Сотый рейс «Галилея» (книга 1) - Евгения Лопес

– Ерунда. Что бы ты ни сделал для них, им всегда будет мало, они всегда будут недовольны. Только суровая идеология, строжайшая дрессировка могут сделать этих существ предсказуемыми и удобными в управлении.

– Вы всерьез так полагаете?

– Конечно. А еще… Еще я знаю многое о тебе. Знаю, что ты ненавидишь отца, который легко и просто убил твою любимую, который никогда не любил ни твою мать, ни тебя, не соизволил дать тебе элементарной родительской ласки. Знаю, что ты не решаешься завести девушку, потому что боишься, что король сделает с ней то же, что и с Элин. Что у тебя нет друзей. Что тебе плохо и одиноко… Так зачем тебе такой отец? Зачем тебе Атон, где у тебя ничего нет? Соглашайся на мое предложение, и твоя жизнь станет совсем другой! Ты будешь иметь все, что захочешь! Ты будешь счастлив!

– Я буду счастлив? Ценой сорока миллиардов жизней? Вы осознаете, что говорите? Нет.

– Я знаю и о твоей генетической болезни, поэтому и выбрал для тебя это… помещение. Если ты не согласишься – умрешь.

– По-моему, будет правильней, если умрет всего лишь один, а не сорок миллиардов.

– Но этот один – ты!

– Я знаю.

– Ну что ж, – господин А-Тох поднялся. – У тебя есть несколько дней, чтобы подумать, и советую подумать очень, очень серьезно. Твой отец и остальные руководители планет уверены, что ты на Верге, и никто не станет искать тебя здесь, на Уту. Надежды на освобождение нет. Надеюсь, приближающаяся смерть сделает тебя сговорчивее.

С этими словами А-Тох вышел.

Принц в задумчивости обхватил голову руками.

Так значит, он в плену у номийцев. Он не на Верге, а на Уту… Тогда надежды на освобождение действительно нет. Никому не придет в голову, что в его исчезновении виноваты любезные, улыбчивые, всегда такие сговорчивые номийцы… Значит, он умрет.

Значит, он должен привыкнуть к этой мысли.

Как странно получилось – с детства ему внушали, что его обязанность – заботиться об атонцах, готовили к служению атонскому народу, а оказалось, что его судьба – отдать жизнь за свой народ. Что ж, он сделает это.

«Я знаю многое о тебе»… Нет, господин А-Тох, Вы знаете не все. Вы не знаете, что несмотря на отстраненность отца, у него все же была семья – простые люди, те самые, кого Вы назвали мусором, любили его, любили по-настоящему. Не знаете, что у него теперь уже есть друзья. Пусть недолго, но ему с ними было тепло. Что же, выходит – Алан, Дайо и Энита – мусор? Чудовищная глупость…

Разумеется, он не может допустить ничьей гибели. «Советую подумать очень серьезно»… О чем тут думать?! Теперь уже разве только о том, чтобы достойно встретить смерть…

И потянулись минуты, часы. К концу второго дня он уже не мог сидеть – голова болела, мутнела, плыла. Тело наливалось жаром и болью.

А-Тох приходил с несколько раз в сутки. То ласково уговаривал, то запугивал. Сначала принц еще отвечал номийскому правителю какими-то фразами, потом уже просто шептал «нет» и отворачивал лицо к стене. Потом не стало хватать сил и на «нет».

А потом пришел момент, когда он услышал музыку.

… Музыка. Откуда здесь музыка? И женский голос – нежный, волшебный, нереально красивый. Это мамин голос? Это поет мама…

Голубое небо. Оглушительно, ошеломляюще голубое. Свет. Свет, раздвигающий небо. Это встает Игара, Атонская звезда. Но разве он на Атоне? Нет…

Он нигде. Он – посреди света. И он видит Элин. Она смотрит на него с печальной улыбкой. Он зовет ее, громко, громко, но она отворачивается. Он кричит что есть силы, тянет к ней руки, и она, наконец услышав его мольбу, оглядывается. Но что это? Она уже не Элин, это другая девушка. Незнакомая… Свет. Музыка, чудесный, завораживающий голос. Глаза девушки сияют, и ему становится легко, вольно… Нет боли – ни физической, ни душевной. Нет сломанности, потерянности, одиночества. Нет тела, оно растворилось в свете – он сам стал светом – и это так прекрасно…

– Кто ты? – шепчет он девушке, не в силах сдержать вздох восхищения. – Кто ты, как твое имя? Не уходи, только не уходи…

Девушка улыбается и тает, тает, исчезая…

– Не уходи! – кричит он в отчаянии. – Скажи, кто ты? Кто ты?

Музыка обрывается. Гадкий запах выталкивает его из света в темноту. Темнота. Режет глаза. Кажется, снова тело. Горящее болью, тяжелое, непослушное, ненавистное. Крик: «Открой глаза, Рилонда!» Чья – то рука на щеке…

ГЛАВА 5. УЖИН

Алан подобрал упавший лазерный пистолет и вырезал дверь. Друзья ворвались в камеру и кинулись к кровати, на которой неподвижно лежал принц.

– Он жив? – прошептала Энита, беря безжизненно свесившуюся руку в поисках пульса.

Алан склонился к самому лицу Рилонды, пытаясь почувствовать дыхание. Губы принца едва заметно шевельнулись.

– Он что-то шепчет… «Элин»… Он еще жив. Давайте скорее вынесем его отсюда!

– Ник, помогай, – попросил Дайо.

Ник подошел и встал рядом с кроватью; Алан и Дайо, взяв принца за руки и ноги, осторожно переложили его на спину ларку. Ник медленно вышел во двор и улегся, подогнув лапы и уткнув в них голову.

Вверху послышался гул.

– Номийская шлюпка, – нахмурился Дайо. – И она не одна.

Номийский пилот, очевидно, понимая, что внутри ограждения вторая шлюпка уже не поместится, приземлился снаружи, но не остановился, а с ходу врезался в забор, разрушив одну из плит и проделав внушительную дыру. Вторая шлюпка приземлилась сзади первой, но она не была номийской – на боку красовался флаг с коричневыми и оранжевыми зигзагами по диагонали.

– Еще и вергийцы, – ахнул Алан. – Час от часу не легче! Скорее в нашу шлюпку! Ник, вставай!

– Подожди-ка, – Дайо внимательно всматривался в движение множества людских фигур, выбежавших из обоих кораблей. – Похоже, убегать не надо. Похоже, вергийцы за нас!

И верно: вооруженные вергийцы атаковали, номийцы оборонялись, но преимущество было на стороне нападавших. Номийцы один за другим падали, либо, бросив оружие, сдавались.

– А вот и атонцы! – обрадованно показал в небо Дайо. – Надеюсь, Касинда там!

Стремительно, подняв столбы пыли, на Уту упала атонская шлюпка, блеснув золотой звездой на борту. Из нее высыпали еще два десятка солдат, кинувшихся на помощь вергийцам, не оставляя врагам никаких шансов.

Тем временем из атонского корабля выбежали еще двое, и, не обращая внимания на бой, между стрелявшими помчались по направлению к зданию, вскарабкались на номийскую шлюпку, нос которой закрывал отверстие, пробитое в заборе, и спустились во двор. Это были король и Касинда.

– Рилонда! – закричали они одновременно, увидев лежащего на Нике принца.