Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

Он делает выпад, его лицо в крови, пыльная униформа покрыта красными подтеками. Я легко ухожу в сторону от идиотского рывка, жестко зарядив ему коленом в живот и ощущая, как от удара у него треснули ребра. Он согнулся пополам, его лицо — маска боли, но я не собираюсь останавливаться. Я двумя руками хватаю его за голову и врезаю коленом по лицу, слыша треск от перелома лицевых костей или челюсти. Он падает набок, и пока падает, мысок моего ботинка военного образца ловит его подбородок, жестко впечатывая голову в твердую поверхность. Я почти готов снова ударить его, когда осознаю, что наступила оглушительная тишина. Тяжело пыхтя, я поднимаю взгляд, чтобы посмотреть, какого черта происходит.

Через ряды Хорека продирается массивный, мускулистый мужчина, и я замечаю нашивку мастер-сержанта на синем рукаве его туники. Черная кожа какого-то косматого существа перекинута через левое плечо наподобие плаща, и его глаза с убийственной решимостью смотрят на меня. В его руке шестидесятисантиметровая парадная полицейская дубинка, красные драгоценные камни украшают один конец, и когда он шагает ко мне, то бьет навершием в живот, выбивая дух и заставляя меня упасть на колени.

— Отбросы штрафного легиона! — рявкает мастер-сержант Хореков. — Я покажу вам, как они должны обращаться с вами!

Он снова отводит свою руку, хорошенько размахнувшись, но затем останавливает удар. Только попробуй, думаю я, мне приходилось убивать людей и существ покруче тебя. Я все еще разгорячен дракой и готов наброситься на этого самоуверенного выскочку-хвастуна офицера. Пропишу ему то же лекарство, что только что прописал его бойцу. Он смотрит куда-то над моей головой и на меня падает тень. Мурашки пробежались у меня по шее, дрожь прошлась по спине. Я разворачиваюсь, чтобы посмотреть через плечо, все еще сжимая свои пострадавшие внутренности. Он там. Полковник. Полковник Шеффер, командующий 13-ым Штрафным Легионом, известный среди бедняг, которым не повезло попасть в него, как Последний Шанс. Находящееся за ним солнце покрывает его мраком — кажется, солнце всегда оказывается за ним — он всегда находится в тени или вы видите только силуэт, когда впервые встречаете его, словно это его талант. Все что я могу видеть, это только ледяной блеск его пронзительных, голубых глаз, смотрящих на мастер-сержанта, а не на меня. Я рад этому факту, потому что его лицо словно высечено из камня, а это явный признак плохого настроения.

— Этого достаточно, мастер-сержант, — спокойно произносит Полковник, просто стоя на месте, его левая рука покоится на рукояти силового меча.

— Этим бойцам нужна дисциплина, — отвечает Хорек, его рука все еще поднята для удара. Я думаю, этот болван достаточно глуп, чтобы попытаться ударить, и, я искренне надеюсь, что он так и сделает, только чтобы посмотреть, что Шеффер сотворит с ним.

— Уберите своих солдат с летного поля, — говорит Полковник мастер-сержанту, — и мои вскоре последуют вашему примеру.

Офицер Хореков, похоже, собирался еще немного поспорить, но затем я вижу как тот допустил ошибку, встретившись взглядом с Полковником. Я ухмыляюсь, когда замечаю, как тот задрожал от ледяного, пристального взгляда. Каждый видел что-то свое в этих голубых глазах, но это всегда оказывалось каким-то болезненным и неприятным напоминанием. Полковник не двигается и не говорит ничего, пока мастер-сержант разгоняет своих бойцов, подталкивая их дубинкой, если они разворачиваются, чтобы оглянуться. Он назначает двоих, чтобы утащить бойца, которого я сшиб, и бросает один убийственный взгляд в мою сторону. Я знавал таких как он, характерный "дед" и когда они достигнут своего лагеря, то поплатятся за нанесенное оскорбление Хореку.

— Встать, Кейдж! — рявкает Полковник, все еще не двинув ни одним мускулом. Я с трудом поднимаюсь, вздрагивая от вспышек боли в животе после удара мастер-сержанта. Я не смотрю Полковнику в глаза, но уже напрягаюсь, ожидая получить нагоняй.

— Объясните свое поведение, лейтенант, — тихо произносит он, скрестив руки, словно тренер по кроссу.

— Эти отбросы Хорека сказали, что мы все должны были сдохнуть в Избавлении, сэр, — отвечаю я, — сказали, что мы не заслуживаем жить. Что ж, сэр, я только что похоронил куски примерно от ста пятидесяти штрафников Последнего Шанса и потерял терпение.

— Ты думаешь, что такие помойные отбросы как вы, заслужили жизнь? — спокойно спрашивает Полковник.

— Я знаю, что мы дрались так же крепко, как и любой гребаный гвардеец Хорека, даже сильнее, — отвечаю я, впервые глядя прямо на него. Полковник, казалось, секунду размышляет, после чего резко кивает.

