Затерянные в истории - Александр Пересвет

Эх, чайку бы горячего! Тем более, что попить до сих пор удалось всего дважды — из ручейков, что встречались на пути.

Как они тут, интересно, воду подогревают? Горшков-кастрюлек у охотников нет…

Когда от костра потянуло запахом поджариваемого мяса, рот наполнился таким количеством слюны, что хватило бы, пожалуй, не целую кружку. Хотя, чего доброго, вдруг решат, что богу мяса не положено?

Но нет, не подумали. Вождь самолично откромсал от бедра этого то ли оленя, то ли косули, то ли вовсе антилопы роскошный шмат и протянул его мальчику. Причём перед этим благородно насадил его на заострённую палочку, чтобы, значит, гость руки не обжигал. Культурный. А ещё, говорят, вилки только чуть ли не при Петре Первом изобрели…

Мясо, конечно, могло быть и получше. В данном случае у местных кулинаров получился стейк с кровью. Снаружи замечательно подрумянившийся, но внутри всего лишь горячее, но всё же сырое мясо. Но самое главное — без соли! И при всём своём голоде уже после трёх-четырёх первых кусов Сашка вдруг почувствовал позыв к тошноте. Желудок решил возразить против непривычного вкуса. Но остальные части организма рявкнули ему "Цыц!", и пища пошла по назначению.

Но насчёт соли что-то надо придумать. Сдабривать пищу золой из костра было как-то стрёмно. Всё равно что землю есть.

После еды потянуло в сон. Правда, на голой земле лежать было неудобно, да и голову положить не на что. Но выбирать не приходилось — спальных мешков тут не придумали, да и сделать их было бы не из чего. Разве что шкуру косули этой использовать, что валяется вон подле костра. Да тоже как-то… неудобно, что ли. Только что ведь животное бегало себе, травку жевало, веселилось под солнышком. А его съели. И хотя за последние несколько дней ему и самому приходилось охотиться и убивать — а уж то мясо того динозавра съесть вообще песня и подвиг воина! — всё ж Сашке претило воспользоваться ещё, казалось, хранившей часть жизни шкурой этой неизвестного рода косули.

"Под голову кулак, а бока лягут и так", — вспомнилась вычитанная в какой-то книжке поговорка солдат. Что ж, выбирать всё равно не приходится. Не подойдёшь же, не заберёшь шкуру себе. И не объяснишь, что хочешь с ней делать и по какой причине посягаешь на общественную добычу. "Нет, надо плотненько заняться их языком", — эту мысль он ещё успел додумать.

…Снились Сашке кошмары. Видерда был тут как тут. Обычно весёлый, тут он почему-то зло тряс за шкирку Жиха — довольно-таки гнусного мальчишку из параллельного класса. Того они однажды застали за воровством из карманов в раздевалке и крепко поучили. Причём инициатором был Олег. Он же стал и главным исполнителем гражданской казни: держал Жиха за шкирман, выслушивал его жалобные клятвы "больше никогда" и макал в лужу лицом. Затем снова поднимал, требовал очередных извинений и макал снова.

Но тогда все получали удовольствие, а в этом сне Видерда был не похож сам на себя. Он снова тряс Жиха за воротник, Но при этом не макал его в грязь, а отрезал от тела куски невесть откуда взявшимся каменным топором. При этом говорил какими-то загадками, требуя отгадать, что означают слова "Туга-Буга" и "Мухло". А на любой вариант разгадки страшно злился и снова наносил удар несчастному Жиху. Потом Видерда медленно трансформировался в здешнего вождя, оскаливался и шипел Сашке: "Зарэжу, зарэжу, если не скажешь, что Мухло — немец…"

* * *

Саша внезапно проснулся. Словно толкнуло что-то. Словно прозвучали в мозгу слова: "Уходи. Есть шанс. Друзья тебя не бросили".

Он поднял голову. В неверном свете костра были видны тени воинов на траве. У огня сидели двое часовых. Молча. Но сидели грамотно, как по наитию понял мальчик: вполоборота к огню. И смотрели не на доброе пламя, а на чёрный, угрюмо шепчущий о чём-то лес.

Мальчик посмотрел по сторонам. Тут тоже всё было грамотно: рядом с ним, полностью окружая, лежало сразу четверо. Включая вождя. Вот уж действительно — окружение. Как немцев в Сталинграде.

Он поднялся, сел, оглядываясь. Тут же рядом привстал один из воинов. И вождь. Сонными они не выглядели, насколько-то это можно было понять в темноте. Но глядели очень внимательно.

Нет, шанса не было.

Сашка показал: хочу, мол, по-маленькому.

Вождь мотнул головой воину. Тот поднялся. Ожидаючи взглянул на мальчика. Пришлось подняться тоже. Хотя, в общем, в туалет не хотелось. Но — теперь роль исполнять надо. Только бы сработало… это самое… А то поймут, что он хитрит.

