающий смертную казнь; а вместе с ним ещё многие, которые утвердят нас как демократическую республику.
К дворцу я шел медленно и нерешительно. Хоть я всем сердцем ненавидел агентов службы безопасности – я совсем не был рад их гибели. Долг обязывал меня сообщить об успешном выполнении задания временно исполняющему обязанности премьер-министра, в прошлом лидера национально-освободительного движения, Марку. Во многом мы расходились во мнениях; но он позволил мне взять на себя пост министра обороны Марса. Я был новым главным полицейским; если угодно, цербером на цепи своего хозяина. Марк преследовал высокие идеалы и все считали его прирождённым лидером. Но он – человек войны. А если Марс действительно стремится к чему-то, то ему нужна не война, а мир.
Я вошел в бывший кабинет Наместника, новым хозяином которого был высокий тощий человек с бледным лицом и острым взглядом, пережившим за свою короткую жизнь всё, что только может пережить человек. Он был нищим из трущоб, а я главным библиотекарем Марса. Он был так молод, а я невообразимо стар. Мы не могли понять друг друга. Но нас связывал общая цель и любовь к планете, которую мы называли своим домом. Из этого и выросла наша дружба. Но подобные союзы редко бывают прочными.
Марк улыбнулся мне так, словно вместо губ у него было два кинжала и протянул мне обмякшую руку. Я доложил ему, что задание выполнено успешно. Как можно скорее нужно принять законы, запрещающие варварство над людьми – это была главная цель всего нашего движения. Теперь, у нас был шанс воплотить свою мечту в жизнь. Марк кивнул и сказал:
– Я подпишу все бумаги.
И неожиданно добавил:
– Но не все старорежимники отправились на тот свет. Одного я приказал оставить в живых – тебе это может не понравится.
– Ты знаешь – я всегда был против грубого насилия, даже когда оно направленно на наше освобождение. Я буду только рад, если кто-нибудь из бывших полицейских осознает, что ему больше не за что сражаться и примет нашу сторону.
– Конечно, были и такие. Но я говорю не про рядового полицая. Я имел в виду одного из генералов внутренних войск. Ты, пока, присядь. Нам есть о чём с тобой поговорить. Все трудности для нас и нашего народа – ещё впереди. И только вместе мы сможем их решить. Поэтому, мы должны доверять решениям друг друга. Даже старые враги могут стать ценными друзьями, если их объединяет общая цель
Я сел, но сразу сказал ему, что не понимаю, что он имеет в виду, говоря о врагах.
– А что мне тебе рассказывать?! Лучше показать один раз, чем час без толку болтать. Ты, главное, не нервничай. Скоро, он придёт.
Зря, ох зря же он всё это затеял. Мне и прежде доводилось сомневаться в рассудительности Марка и его способности принимать верные решения; но все его действия, в итоге, привели нас к победе. Он был самым талантливым из нас. Когда в наших рядах возник вопрос, кому быть лидером: мне или ему – я без колебаний уступил ему это место. Мы верили: он один сможет выиграть надвигавшуюся на нас войну. Однако оказалось, что он готов пойти на сделку с самим дьяволом ради этой победы.
Не думал, что мне снова придётся встретить своего врага. Тот, кого называли «Хозяином Преисподней», вошел в кабинет четверть часа спустя, в наручниках и в сопровождении двух солдат. На какой-то миг я лишился рассудка – такое иногда происходит с людьми моего возраста. Я смог прийти в себя лишь в последний момент, когда дуло моего пистолета смотрело прямо в лицо врагу, а курок только и ждал приказа отправить того в самое сердце ада.
– Ты!
– Генерал Томазо Торкеда, – выкрикнул Марк со своего кресла имя, известное каждой собаке на Марсе.
– Можно просто Томаз. Звания генерала, видимо, меня уже лишили, – улыбнулся он.
Говорили, что он
