Одержимость - Сьюзен Льюис

Пока Кори разговаривала, в комнату заглянул Люк и тут же исчез. Ну что ж, он вернется, и она попытается с ним поговорить. Впрочем, можно подождать и до завтра. Поскольку речь шла о ее первой передаче, которую еще надо доделывать, Кори решила выкинуть из головы и комментарии Радклифа, и загадочную встречу с отцом, и вернуться в монтажную.

День был безумный. Новые графики составлялись каждые несколько минут, свежий материал втискивался в готовую программу, пришлось переигрывать интервью в соответствии с ситуацией. В четыре часа раздался оглушительный вопль радости — одна из секретарш отыскала Фелисити. Та подхватила машину на Сент-Джонс-Вуд и уже едет записывать новый текст за кадром. В шесть тридцать работа по озвучиванию и редактированию была закончена, оставалось только вступительное и заключительное слово Люка, потом переправить в передающий центр. В семь сорок пять из Юстона сообщили: «свободно». И едва Кори с Аннализой вздохнули свободно, как в студию ворвался Люк:

— Я смотрел программу у себя в офисе, вы проделали огромную работу, и вам явно покровительствуют небеса — передача идет в тот самый день, когда арестован убийца! Как насчет шампанского у меня в кабинете? Отметим?

Аннализа и Кори одновременно смутились и, посмотрев друг на друга, улыбнулись.

— А почему бы и нет? — воскликнула Аннализа. — Выпьем за Кори, потому что, во-первых, это ее идея, и, будь я благородным человеком, я бы уступила ей свое место режиссера. Но я этого не сделала. И не потому, что напрочь лишена великодушия, вы же понимаете, а потому, что мне это только сейчас пришло в голову.

Смеясь, Кори обняла ее.

— Без тебя у меня ничего бы не получилось, — возразила она.

— Вот поэтому я и приглашаю на ужин вас обеих, а также Фелисити, сразу же по окончании передачи.

— Не выйдет. Фелисити уже уехала на какую-то встречу. И у меня тоже свидание.

— Так отмени его! — воскликнула Аннализа.

— Не могу.

— Тогда приводи его с собой, — предложил Люк.

— Боюсь, не придет. Но вы пропустите несколько стаканчиков за меня.

— Слушай, а выпить на посошок? — настаивал Люк. — И потом, как же ты уйдешь, программа-то еще не кончилась.

— Ну ладно, — сдалась наконец Кори, ощутив вдруг, что и так пьяна от избытка чувств.

— Значит, ты точно не сможешь составить нам компанию? — спросил Люк, наливая шампанское в бокал Кори. Аннализа выскользнула в туалет, и они с Люком остались одни.

— Определенно, — ответила она. — Спасибо.

Он улыбнулся, но Кори с удивлением заметила его искреннее огорчение. Она хотела успокоить его прикосновением руки, но не стала. Аннализе это показалось бы слишком интимным, к тому же незачем обнадеживать Люка.

Она долго размышляла после того памятного вечера у Люка и наконец пришла к выводу, что, возможно, Люк действительно не знал об их родстве с Филиппом. Иначе он наверняка бы уже что-то сказал. Но он только раз заикнулся о той встрече, расстроившись оттого, что Аннализа так напилась при родителях.

— Она думает, у нас с Октавией связь, — объяснил он. — И ее нельзя осуждать, ведь ее мать ведет себя так буквально с каждым, кто подвернется ей под руку. Особенно, если он проявляет хоть какой-то интерес к Аннализе.

Кори многое хотелось сказать в ответ, но поскольку они разговаривали на работе, мудрее было промолчать.

Что касается их отношений, Кори надеялась, они кончились. Люк больше не звонил ей, не приглашал, хотя Кори часто ловила на себе его странный взгляд.

Люк словно старался проникнуть в ее душу, разгадать ее, но она вовсе не испытывала особой гордости, что вынуждена отворачиваться. Исключительно из самосохранения она не желала сделаться частью его жизни.

— Я бы хотел довериться тебе, Кори, — как-то раз тихо сказал он. — Просто возникает такое желание, когда я на тебя смотрю. А ты мне не доверяешь, да?

— Да, — созналась она. — Ты дал мне основания усомниться в тебе.

— Но ведь я тебя продвинул.

— Ну и что? Иногда, Люк, у меня складывается впечатление, что ты со всеми нами ведешь какую-то игру. Может, объяснишься по поводу Уоткинса?

Он улыбнулся, поставил свой бокал и, обойдя стол, вынул папку из ящика.

— Все очень просто. Я предложил Уоткинсу заплатить двадцать тысяч фунтов стерлингов, и тогда его имя изымут из программы. Он заплатил.

Глаза Кори расширились от удивления.

— Ты хочешь сказать… Ты шантажировал его?

Люк кивнул:

— Да, но только после того, как он сам намекнул.

