Кожа - Евгения Викторовна Некрасова

спины Хоуп, отчего та остановилась, оперлась на деревянные отесанные стволы дерева и подышала. Женщина сидела в комнате на прежнем месте. В железном обруче с острыми железными шипами. На цепи. Бело-синие лучи показывали лицо и тело работающей наполовину. Ее глаза (или один глаз точно) были закрыты. Она так спала или пыталась спать. От скрипа дверей и полов она открыла глаза. Хоуп сказала по-русски, что вернулась. Она привыкла к болящей на спине коже. Нащупала на печи железяку-завитушку и кусок ребристого камня. Ударила их друг о друга несколько раз, добилась наконец искры и подожгла ошметок сухой кожи дерева. Подожгла от него тонкую палочку. Научилась у Маруси. Огляделась. Анюта забрала себе высокую металлическую подставку в виде цветка, сделанную Мужем Домны. Пространство осветилось. Домна спокойно следила за движениями Хоуп. Та оглядела обруч на шее работающей и ножной браслет с цепью. Подергала их в области замков – они были заперты. Домна сказала, что ключи у Анюты в кожаной сумке с вышитой Длиннорукой (Домна вышивала), кожаная сумка, скорее всего, в сундуке, где все ценное хранила ее проданная бабушка, сундук в доме. Дом ее не закрыт: Хозяин запретил всем работающим женщинам закрывать дворы и дома. Он должен был легко попадать к ним, когда ему захочется. Хоуп просто встала и пошла в соседский дом. Двери скрипели сильнее, чем Домнины. Анюта спала на спине в нише под потолком и тоже чуть поскрипывала. Живот с хозяйским ребенком казался придавившим ее мешком. Хоуп не боялась разбудить Анюту: она знала, что решит, что делать, если та проснется. Служащая увидела в углу деревянный сундук, подняла его тяжелую крышку, нащупала кожу сумки, достала, кошелек тяжелый, но без вышивки, сунула его обратно, нашупала еще два-три тряпочных мешочка, потом еще один кожаный, но с одним вышитым на нем цветком, как разглядела Хоуп под лунным лучом. Покопалась внутри него, потрогала пальцами зубы одного и второго ключа. Потом просто вышла из дома. Анюта не проснулась.

Тот, что на шее, открылся легко. Тот, что на ноге, вонял ржавчиной, и Хоуп с ним поборолась. Под каждым железным обручем на коже Домны оказывался повторяющий обруч желто-бордовый распухший синяк. Хоуп помогла Домне встать. Хоуп прошла на середину комнаты, повернулась и начала смотреть на Домну. Домна глядела на нее.

Юг их хрустит на зубах – костями и сахаром. Юг этот – возлюбленный мух. И предпринимателей. Они – хозяева. Их дома – большие, деревянные, белые, колонны – деревянные, белые. Люди внутри тоже белые. А вне дома – люди черные, коричневые или светло-бурые, как сахар. Все они – работающие с сахаром. А есть – там. Там север, но не совсем Север. Юго-Север. Бывает и южно, и северно. И лето, и зима. Все богатство тоже растет из почвы. От полей ждут хлеба. Поля принадлежат хозяевам. Работают на полях работающие. Они тоже принадлежат хозяевам. Они привязанные к земле и к хозяину через землю. Хлеб – главный в желудках работающих. Кожа работающих такая же белая, как и хозяйская. Тела работающих – мясо, которое выросло из хлеба.

Кожа на спине Домны тоже заболела при появлении Хоуп, но сейчас она просто нестерпимо чесалась. И кожа на спине Хоуп зазудела невыносимо. Кожи на спинах женщин хотели слезть с их тел. Хоуп не выдержала и стала чесать спину, пытаясь достать ее обеими руками. Домна тоже начала чесать спину, хоть это опасно было из-за свежести ран. Домна подумала, что хорошо бы тут пришлись подарки Длиннорукой. Хоуп расстегнула пуговицы на платье, стащила его, потом рубашку, потом жесткий, как статуя, придерживатель груди и опознаватель талии. Сняла крест и пояс с деньгами. Просто сложила на одежду на полу. Голой по пояс чесание давалось легче. Но не помогало – спина все чесалась.

Домна стащила через голову сарафан и рубашку. Кожа Домны побаливала, пощипывала вся, не только на спине. Кожа Домны разноцветная, бело-синяя, с черными, желтыми и фиолетовыми следами от ударов, в красных царапинах и засохлостях, на внутренней стороне бедер и выше колена – в засохших беловатых каплях спермы Хозяина. Кожа Хоуп болела только на спине. Кожа Хоуп – одноцветная, каряя, красивая, плотная, ровная и гладкая всюду, кроме спины. Домна позавидовала такой коже. Работающая чесала-чесала спину – и вот наконец началось ее освобождение.

Из-за того что трещины были недавние, не до конца зарубцевавшиеся, кожа поддалась сравнительно легко, она принялась расходиться в разные стороны в месте самого глубокого разрыва. Обнажилось мясо спины Домны, но работающей не было больно. Она взялась за края кожи, как за занавески, и резко расставила их в разные стороны. Обнажалось все больше красного подкожного тела, мышц, жил. Когда кожа разошлась достаточно, Домна нагнулась и, как купальщица снимает рубашку, принялась стягивать с себя кожу. Стащила с шеи, с головы. Вместе с ней сошли светлые волосы в косе. Сняла с плеч, с одной и с другой руки, с груди вместе с рыжими сосками, показались мышцы вокруг молочных желез, торс. Пальцы Домны, с прежней засохшей кровью, снова намокли немного от крови. Сняла с поясницы, живота, промежности вместе с белесыми волосами со своей середины. Остановилась передохнуть, голая, бескожная, мясная и жилистая, с кожей головы и туловища, свисающей вниз с бедер.

Хоуп спокойно смотрела на Домну, продолжая почесываться. Потом нащупала у себя на спине один из самых крупных рубцов – в виде длинной ветки дерева, изогнула спину, напряглась, зажмурив глаза от усердия, и старый детский шрам лопнул и разошелся. Хоуп взялась пальцами за кожу по его краям и принялась бережно растягивать ее. Было немного больно, но зато зуд приутихнул. Пальцы тоже быстро измазались в крови. Хоуп стянула белье со своей нижней части туловища, чулки и расшнуровала ботинки. Оставшись без одежды, разорвала кожу на спине достаточно для того, чтобы стянуть ее вместе с черной высокой прической с естественными кудрями, потом снять с плеч, с одной руки, со второй, с груди вместе с темно-коричневыми сосками, с живота, с поясницы, с междуножья вместе с черными завитками волос, с бедер. Домна присела на лавку и сняла кожу сначала с левой ноги, потом с правой. Поднялась, аккуратно вывернула кожу лицевой стороной и встряхнула ее, чтобы расправить. Хоуп тоже стянула кожу с ног, выпрямилась, вывернула ее на лицевую и вытащила за пятки нижние концы и за пальцы-перчатки верхние.

Домне стало гораздо легче. Она почувствовала себя чистой. Бросила грязную свою кожу на лавку. Со стороны входной двери раздалось что-то вроде мяуканья, моментально перешедшего