Сочинения - Феодорит Кирский

Еслибы я обращалъ вниманіе только на чрезмерность скорби, я и теперь, можетъ быть, отложилъ бы письма, чтобы время иметь своимъ помощникомъ врачеванія. Но такъ какъ я знаю любомудріе твоего боголюбія (ϑεοϕιλίας), то и дерзнулъ предложить слова утешенія, которымъ наученъ частію самою природой, частію же божественнымъ Писаніемъ. Природа подвержена превратностямъ и всякая жизнь полна подобныхъ бедствій. Устроитель же всего и Правитель вселенной, мудро руководящій делами нашими Владыка подаетъ намъ всяческое утешеніе въ божественныхъ словахъ, какими полны книги священныхъ Евангелій, писанія святыхъ Апостоловъ и предреченія треблаженныхъ пророковъ. Считаю излишнимъ приводить ихъ твоему благочестію (ϑεοσεβείᾳ), поелику ты изъ начала вскормлена божественными словесами, расположила соответственно имъ собственную жизнь и не нуждаешься въ другихъ наставленіяхъ. Посему прошу вспомнить те изреченія, которыя повелеваютъ намъ господствовать надъ страстями, обещаютъ вечную жизнь, провозглашаютъ разрушеніе смерти и возвещаютъ наше всеобщее воскресеніе; а еще — и даже предпочтительно предъ вышеизложеннымъ — (прошу вспомнить) то, что Владыка, повелевшій такъ быть сему, премудръ и всеблагъ: Онъ знаетъ, что полезно, и къ тому всячески направляетъ дела. Ибо смерть лучше жизни, и что кажется печальнымъ, оказывается пріятнейшимъ того, что почитается радостнымъ. Итакъ, да пріиметъ твое богочестіе утешеніе нашего смиренія (ταπεινώσεως), служа Владыке всяческихъ, мужественно перенося печали и подавая образецъ любомудрія мужамъ и женамъ. Все удивляются крепости разума, поелику ты мужественно принимаешь нападенія страданія и великою силой духа побеждаешь тягчайшій его натискъ. Мы имеемъ достаточное утешеніе въ живыхъ отобразахъ покойнаго отрока, такъ какъ онъ оставилъ достолюбезные плоды, могущіе укротить неумеренную скорбь. Кроме сего, прошу сдерживать печаль въ виду слабости тела и чрезмерностію скорби не увеличивать страданій. Я же молю премудраго Владыку, чтобы Онъ подалъ твоему богочестію поводы къ утешенію.

Когда я взираю на божественный законъ, который соединенныхъ бракомъ (закономъ) называетъ одною плотію (Матф. 19, 5–6), тогда я не знаю, какъ утешить отсеченный членъ: — ибо въ этомъ случае я размышляю ο величіи скорби. Но когда я думаю ο теченіи природы, определеніи Творца: земля ecu, u въ землю отъидеши (Быт. 3, 19) и ο томъ, что ежедневно бываетъ повсюду на суше и на море (ибо или мужья оканчиваютъ жизнь прежде, или жены предупреждаютъ ихъ въ этомъ), тогда я нахожу здесь много поводовъ къ утешенію. Потомъ (нужно иметь въ виду еще и) надежды, данныя намъ Богомъ и Спасителемъ нашимъ. Ведь ради того и совершилось таинство домостроительства, чтобы, зная объ освобожденіи отъ смерти, мы не скорбели чрезмерно, если смерть похищаетъ отъ насъ любимыхъ лицъ, а ждали весьма желанной надежды воскресенія. Прошу твою дивность (ϑαυμασιότητα) разсудить это и побеждать скорбь печали — темъ более, что существуютъ общіе побеги ваши (дети) и доставляютъ вамъ всякій поводъ къ утешенію. Итакъ, будемъ восхвалять мудро управляющаго делами нашими (Бога) и не станемъ прогневлять Его неумеренностію стенаній. Какъ мудрый, — Онъ знаетъ, что полезно, и какъ все благой, — устрояетъ намъ это.

Опытъ показалъ намъ, что красноречивейшій ораторъ Афанасій действительно таковъ, какимъ представляли его письма твоего богочестія. Ведь у него языкъ украшаютъ разсужденія, къ украшенію же разсужденій служатъ (его добрые) нравы, а все вместе осіяваетъ вера. Посему, боголюбезнейшій, всегда доставляй намъ это и знай, что такимъ сообщеніемъ ты исполнилъ насъ радостію.

Природа, какъ старейшая, предшествуетъ воле, но воля побеждаетъ природу: ясное свидетельство сего — красноречивейшій ораторъ Афанасій. Хвалясь, темъ, что имеетъ родиною Египетъ, онъ не воспринялъ надменности того народа, но въ образе жизни отличается кротостію. При всемъ томъ, онъ самый горячій любитель всего божественнаго; посему онъ провелъ съ нами много дней [19], надеясь извлечь отсюда какую–нибудь пользу. Я же, — какъ ты, боголюбезнейшій, знаешь, — самъ стараюсь пріобретать это отъ другихъ, впрочемъ, не по нежеланію подавать просящимъ: — не скупость, а недостатокъ мешаетъ делать это. Итакъ, пусть молитъ твое преподобіе (ὁσιότης), чтобы распространившаяся ο насъ слава действительно оправдывалась, дабы не только говорилось обо мне что–либо достохвальное, но и свидетельствовалось это делами.