— Но, Люк, это же незаконно.

Люк засмеялся:

— Дорогая, моя наивная Кори. Конечно, незаконно. Но тебя даже не интересует, что я сделал с этими деньгами?

Кори подозрительно уставилась на него, а он сделал шаг ей навстречу.

— Нет, — запротестовала она, — нет, — когда он, открыв папку, протянул два листка бумаги. — Я ничего не хочу знать.

— О’кей. Тогда я прочитаю тебе сам. — Вошла Аннализа, и он, шагнув навстречу, привлек ее к себе. — Я тут как раз рассказывал Кори, как мы передали Кэрол чек на двадцать тысяч фунтов стерлингов в помощь проституткам.

Кори все еще недоуменно смотрела на Люка, качая головой.

— Вот, — Люк указал на первую страничку. — Письмо к Уоткинсу насчет того, что произошло с его деньгами. А вот письмо редактору газеты «Сан», информирующее о таком щедром взносе Уоткинса.

Аннализа рассмеялась:

— Ну разве он не гений?

Но Люк не отрывал взгляда от Кори.

— Да, — пробормотала Кори. — Конечно. — Она, извинившись, заторопилась попудрить нос.

Было начало девятого, когда Филипп Дэнби в «Мэн ин зе Мун» от стойки бара пробрался в угол зала. Поставил на круглый столик бокал «гиннеса», бросил рядом пачку сигарет. Кори появится не раньше, чем через час. Но ему надо было уйти из дома не только, чтобы не смотреть эту программу, главное — чтобы избавиться от Октавии. Как он ненавидел ее! Вся она насквозь ядовитая. Иногда ему казалось, яд просачивается сквозь все ее поры. Она настолько испорчена, что один ее взгляд, казалось, оскверняет его. Она полностью разрушила его жизнь, он больше не мог считать себя мужчиной. Единственное, чего ему хотелось, — раствориться в толпе вопящих и пьющих пиво. Их выворачивало на тротуаре, и он печально ужасался — каким грязным стал мир! Пьяные, накачанные наркотиками дети, изо дня в день находящиеся под угрозой СПИДа, вызывали лишь тихую грусть.

Он быстро глотнул из кружки и зажег сигарету. Казалось, сейчас его снова охватит паника, но он должен взять себя в руки. Скоро придет Кори, и все станет на свои места. Он не знал, как это вообще ему пришло в голову, но на прошлой неделе, встретив ее у Люка, он почувствовал не то сочувствие с ее стороны, не то что-то еще, а главное силу, силу духа, и в глубине души затеплилась надежда: Кори поможет. Один Бог знает, как он хотел бы обратиться к Пэм. Он пытался много раз, но до сих пор все его женщины кончали презрительным к нему отношением. И Пэм, как только узнает его тайну, не будет исключением. Не важно, что она его сильно любит. Но Кори другая, она найдет выход. И спасет Аннализу.

Он отпил еще. Потом погасил недокуренную сигарету. Руки дрожали.

Он вызвал в памяти образ Кори и улыбнулся. Потом вдруг его передернуло: вправе ли он так поступать? Он ее отец, он должен ее оберегать, а не взваливать жуткую трагедию своей жизни… И с чего он взял, что она захочет ему помочь после его холодного приема? У него даже не хватило духу поговорить с ней у Люка.

Подавив рыдания, Филипп прикрыл рукой глаза. Ради Бога, пять проституток мертвы, арестован невинный человек, ну и как ей все объяснить? Разве он на самом деле хочет, чтобы Кори узнала о его «играх» с проститутками? Хочет увидеть подозрительность, немой укор, а может, и страх во взгляде, когда он все выложит? Филипп вдруг как наяву услышал ответ и едва мог поверить, что сидит один. Конечно, он боялся, вдруг Кори поспешит в полицию — и правильно сделает. И потом за ним придут.

Нет, он за себя не беспокоился, он просто хотел положить конец мучениям. Он не вынесет позора, что падет на Аннализу и Кори. Но может быть, он сумеет уберечь хотя бы Кори. Да, надо спасти ее от стыда. Аннализу — уже поздно, но Кори еще можно. На глаза его навернулись слезы. Единственное в жизни, что ему удастся сделать для дочери Эдвины. Хотя это труднее, чем вырвать собственное сердце.

Когда Кори наконец появилась, Филипп сидел все там же, с той же самой кружкой пива. Окружающие тотчас повернулись в ее сторону. Филипп слышал, как кто-то из мужчин предложил присоединиться. Ответа он не разобрал, но нахал засмеялся, и Филипп внезапно почувствовал гордость за свою дочь. Кори встретилась с ним взглядом, и он опустил глаза. Он не хотел смотреть на нее, не хотел признавать, насколько она похорошела за последние несколько месяцев, не хотел прочесть в ее глазах что бы то ни было.