Отойти ему дали шагов на десять. Тут воин положил руку ему на плечо: достаточно, мол. Дальше нельзя. Дальше волки, гориллы, злые крокодилы.

Шанса не было…

В общем, удалось ему. Чуток, разве что, поднапрячься пришлось.

Но об уходе в лес можно было не помышлять. "Индеец" был внимателен, даже, можно сказать, настороже. Правда, судя по тому, что он всё же больше "сканировал" лес, чем деятельность Сашки по принуждению своего мочевого пузыря к внеурочному исполнению обязанностей, сторож больше был обеспокоен угрозой именно оттуда, снаружи.

В общем, ни побег к партизанам, ни налёт "партизан" — если они там вообще были, Сашкины новые друзья — не получились. Оставалось возвращаться в лапы местного "гестапо", размышляя о том, почему вдруг так переменился к нему здешний "Мюллер". "Штирлиц! А вас я попрошу остаться… ещё на одну минуту". Перевербовать, что ли, хочет?

* * *

Загадка разъяснилась ещё через три дня. Когда Сашу, с разбитыми ногами, но державшегося, довели до… не поймёшь, то ли лагеря, то ли деревни "индейцев". Стойбище.

Пусть будет стойбище, раз уж они — "индейцы".

Стойбище представляло собою стоящие по кругу то ли вигвамы, то ли чумы, то ли юрты. В количестве больше двадцати, прикинул мальчик.

Стояли они двумя неправильными кругами. Посредине между ними была обозначена площадка, на которой горел костёр. А по краям этой площадки, между чумами-юртами, треугольником расположились ещё три — две обычного размера и одна большая. Одна или один? Саша не знал. Он всегда путал, как называются эти жилые сооружения. Юрта — у казахов. У кочевников. Она вроде такая полукруглая. То есть круглая в плане, полукруглая в рост. А чум? Вигвамы он видел в фильмах про индейцев. Этакие пирамидки из прямых кольев, обтянутых кожей. То, что здесь — крайне похоже. Вот только не кожа тут, а шкуры.

И колья не у всех — некоторые собраны именно полусферой. Точнее, не у некоторых, а у вождя. В чей чум мальчика и ввели, откинув полог.

В общем, пусть будут чумы, решил Сашка, коротая время возле очага с двумя воинами. Явно охрана, оставленная вождём, ушедшим куда-то по своим важным делам.

За время пути отношения его с "индейцами" теплее не стали. С ним были корректны, но и только. Глаз не сводили, в туалет — под конвоем, на трудных участках пути — пару раз перебирались через речки, один раз миновали горный кряж — помогали, даже переносили на плечах. Но не более. Кормили хорошо, как сами ели. И не поймёшь, кем его считали — пленником, добычей, которую надо доставить целой, или неким иноземным послом. С которым надо блюсти какую-то там конвенцию, но в общение лучше не вступать.

Единственный, кто позволял себе разговаривать с мальчиком то во время пути, то на привалах, был сам вождь.

Разговором, конечно, это назвать было трудно, но в попытках установить понятийный контакт Саша получил некий словесный запас из местного языка.

Язык был сложный. Нет, слова были понятны. То есть говорить с этими было легче, чем со "своими". С неандертальцами. Звуки были практически русскими. Уж во всяком случае не нужно было идиотским образом заворачивать язык вокруг зубов. Так что понимать и произносить по-местному "идти", "спать", "солнце", "лес" Сашка научился быстро. А вот с грамматикой было сложнее. Оказывается, простое слово "идти" тут можно было поставить едва ли не в три десятка форм, и все они будут обозначать разные вещи. Тут были вариации для "я иду", "я иду быстро", "я иду крадучись" и так далее. Или: "я шёл только что", "я шёл вчера", "я шёл два дня назад", "я шёл давно" — причём ещё и с обозначением направления: "я шёл только что туда" — в смысле "я уходил". Или, соответственно, "возвращался". В общем, даже в паршивом английском грамматика Сашке не нравилась никогда. Но тут, похоже, ребята мыслили ещё более извилисто, нежели эти тухлые англичане.

Тем не менее до уровня простого понимания — с использованием жестикуляции, конечно, — дойти удалось. Фразы для местных наверняка звучали чудовищно. Что-то вроде: "Я идти дерево зад". Но если хочешь понять — поймёшь. Да и вождь свою лексику упрощал до предела.

И выяснил Сашка следующее.

Вождя звали Яли.

Кстати, сам он, услышав имя "Саша", некоторое время просидел молча, с новым интересом разглядывая собеседника. А затем старался этого имени никогда не произносить, обходясь некими косвенными понятиями. Спросит, например: "Куда-из-пришёл-давно-молодой-похожий-уламр?"