Эра Зигмара: Омнибус - Дэвид Гаймер

С боем пробившись к Фистуле, Витан взглянул на оррука, всё ещё умиравшего у ног его владыки. Кожистая оболочка продолжала сморщиваться, а жиденькие её остатки облипали вокруг костей.

— Он будет недоволен. Этот — бесполезен.

Фистула презрительно усмехнулся. Витан был достаточно стар, чтобы биться вместе с Косписом Булем с самого начала, но ему недоставало амбиций, чтобы не дать затмить себя человеку, за которым он теперь следовал в бой.

— Я здесь не для того, чтобы рыться в отбросах и я здесь не ради Буля, — сказал Фистула.

Они не могли насытиться одной лишь славой прошлого.

Фистула изучал последствия неудачи тзинчитского чемпиона. Воины обоих сторон наполнили ущелье от края до края буйством красок и звуков. Даже небо отреагировало на яркую схватку, бубонная мгла, что застелила владения Буля, стала болезненно бирюзовой из-за надвигающегося облака тзиничитского огня, что следовало за боевой ордой с севера. Скрюченные деревья, покрытые обнажёнными нагноениями, теряли чёрную листву, цепляясь за горный хребет. Их прибивало к земле встречными ветрами.

Фистула вздрогнул, хотя не мог сказать почему. Его глаза сузились.

Что-то пряталось под нависающим лесным пологом. Фистула мельком заметил силуэт, или скорее намёк на него. Скорее ощущение, чем что-то, что он мог позднее описать и с уверенностью заявить, что оно было реально. Ему почудились длинные одеяния, худощавая фигура, но наиболее явным было чувство того, что за ним наблюдают очень, очень многочисленные скопления глаз. За одно мгновение всё исчезло.

След присутствовавшего существа обладал неким едва осязаемым обаянием, и никак не исчезал полностью, пока Фистула вглядывался наваждению вослед и запечатлевал ореол его силы в своём разуме.

Он потряс головой, стянул шлем, попутно отдирая благословенные струпья, и стёр кровь оррука со своей безволосой головы.

Чувство, что за ним наблюдают, осталось, оно было как раздражающий вопрос в глубине сознания. Он чувствовал, что его оценивают, но для чего — Фистула сомневался, что у него хватит ума постичь это. Впрочем, это его не беспокоило. Оскалив зубы в предвкушении, владыка порчи воздел меч, подавая знак к нападению. Его собственное прославление было единственным, что имело значение.

Пускай наблюдает. Пускай оценивает.

III

Клетч Струпокоготь вытянул руки в стороны, в то время как раб-скавен опустил ему на плечи тяжёлый посольский плащ клана Риккит. Он был немного жарковат для надоевшей сырости Трупных Топей, и вызывал зуд в труднодоступных местах, что было странно для столь благородной одежды. Блохи, жившие в этом плаще, передавались от жреца к жрецу на протяжении двух сотен лет, и теперь были выносливыми потомками тех, которые выжили под воздействием всего кланового арсенала ядохимикатного колдовства.

Денщик нырнул Клетчу под руку и бочком прошаркал вперед.

Раб был нагим, за исключением его собственной вшивой шерсти и клейм клана и владельца, но это успокаивало Клетча лишь отчасти. По его мнению, было много иных неожиданных мест, куда целеустремлённый убийца мог спрятать оружие. Его жёлтые глаза сверлили голову раба. Из глотки негодника вырвался визг, когда он несколько раз прищемил палец, в панике пытаясь застегнуть у плаща воротник из крысиной кости. Клетч заволновался, стоило рабу начать суетиться.

Было слишком жарко. Неприятный яркий зелёный свет варп-каменных жаровен вокруг низкого навеса был слишком ярким. Пряный запах же, который они издавали, чтобы отогнать вонь, был слишком тошнотворно-сладким.

— Сколько-долго до полнолунья? — спросил Клетч у чумного монаха, сидевшего у стены шатра за его спиной.

— Скоро-скоро.

Пегая шкура Скурфа вся была испещрена оспинами, и настолько лишена волос из-за его собственных постоянных почёсываний, что монах походил на птицу, которую ощипали не до конца и выкинули. Замшелый словоносец поставил когтистое перо на кусок пергамента из человеческой кожи, на котором составлял список всех недугов, которые они встретили с тех пор, как прибыли в Трупные Топи и пожал плечами. — Остался один час, я думаю-полагаю.

Клетч беспокойно подвигал плечами. — Что-то вот-вот случится-произойдёт. Я чувствую-чувствую это своими когтями.

— Я тоже это чую-чувствую, — согласился Скурф, всегда готовый согласиться.

Раб метнулся к обитому медью сундуку, стоящему открытым у внутренней стены навеса, и вернулся с посохом Клетча с навершием из варп-камня. Пробурчав упрёк, Клетч выхватил посох у раба. Почувствовав себя немного лучше, он втянул воздух, приоткрыв рот, чтобы его распробовать. Помимо вони разложения и его собственных следов жизнедеятельности, которые он пытался скрыть, оставалось очень мало запахов, но каким-то образом он знал, знал, что помимо них троих под навесом есть кто-то ещё.

— Хочешь-желаешь вернуться домой? — спросил Скурф.

— Нет, — ответил Клетч, имея в виду “да”. — Владыки клана не вознаградят нас, если мы вернёмся с пустыми лапами. Молниевые люди ударили по ним сильно-жёстко во многих-разных местах. Владыки клана в отчаянии. И они… принимают плохие решения, когда в отчаянии.

Раб прибежал обратно, неся бутылку, полную зеленовато-красного напитка, который он наливал в кубок. Из стакана пошёл дымок, едва жидкость коснулась стенок. Раб склонил голову, предлагая выпивку. Клетч строго посмотрел на него. Вздохнув, тот поднёс стакан к губам и сделал пробный глоток.

Клетч забрал у закашлявшегося раба кубок, собрался с духом, и опрокинул в себя его содержимое. Он скорчился, глотку спёрло, мускусная железа сжалась; высунув язык, скавен проверещал: — Гадость!

— Лучшие-лучшие зелья на вкус — худшие, — понимающе согласился Скурф.

Некогда клан Риккит был частью клана Чумы, но затем обвал туннелей на путях между мирами не отделил их от братьев. Они всё ещё сохраняли старую устойчивость к болезням и ядам, но осторожная крыса — здоровая крыса.

— Так или иначе, всё это пустая трата времени, — сказал Скурф, вновь берясь за перо и окуная его в потрошёного чернильного жука, всё ещё подрагивавшего на столе. Поскребя по пергаменту, он продолжил. — У него много воинов, но это уже не тот Коспис Буль, которого боялся мой выводок, когда я был маленьким-молоденьким.

Клетч не был так убеждён. Буль мог заставить мир превозносить его на протяжении тысячелетия или двух, если бы захотел, в этом он был уверен. И, если Буль окажется кем-то менее значимым, нежели тираном из клановых легенд, в таком случае Клетч был рад, что не он был посланцем, отправленным договариваться с Повелителем Хворей.