При реках Вавилонских - Нельсон Демилль

– Что? Ах да. Что со мной происходит? Хорошо, я скажу тебе, Мириам. Несколько минут назад генерал Добкин и мистер Берг чуть не поставили меня к стенке. – Он поднял руку, останавливая Мириам, затем продолжал: – Пойми меня правильно. Я на них не сержусь. Я согласен с мыслью, которая привела их к такому выводу. Только не согласен с ними в выборе жертвы. Знаешь, они воспринимают происходящее гораздо четче, чем все остальные. Знают, что следует делать в таких обстоятельствах. Могу заверить тебя, Мириам, что, если эта ситуация продлится еще сорок восемь часов, все вы станете требовать казни тех, кто ворует запасы продовольствия, симулянтов, предателей и тех, кто засыпает на посту. Но мы не можем позволить себе роскошь дожидаться консенсуса. То, что сегодня кажется тебе грубостью, завтра будет казаться снисходительностью.

Она отерла слезу и покачала головой:

– У тебя совсем нет веры в человечество. Большинство из нас совсем не такие. Я скорее умру, чем проголосую за чью-нибудь казнь.

– Ты умрешь, если будешь придерживаться такой позиции. И мне непонятно, как может придерживаться таких взглядов человек, видевший то, что видела ты.

– Я сказала, люди в большинстве своем хорошие. А отыскать несколько фашистов можно везде и всегда.

– На самом деле ты имеешь в виду, что во всех нас есть немного от фашистов. И эта часть тебя станет доминировать, когда дело обернется плохо. Я же призываю эту часть себя, чтобы выжить. Призываю сознательно и по своей воле. Зверя. Темную сторону. – Он посмотрел на Мириам. Та была бледна. – Знаешь, для женщины, проводящей так много времени с генералом ВВС, ты удивительно миролюбива…

Она бросила на него быстрый взгляд. Краска окрасила бледные щеки.

– Ты…

Мириам повернулась и быстро пошла прочь.

16

Хоснер сидел с Брином и Наоми Хабер на их огневой позиции. Посматривал вниз на восточный склон, покуривал сигарету и разговаривал с молодыми людьми.

– Ты научил ее пользоваться оптическим прицелом и стрелять из винтовки? – спросил он Брина.

Тот пожал плечами:

– Она не хочет учиться.

Хоснер обратился к девушке:

– Почему?

Она отряхнула пыль со своего голубого комбинезона:

– Я никого не могу убить. Я быстро бегаю, вот и вызвалась быть связной.

Неожиданно появился Добкин. Хоснер быстро глянул на него и стал искать винтовку, но под руку ему ничего не попалось. Брин тоже насторожился.

Добкин, казалось, забыл инцидент в самолете. Он кивнул и сел на землю. Какое-то время все молчали.

Хоснер повернулся и показал на вершину плоской возвышенности на юго-западе:

– Что там такое?

Добкин посмотрел в указанном направлении. Утренние тени лежали на бурой земле. Над разбросанными там и тут болотами вились клубы тумана.

– Греческий амфитеатр. Построен Александром Великим. Когда он захватил Вавилон в 323 году до нашей эры, этот город уже считался древним и обреченным на гибель. Он попытался оживить его, но дни Вавилона были сочтены. Ты знал это?

– Нет. – Хоснер закурил сигарету, прикурив от предыдущей.

– Скоро они пришлют парламентеров, – сказал Добкин.

– Кто? Греки?

Добкин позволил себе улыбнуться:

– С греками я бы смог провести переговоры. Вот насчет арабов – сомневаюсь.

Хоснер улыбнулся в ответ. Недавнее напряжение почти полностью исчезло.

– Может быть, они и придут. – Он повернулся к Брину и Наоми Хабер. – Почему бы вам не передохнуть в тенечке?

Наоми встала. Брин поколебался, но тоже поднялся. Взял свою «М-14» и пошел вслед за девушкой.

Когда они отошли достаточно далеко, Добкин заговорил:

– Никаких «может быть» на этот счет. Они не попытаются повторить атаку днем, но и не захотят дожидаться темноты, чтобы изменить ситуацию.

– Ты прав, – согласился Хоснер.

– Что мы им скажем?

Хоснер взглянул на него:

– Ты со мной?

Добкин заколебался:

– Я… министр иностранных дел и Берг выше нас по рангу.

– Это мы как-нибудь урегулируем.

Добкин сменил тему:

– Сегодня вечером я отправлюсь туда, откуда не возвращаются.

– Я знаю.

– Шансов мало. Я иду только для того, чтобы люди сохранили надежду и не пали духом.