— Хорошо, — говорит он, и от удивления моя челюсть отваливается.

— Грузи бойцов в шаттл — без каких-либо еще драк, лейтенант Кейдж, — приказывает Полковник, разворачиваясь на пятках и маршируя в сторону поселения Избавление.

Я изумленно смотрю на других штрафников "Последнего шанса" вокруг меня, встречая нахмуренные брови и пожатие плечами. Секунду я успокаиваю себя, стараясь не думать о том, какого черта тут произошло. Я давно понял, что иногда лучше не пытаться понять Полковника, так как это просто сведет тебя с ума.

— Что ж, вы, бесполезная толпа гребаных голодранцев, — рявкаю я на остатки своего взвода, — вы слышали Полковника. Тащите свои жалкие задницы в шаттл, да побыстрее!

КОГДА я трусцой бегу к громадным очертаниям нашего шаттла, Франкс прилипает ко мне слева. Я стараюсь игнорировать здоровенного сержанта, все еще разозленный на него за произошедшее пару дней назад, когда он втравил меня в серьезные неприятности с Полковником.

— Кейдж, — начинает он, глядя на меня вниз через свое огромное плечо, — у меня с тех пор не было шанса перетереть с тобой …. ладно, до атаки тиранидов.

— Ты имеешь в виду, с тех пор как ты пытался увезти взвод в джунгли в идиотской попытке побега? — огрызаюсь я, целенаправленно грубя. Он не отделается так просто, даже если я считал его каким-то подобием своего друга. Он натянул до предела наши дружеские отношения, пытаясь организовать за моей спиной восстание.

— Ты не можешь винить меня за это, Кейдж, — говорит он, меня раздражает слабый скулеж в его глубоком голосе, — мы тогда все могли сдохнуть, ты знаешь это.

— Я все еще жив и знал, что если позволю тебе свалить, то сдохну, — отвечаю я, даже не потрудившись взглянуть на него, — Полковник убил бы меня за то, что я позволил тебе уйти, даже еще до того, как у тиранидов появился бы такой шанс.

— Да знаю я, знаю, — извиняющимся тоном говорит Франкс.

— Слушай, — я наконец-то встречаюсь с ним взглядом, — я не виню тебя за то, что ты хочешь свалить. Император знает — мы все этого желаем. Но валить нужно с умом. Выбрать лучшее время и, желательно, чтобы я был к этому непричастен.

— Я понимаю, Кейдж, — кивает Франкс, после чего умолкает. Один из членов экипажа шаттла в своей хрустящей сине-белой униформе Флота, выглядящий возбужденным и обеспокоенным, считает нас, пока мы поднимаемся по посадочной рампе, угрюмо смотря, словно страстно желает, чтобы нас просто можно было бы оставить здесь.

Внутри шаттла стоит жара, под суровым солнцем он медленно разогрелся так, что воздух внутри обжигает. Я смотрю, как остальные рассаживаются по местам вдоль трех скамеек, пристегивают себя толстыми ремнями безопасности, которые свисают с балок, тянущихся вдоль всего десятиметрового отсека шаттла. Когда я нахожу себе место и пристегиваюсь, рядом со мной усаживается Франкс.

— Как Кронин? — спрашивает он, возясь с металлической застежкой, пытаясь потуже затянуть кожаный ремень вокруг своей бочкообразной груди.

— Не видел его. Он выдвинулся с первым шаттлом, — отвечаю я, проверяя, все ли пристегнулись. Увидев, что выжившие из моего взвода уселись так же крепко как любовь Боевых Сестер к Императору, я подаю сигнал флотскому старшине, ожидающему в конце пассажирского отсека. Он исчезает за переборкой и три раза вспыхивают красные, сигнальные лампы.

— Я еще не слышал полной истории о Кронине, — говорю я Франксу, прижимаясь спиной к жесткому металлу скамьи, чтобы устроиться. Франкс собирался ответить, когда грохот ускорителей отразился корпусом шаттла. Грохот перерастает в рев, и я ощущаю, что взлетом шаттла меня еще сильнее вжало в лавку. Поднимаясь в небеса над Избавлением и набирая скорость, весь корабль яростно трясется. Мои ботинки вибрируют вместе с палубой шаттла, а моя задница немного съезжает в сторону на металлической лавке. Мой живот все еще болит, и я ощущаю слабую тошноту, когда шаттл резко поворачивает, выводя нас на новый курс. Двадцатисантиметровый порез на бедре начал болезненно пульсировать, когда из-за ускорения кровь прилила к ногам. Я сжимаю зубы и игнорирую боль.

Напротив иллюминатор, через него видно, как земля уходит. В километре за стенами Избавления, казалось бы, случайным образом разбросаны шаттлы и десантные корабли. Само поселение быстро отдаляется до тех пор, пока я не стал только смутно различать линию куртин и здание главной крепости. Затем мы влетаем облака, и все белеет.