Распространяющіе этотъ величайшій слухъ думали имъ совершенно огорчить насъ, считая его самымъ худшимъ вестникомъ. Но мы, по божественной благости, и слухъ этотъ приняли съ радостію и испытанія ждемъ съ готовностію: — всяческая скорбь, постигающая меня ради божественныхъ догматовъ, для меня въ высшей степени любезна; ибо мы веримъ въ истинность обетованія Владыки: недостойны страсти нынешняго времене къ хотящей славе явитися въ насъ (Рим. 8, 18). Да и чтó говорю я о наслажденіи будущихъ благъ? Еслибы даже сражающимся за благочестіе не предлежало совсемъ никакой награды, то и одной истины, самой по себе, достаточно, чтобы побудить любящихъ ее со всею радостію принимать опасности за нее. Свидетель сказаннаго — божественный Апостолъ, выразительно восклицающій: кто ны разлучитъ отъ любве Христовыя [20]? Скорбь ли, или теснота, или гоненіе, или гладъ, или нагота, или беда, или мечь? Якоже есть писано [Псал. 43, 23], яко Тебе ради умерщвляеми есмы весь день: вменихомся якоже овцы заколенія (Рим. 8, 35–36). И уча, что онъ не ожидаетъ какого–либо воздаянія, но единственно любитъ Спасителя, онъ тотчасъ же присовокупляетъ: но во всехъ сихъ препобеждаемъ за Возлюбльшаго ны Христа [21] (Рим. 8, 37). Присоединилъ онъ нечто и другое, въ чемъ самымъ яснымъ образомъ обнаружилъ свое сердечное желаніе: известихся бо, — говоритъ онъ, — яко ни смерть, ни животъ, ни Ангели, ни [22] силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможетъ насъ разлучити отъ любве Божія, яже о Христе Іисусе Господе нашемъ (Рим. 8, 38–39). Воззри, другъ, на пламя этой любви апостольской, взгляни на огонь этой горячей преданности. He ожидаю, — говоритъ онъ, — что принадлежитъ Ему, но только Его одного желаю, и не могу погасить этой любви, а — напротивъ — охотно решился бы лишиться благъ настоящихъ и будущихъ и сейчасъ потерпеть всякую скорбь и опять перенести ее, чтобы сохранить неугасимымъ этотъ пламень. И не только говорилъ, но и совершалъ это сей божественный мужъ и повсюду — и на суше и на море — оставилъ памятники своихъ страданій. Взирая на него и другихъ (подобныхъ ему): патріарховъ, пророковъ, апостоловъ, мучениковъ, священниковъ, — я считаю весьма радостнымъ то, что почитаютъ печальнымъ. Признаться сказать, мне стыдно предъ теми, которые, не будучи научены сему, но руководимые одною природой, прославились въ состязаніяхъ за добродетель. Вотъ и Сократъ, сынъ Софрониска, обвиненный по клевете и пренебрегши лжесловесіемъ обвинителей, при тяжкихъ обстоятельствахъ показалъ мужество, восклицая: «Анитъ и Мелитъ казнить меня могутъ, но повредить мне не въ силахъ» [23] И ораторъ изъ дема Пэаніи (Демосфенъ), соединявшій любомудріе съ ораторскимъ красноречіемъ, выразилъ то же мненіе какъ для людей своего времени, такъ и последующаго: «Смерть — конецъ жизни для всехъ людей, еслибы даже кто–нибудь сталъ проводить ее, заключившись въ клетку. Добрымъ людямъ должно совершать все хорошее, имея благую надежду — мужественно переносить все, что бы ни послалъ богъ» [24]. И старейшій этого историкъ (— разумею сына Олора —) между многими достохвальными изреченіями написалъ и следующее: «посылаемое богами нужно переносить по необходимости, а случающееся отъ враговъ — мужественно» [25]. Да и чтó говорить о философахъ, историкахъ и ораторахъ? Даже те, кто считалъ мифологію выше истины, присоединили къ своимъ сказаніямъ много полезныхъ увещаній. Такъ, напримеръ, Гомеръ заставляетъ въ своихъ стихахъ мудрейшаго изъ грековъ (Одиссея) такими словами возбуждать себя къ мужеству:

Въ грудь онъ ударилъ себя и сказалъ раздраженному сердцу:

Сердце, смирись; ты гнуснейшее вытерпеть силу имело [26].

Кто–нибудь легко могъ бы привести и другое, подобное этому, и изъ поэтовъ, и изъ ораторовъ, и изъ философовъ; но намъ достаточно и божественныхъ словесъ на всякую пользу.

Я же привелъ и это, чтобы показать, какъ весьма постыдно уступать предъ учениками природы темъ, кто воспринялъ пророческое и апостольское наставленіе, уверовалъ въ спасительное страданіе и ожидаетъ воскресенія телъ, избавленія отъ тленія, дара безсмертія и царства небеснаго.