– Поэтому я тебя и посылаю. Немногие решились бы на такое, зная, что исход практически предрешен. Я тоже считаю, что шансов нет. Ты прав, генерал. – Хоснер посмотрел на него. – Так, значит, ты со мной?

– Какая разница, – пожал плечами Добкин. – У тебя в руках все карты. Политики запуганы. А у твоих людей пять из шести автоматов.

– Я просто хочу знать для самого себя. – Он показал на юг. – А кстати, что там?

– У меня нет ни малейшего желания идти у тебя на поводу. Скажем лучше, что я придерживаюсь нейтралитета. – Добкин посмотрел туда, куда показывал Хоснер. – Это, должно быть, гора Каср. На другой стороне проводятся раскопки дворца Навуходоносора и Висячих садов. Рядом находятся Ворота Иштар, музей и гостиница. – Генерал помолчал. – Рассчитываю увидеть все эти места сегодня вечером.

– Рад слышать это.

Оба замолчали. Вдруг Хоснер насторожился. Он показал рукой на юго-восток в направлении Евфрата:

– Не дым ли там? Похоже, среди развалин деревенька.

Добкин кивнул, не глядя:

– Да. Деревня Квейриш.

– А вдруг жители смогут нам помочь?

– Я бы не рассчитывал. Это крестьяне. У них нет связи с внешним миром. Кроме того, я уверен, ашбалы контролируют это место.

Хоснер уже разглядел убогие глинобитные хижины, прилепившиеся одна к другой, как пытавшиеся выжить средневековые итальянские деревушки ютились когда-то в руинах древних римских городов. Все здесь представляло собой богатую поучительными и любопытными контрастами картину. Заплаты пустынь и болот на востоке, Тигр и возвышающиеся вдали громады гор. На западном берегу Евфрата бесконечные болотистые равнины, уходящие за горизонт; сейчас они влажные, но скоро под лучами жаркого солнца высохнут, покроются трещинами и станут похожими на головоломку. И несколько финиковых пальм на обоих берегах Евфрата.

На переднем плане, вокруг холма, на котором они находились, Хоснер видел кирпичи и гальку, небольшие возвышенности и болотца. Здесь проходили низкие гребни ровных городских стен, отмеченные то тут, то там более высокими выступами сторожевых башен. Ветер, вода, песок и налаженный крестьянами на протяжении тысячелетий вывоз кирпичей – все вместе привело к уничтожению того, что было когда-то чудом среди городов мира.

Хоснер знал, что такие свидетельства разрухи и упадка встречались в Месопотамии повсеместно. Крупнейшие и богатейшие города древнего мира тысячами лежали в забвении, покрытые песком и пылью. Странное ощущение пустоты заполнило его, когда он смотрел на долину Евфрата. Плоские голые пространства, залитые жидкой грязью, пересекались легендарными, давно заброшенными ирригационными каналами. Бурная жизнь, которая когда-то кипела здесь, казалось, покинула эти места. Странный и какой-то недоброжелательный уголок мира. Место, где много лет тому назад возводились грандиозные храмы богам, о которых уже никто не помнил, и строились дворцы для бесследно исчезнувших царей и царств.

Хоснеру чудилось, что тишина здешних мест нарушается призрачным громыханием вавилонских повозок, громом вражеского наступления и торжествующими криками завоевателей. Богатый Вавилон. В Ветхом и Новом Заветах символ человеческой гордыни, чувственности и греха. Для современных евреев и христиан его полный крах стал символом свершившегося библейского пророчества.

Хоснер знал, что должен быть какой-то смысл в простиравшемся перед ним запустении. Но вероятнее всего, смысл заключался именно в отсутствии всякого смысла. Песок. Пыль. Смерть.

Почему Риш забросил их сюда? Вавилонский плен? Хоснер представлял это себе именно так. А может, все не так уж и мелодраматично. Наверное, место это очень подходит для его целей, да и лагерь палестинцев рядом. Но их лагерь в сотне километров, в пустыне. Что ж, значит, вавилонский плен. В библиотеках мира хранятся тысячи книг о Вавилоне, и когда они будут вновь изучены и перечитаны, где-нибудь появится сноска со звездочкой с упоминанием о «любопытном инциденте со сверхзвуковым самолетом „конкорд“ и… ааа»

Хоснер затушил сигарету и не стал выбрасывать окурок.

– Вот и они, – тихо произнес он.

Со стороны дороги по склону холма поднималась группа из пяти человек. Шедший впереди держал белый флаг.

Хабер и Брин, находившиеся неподалеку, поспешили вернуться на место. Брин сменил ночной прицел на дневной десятикратного увеличения и наблюдал за приближением парламентеров:

– Не думаю, что Риш среди них.