Мексиканский завтрак для русских моряков - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ответ на его заявление Локис, прицелившись, выстрелил, угодив в лоб нерасторопному хамасовцу, высунувшемуся из укрытия. Тот рухнул на землю. Автоматные очереди ударили по стене гаража. Один из боевиков, пригибаясь, бежал от грузовика, таща с собой гранатомет.
— Если через пять минут не сложите оружие, даем залп из базуки! — закричал Юсуф. — Время пошло.
— Ты что, собираешься оставить их в живых? — недоуменно уставился на него один из боевиков. — После того, что они сделали?
— Конечно, нет, — хищная гримаса исказила лицо Юсуфа, — такую глупость совершить я просто не в состоянии!
Он сплюнул под ноги.
— Пускай только выйдут…
* * *В это самое время в Балашихе, в квартире Локисов, Антонина Тимофеевна смотрела телевизор и думала о своем сыне.
«Ну, хоть бы позвонил, ведь совсем не думает о матери. А я тут — переживай, ночей не спи. Вот и сердце что-то прихватило… — тяжело вздохнула она, положив руку на левую сторону груди, ощущая частое сердцебиение и ноющую боль. — Как бы с Володькой чего плохого не приключилось!» — тревога серой тенью отразилась на ее лице.
На экране мелькали лица, но женщина, задумавшись о Вовке, уже не видела развития сюжета сериала. Вторые сутки Антонине Тимофеевне снился один и тот же сон, от которого она вздрагивала и просыпалась: что ее Володенька заперт в каком-то помещении, из которого нет выхода. Черная лапа смерти протягивает к нему свои крючковатые пальцы, пытаясь дотянуться до горла и сомкнуться на нем мертвой хваткой. А Володя весело улыбается, подмигивает матери.
«Ничего, мам, выберусь! Все будет отлично!» — словно говорил он.
«Приснится же такое, — рассуждала Антонина Тимофеевна. — Да и если что, мне сообщат. К тому же он на учения поехал, а что с каптерщиком произойти-то может? Ведь он сам мне говорил: «Самое страшное, это если, уснув на дежурстве, со стула на пол грохнешься».
И все-таки, как она ни уговаривала себя, материнское сердце не успокаивалось. Тревожные мысли не давали покоя. Встав с кресла, женщина прошла на кухню и накапала в стакан с водой валерьянки. Вернувшись в комнату, она взглянула на лежавший у зеркала Володькин бинокль, который тот, будучи еще сорванцом, выменял у кого-то из друзей. Улыбка появилась на лице матери. Взяв в руки, Антонина Тимофеевна повертела его из стороны в сторону. Старенький бинокль с поцарапанным корпусом был некогда самой любимою игрушкой ее сына. Он таскал его с собой постоянно.
Да, сколько времени прошло, а все кажется, что это было вчера…
Антонине Тимофеевне вдруг вспомнился ясный летний денек. Володька шагает рядом, на шее болтается бинокль, и сын с важным видом подносит его к глазам, осматривая окрестности парка, по которому они идут. Он смотрит то высоко вверх на редкие облака, проплывающие над головой, то на реку, шумящую впереди. Мать треплет его волосы и спрашивает:
— Кем ты хочешь стать, сынок?
Она видела, что у детей пристрастия меняются быстро. Сегодня он хочет стать пожарным, завтра — космонавтом. Так и Вовка — сорванец и озорник.
— Не знаю, мама, — задумчиво ответил тогда он, — хотя нет, знаю! — посмотрел ей в глаза. — Я хочу быть… — выдержал небольшую паузу. — Хорошим человеком, потому что плохих на Земле очень много!
Мать запомнила эту фразу сына. А ведь ему тогда было всего лишь одиннадцать лет. Она помнила его взгляд по-взрослому умных глаз…
Покрутив еще раз бинокль, Антонина Тимофеевна положила его на место и, немного успокоившись, села обратно в кресло.
«Хорошего я вырастила парня, настоящего, — думала она. — На работе Володю любят, уважают, порой даже нахваливают. А что еще нужно матери?»
Вспомнилось, как она не любила ходить на школьные родительские собрания, где ее сына, бывало, ругали за разные шалости, нежелание учиться, за хулиганство, да мало ли еще за что. Окно разбил — вызывают, подрался с каким-нибудь мальчишкой и поставил тому синяк под глазом — иди. Зато соседки, уже пожилые люди, всегда, завидев Антонину, здоровались с ней, говоря:
— Вовка твой молодец. То сумку тяжелую поможет поднести до подъезда, то по лестнице спуститься, то дверь подержит, чтоб не закрылась!
«Вот еще бы девушку хорошую Вовке встретить, — размышляла мать, — а то ведь окрутит какая-нибудь вертихвостка — и поминай, как звали! Ну да Вовка — парень рассудительный…»
Сердце понемногу отпустило, боль утихла, и Антонина Тимофеевна задремала прямо перед телевизором. Тревога за сына ненадолго ушла прочь, растворившись во сне.
