Фантастика 2025-96 - Ким Савин

Коридоры санатория, извивавшиеся в бесконечных петлях тревоги и запаха хлорки, наконец вывели Валентину к маленькому, тускло освещённому кафе на первом этаже.

Вывеска над входом гласила: «Кафе "Вдохновение"», но вдохновляло оно разве что на философские размышления о бренности бытия и о качестве муниципальных ремонтов.

Внутри царил полумрак, сквозь который едва пробивались тусклые лампы с облупленными абажурами. За пластиковыми столами сидели единичные посетители: женщины в халатах, мрачно ковыряющие крошечные кусочки торта, и несколько мужчин в спортивных штанах, чокающихся стаканами минералки так, как будто в них плескался коньяк шестьдесят седьмого года.

Валя тихо присела за самый дальний столик, мечтая стать частью интерьера: чем—то вроде стула или, на худой конец, забытой в углу швабры. Но судьба, облачённая в сальный пуховик и пахнущая табачной гнилью, уже шла к ней.

Среднего роста, средней комплекции, средних амбиций мужчина лет сорока пяти уверенно уселся напротив, громыхнув креслом, как штурмовая группа в кино про диверсантов.

– Привет, красотка! – прошипел он, демонстрируя обаяние, которым можно было бы успешно отгонять крыс на складе.

Валя медленно подняла взгляд. Незнакомец улыбался так, словно одновременно варил щи в голове и пытался телепатически расплавить ей пуговицы на блузке.

– Семён, – представился он, театрально прижав ладонь к груди, – миллионер без миллиона, секс—символ без секса, гений без признания.

Он сказал это с такой гордостью, что на мгновение Валя даже задумалась: возможно, перед ней действительно стоит великий человек, который просто случайно перепутал вселенную.

Семён, не теряя времени, выудил из сахарницы пакетик с сахаром и продемонстрировал свой коронный номер: завязывание бантика языком.

Процесс занял целую вечность. Пакетик скользил, прилипал, выпадал, но, наконец, после обильного слюноотделения и многократного сосредоточенного сопения, на свет появился жалкий комок, отдалённо напоминающий бантик, переживший три наводнения и одно землетрясение.

– Видела? – гордо спросил Семён, демонстрируя своё творение. – Это говорит о многом.

Валя онемела. В какой именно области говорит о многом эта странная демонстрация – оставалось загадкой.

И в этот момент, когда мозг Валентины ещё колебался между бегством и комой, в её голове раздался крик Кляпы, настолько громкий, что Валя чуть не опрокинула стул.

– Валюша! Он наше спасение! – орала Кляпа. – Соглашайся, пока я не согласилась за тебя! Если сейчас упустишь – потом будешь в пансионате с гадалкой шептать мантры на свои трусы!

Валя замерла. Сердце глухо колотилось где—то в районе желудка.

Семён, заметив её замешательство, улыбнулся ещё шире, если это вообще было возможно без хирургического вмешательства.

– Пошли ко мне в номер, – доверительно прошептал он, – обсудим чакры… и сахарные бантики…

Кляпа внутри завыла, затоптав последние островки разума в голове Вали:

– Валюша! Спасение пахнет потом и отчаянием, но оно всё равно спасение! Двигай булками! Или я двину их за тебя!

Валя, прекрасно понимая, что выбора у неё нет, как нет его у мухи, застрявшей в варенье, медленно кивнула.

– Ладно, – прохрипела она, как человек, который только что подписал контракт на продажу души за полтора просроченных печенья.

Глаза Семёна загорелись. Он вскочил, схватил Валю за руку и потащил её к выходу с той же решимостью, с какой моряк тащит спасательный круг к дырявому плоту.

По пути он ещё дважды споткнулся о собственные ноги, трижды улыбнулся всем встречным и шепнул Вале на ухо что—то про совместное развитие "внутреннего цветка страсти", но Валентина уже почти ничего не слышала.

В её голове гремела фанфара Кляпы:

– Вот оно, Валюша! Мы почти спаслись! Главное – не передумать до двери! А если передумаешь – я тебе лично устрою групповую секс—терапию с бабушками из комнаты освобождения!

Валя, полузакрытыми глазами и полупарализованной волей, шла к номеру Семёна, понимая только одно: впереди её ждёт или свобода, или окончательное и бесповоротное душевное расстройство. На этом безумный марш—броска к спасению временно завершался.

Дорога до номера прошла в тумане, где реальность утратила чёткость, а здравый смысл окончательно захлебнулся в суете и липком предчувствии надвигающейся катастрофы. Валентина шла, как под гипнозом, ведомая странным полубожественным существом, назвавшим себя миллионером без миллиона, и внутри слышала только клокочущие визги Кляпы, которые обещали спасение и судорожное освобождение от угрозы утилизации.

Когда дверь номера захлопнулась за их спинами, Семён действовал без промедлений, словно генерал, получивший приказ начать штурм.

Он радостно хлопнул в ладоши, откинулся на кровать с пружиной, которая от этого предательски заскрипела, и, не теряя времени, ловко подскочил к Вале.

– Ну что, моя чакра, – довольно промурлыкал он, оглядывая Валю как новый и многообещающий участок пахоты, – начнём развязывать энергетические узлы.

С этими словами он неожиданно принялся расстёгивать её спортивный костюм, работая молнией с рвением санитарного техника, спасающего человечество от особо заразной инфекции.

Валя застыла. Пальцы Семёна были удивительно ловкими: верх костюма полетел на стул, словно сброшенная на волю цепь. Её лифчик, купленный в супермаркете вместе с пакетами для мусора, оказался следующей жертвой великой миссии освобождения.

Застёжка сопротивлялась недолго. Под натиском старых добрых ухищрений советских времен – сдвинуть, дёрнуть и молиться – лифчик пал.

Валя пискнула что—то невнятное, но это было воспринято Семёном как согласие на капитуляцию.

– Расслабься, – шептал он в такт скрипу кровати, – мы с тобой сливаемся в энергии космоса!

Не давая ей времени осознать происходящее, он приступил к трусикам. Те сопротивлялись чуть дольше, явно пытаясь спасти хозяйку, но в конце концов, с негромким хлопком, сдались и последовали за спортивным костюмом.

Валя стояла посреди номера, покрытая холодным потом и абсурдной реальностью, в одном праведном ужасе.

Семён же, вдохновлённый успехами, взялся за себя.

В следующую секунду он скинул спортивные штаны. Под ними обнаружились трусы в стиле позднего СССР: серые, из толстого хлопка, с ширинкой на пуговице и растянутой резинкой, которая смотрелась как опоздавший к развалу символ великой эпохи.

Почти торжественно он снял майку, показав бледную грудь, покрытую жидковатыми кудрями, и живот, по которому можно было изучать рельеф местности средней полосы России.

Он стоял посреди комнаты в своём нелепом величии, раскинув руки, как Спаситель в интерпретации советского завхоза.

– Видишь? – с гордостью в голосе спросил Семён, покачиваясь на слегка подкашивающихся ногах. – Всё настоящее. Ни грамма фотошопа.

Валя закатила глаза. Внутри головы Кляпа уже истерически хохотала.

– Валюша, – завывала она так, что можно было подумать, будто прямо в мозгу завели газонокосилку, – если ты сейчас не притворишься счастливой женщиной, нас обеих запишут в списки пропавших без вести после неудачного любовного ритуала в санатории для пенсионеров!

Валя судорожно вздохнула. Она понимала, что отступать некуда: за дверью маячила безумная чакра любви, перед ней – Семён в трусах