Глава 32
— Что? — переспросила Гоц, подняв голову. — О чем ты?
Локис и Гоц отдыхали в гараже, пользуясь временем, данным им на раздумье.
Суламифь задумалась и пропустила первые слова сержанта, обращенные к ней.
— Я говорю, это значит, что еще есть шанс вырваться отсюда живыми, несмотря на то, что нас обложили со всех сторон, — произнес сержант. — Надо только понять, как выскользнул отсюда Омар.
Солнце неумолимо клонилось к закату, и свет, попадавший в гараж через окна, тускнел с каждой минутой. Что происходит внутри гаража, хамасовцы не видели, и поэтому спецназовцы могли немного передохнуть.
Локис, обойдя гараж по периметру несколько раз, заглядывал в каждый угол.
— Куда же подевался этот бородатый? Вроде выбраться он не мог. Обе двери заперты на засовы изнутри, через окна он бы не ушел! — продолжая осмотр, произносил он. — Да что же это за головоломка такая!
Суламифь, стоя на некотором отдалении от окна, наблюдала за хамасовцами. Те лежали, не предпринимая пока никаких действий. Нарываться на пулю никому не хотелось, особенно после недавнего точного выстрела Локиса. Да и чего соваться, если, по их мнению, люди, засевшие в гараже, все равно ничего другого, кроме как сдаться, не придумают? Что происходило по сторонам от гаража, Гоц не видела. Обзор был все же ограничен. Окинув еще раз взглядом территорию и насчитав пятерых террористов, находящихся в поле зрения, она отвернулась и искоса посмотрела на Владимира, который осматривал установку.
— Думаю, что работает, — наконец изрек он, убедившись, что установка в полном порядке, — боекомплект имеется, хоть сейчас залп давай. Да вот толку от нее нам никакого…
Увидев, что Суламифь за ним наблюдает, Локис вскинул голову и посмотрел на девушку. Та, немного смутившись, опустила взгляд. Ее щеки вспыхнули легким румянцем.
— Скажи мне, — спросила его Гоц, продолжая рассматривать предметы, лежащие на полу, не поднимая глаз на Владимира, — а какой ты представляешь себе ту девушку, с которой общаешься по Интернету? Сможешь описать ее? — произнесла она, еще более замявшись под пристальным взглядом Локиса.
Сержант недоуменно уставился на собеседницу, нашедшую время и место задавать такие странные вопросы.
«Хотя, — подумал Локис, — у женщин вообще логика своеобразная. Это мы, мужики, головой думаем, а они — сердцем».
Именно так когда-то говорила ему Аня, и эти слова Владимир вспомнил сейчас, когда за окном расположился враг, готовый открыть огонь в любое мгновение…
— Трудно сказать, — ответил сержант. — Какая? Я думаю, можно много хороших качеств приписать ей. Мы ведь только переписывались. Да и зачем тебе это?
— Но ведь ты ее помнишь совсем маленькой и давно не видел, мало ли кем она теперь стала? Чем занимается? Не боишься, что попросту дурит тебе голову? — ушла от ответа Суламифь, задав очередной вопрос.
— Не знаю, — сказал Владимир, не понимая, к чему клонит собеседница.
«А вообще она права, и я действительно практически ничего не знаю о своей подружке, которую помню совсем девчонкой с длинной косой и огромными глазами», — подумал сержант.
Он вдруг поймал себя на том, что образ Катрин как-то потускнел, и его израильская коллега Гоц в последнее время заняла нишу в его мыслях. За время их общения с Суламифью его ненавязчиво тянуло к этой израильтянке. Ее жесты, походка, звонкий тембр ее голоса — все нравилось ему.
Владимир вновь почувствовал на себе взгляд девушки. Она как-то иначе, по-особенному, рассматривала его. Не так, как в первый раз при встрече…
Суламифь также пребывала в непростых размышлениях. Несмотря на то что сейчас было совсем не до этого, она решила кое-что сказать Локису. Некоторое время девушка колебалась, а сейчас, ведя с собой только ей одной понятную внутреннюю борьбу, Гоц наконец-таки решилась.
К этому ее толкали и внешние обстоятельства. Выглянув еще раз в окно и заметив, что количество «дружественно настроенных» хамасовцев возросло, она поняла — это конец. Уже не уйти, не вырваться! Достав из складок одежды гранату, девушка молча подошла к Локису, стоявшему рядом с установкой. На полке, прикрученной к кирпичной стене, лежала бобина проволоки метров десять длиной, рядом были разбросаны инструменты и моток изоленты. Ее и взяла в руки Суламифь. Размотав изоленту, она ловкими движениями прикрутила гранату к установке. Покончив с этим, она вновь взглянула на Локиса, который, словно очнувшись от сна, принялся снова осматривать стены и пол гаража, ища что-нибудь похожее на выход.
